Стрельцам со страху сил добавилось, так что гребли они втрое ретивее. Судно грузно переползло гребень волны и ухнуло вниз, набирая скорость, а следом уже шла следующая волна, и Рожин знал, что число им – семь и каждая будет больше и злее предыдущей.

Когда волны все же прошли и струг, покачавшись в штиле, застыл, борта его дрожали, вибрировали, словно это не судно, а загнанная лошадь замерла посреди дороги, дрожа всем телом и силясь не рухнуть замертво. От напряжения у Рожина перед глазами плыли алые пятна, и все, что он мог разглядеть, это фигуру пресвитера Никона. На фоне слепяще-белых холмов Белогорья пресвитер в черной рясе стоял во весь рост, разведя в стороны руки, превратив себя в крест, и, еще не осознав, что беда миновала, продолжал вещать молитву:

– …Распятого Господа нашего Иисуса Христа, во ад сошедшего, и поправшего силу диавольскую, и даровавшего нам Крест Свой Честный на прогнание всякого супостата! Да укрепит нас во вере и во силе Животворящий Крест Господень! Аминь!

Крест православия шел в земли иноверцев, и ничто не могло остановить это движение. В ту секунду Рожин вдруг понял, что отец Никон весь шторм вот так простоял крестом на палубе, и река его тронуть не посмела, а потому слушал пресвитера с благоговейным трепетом и даже подумал: уж не молитва ли священника их уберегла?.. Но следом толмач разглядел, что отец Никон привязан к мачте канатом, и испытал разочарование.

Ведомому судну повезло меньше. Мурзинцев поздно осознал угрозу, и его струг не успел развернуться носом к волне. Вал врезался в борт под углом. Судно резко накренилось, выкинув за борт двух гребцов. Волной смыло шлюпку; по левому борту у Васьки Лиса сломалось весло; засвистели лопнувшие канаты такелажа. Но струг устоял, не опрокинулся, хотя волна развернула его почти поперек удара. Следующие две волны гребцы пытались развернуть судно носом к валу, но они лишились двух гребцов по правому борту, а на левом Васька Лис все никак не мог вставить в весельный порт запасное весло. Стихия швыряла судно, как берестяной завиток, и на шестой волне, когда струг вскарабкался на гребень, оборвались последние ванты, рей крутнулся вокруг мачты и раскрученным гасилом отлетел в сторону, а сама мачта, потеряв опоры, качнулась туда-сюда и вдруг лопнула. Перевалив гребень, струг полетел вниз, и вслед за ним, как копье катапульты, летела мачта. Она пробила и палубу, и корпус, завалилась, с треском ломая настил палубы и планширь, и в завершение разрушений раскроила череп стрельцу Ивану Никитину. Последняя волна не смогла опрокинуть судно, с пробитым бортом струг быстро набрал воду и от того отяжелел, осел. Когда судно Рожина пришло на помощь, струг Мурзинцева сидел в воде почти по планширь. Стрельцов, выкинутых за борт, нигде не было видно, зато вокруг, куда хватало глаз, река пестрела обломками обшивки, щепами, обрывками канатов. Плавали там и бочонки с водкой, кубышки с жиром и маслом, кузова с сухарями. Мешки с зерном, плавучестью не обладая, ушли на дно рыбе на корм.

Уцелевшие перебрались на струг Рожина. Перенесли тело стрельца Никитина, к тому моменту испустившего дух, и те немногие запасы, которые не расшвыряло волнами. Отошли от покалеченного судна. Около часа сновали меж обломков, вылавливая провизию. Подобрали рей и шлюпку. С отчаянием всматривались в темную воду, надеясь разглядеть тела товарищей, но так никого и не нашли – Обь забрала их безвозвратно.

Мурзинцев был настолько мрачен, что стрельцы опасались на него глаза поднять, сопели, молчали, только отца Никона было слышно – стоя на носу, он молился о душах утопших.

Струг Мурзинцева, лишившись балласта, ко дну не пошел. Бросать его не стали, зацепили за бушприт канатом и потащили к берегу. Из-за обузы гребли еще часа два; пошло мелководье. Рожин теперь был на носу. С лотом в руках он мерил глубину, отдавал маневровые команды. К самому берегу подойти все равно не удалось, метров за двадцать бросили якорь, добрались на шлюпках.

Покалеченный струг решили оставить здесь. Чтобы выволочь его на берег и залатать пробоину, требовалась помощь, которую, кроме как в Самаровском яме, взять было негде. Так что судно затащили на мель и закрепили, привязав канаты к близстоящим деревцам. Мурзинцев дал стрельцам час на отдых. Путники повалились в траву, помалкивали; никто не решался заговорить первым.

– Мы что, Обь пулей пролетели? Прозевали, как в море вышли? – наконец не выдержал Васька Лис. – Откуда такие штормы на реке?

– То не шторм, ветра ж не было, – заметил Демьян Перегода.

– В полный штиль река волны подняла, – закивал Недоля, соглашаясь с казаком. – Нечистая сила, не иначе. Водяного козни.

Сотник поднял на толмача тяжелый взгляд.

– Что скажешь, Рожин? Что это было-то? – тяжело спросил он, неторопливо жуя левый ус.

Толмач оглянулся на Мурзинцева, ответил:

– Поступь Куль-отыра, должно быть. Агираш на капище в бубен бьет, а Куль-отыр под землей отзывается, шаг сделает – Обь стеной встает.

– Должно быть? – переспросил сотник.

– Откуда ж мне знать, я к Куль-отыру в вогульскую преисподнюю не спускался, – Рожин пожал плечами.

– А это еще кто такой, Куль-отыр? – спросил Игнат Недоля.

– Сатана вогульский, разве не понятно?! – отчего-то разозлился Васька Лис. – Ты, Игнат, порою тупее полена!..

– Отставить! – устало, но веско скомандовал сотник, увидев, что Недоля уже поднялся Лису затрещину отпустить. – Беречь силы, отдыхать.

Недоля коротко на товарища ругнулся, плюхнулся на место, спросил задумчиво:

– А может, и вправду живет под землей великан?

– Чего?! – Лис поморщился, скосил на товарища глаза.

– Мне дед так сказывал: встарь люди были божики, а мы люди тужики, а позднее еще будут люди пыжики: двенадцать человек соломинку будут поднимать так, как прежние люди поднимали такие деревья, что нынешним и ста человекам не поднять.

– Ты об чем это? – не понял Ерофей Брюква.

– О том, что народишко мельчает, что не ясно-то? – ответил за Недолю Васька Лис, Игнат кивнул, продолжил:

– Богатыри-великаны раньше везде жили, так, может, тут остались?..

– Великанов за версту видать, – отрезал Ерофей Брюква. – Байки о них давно бы до Тобольска дошли. Что ж не слышно про них?

– Богатырь на то и богатырь, чтоб по земле открыто ходить да бесов в честном бою побеждать, – пробасил отец Никон. – А ежели он под землей прячется, какой же из него витязь! Это сатана нам козни чинит. Ну да сила молитвы любую преграду сломит!

– Кости Митьки да Андрюшки Обский старик уже обглодал, наверно, а Никитин вон, бедолага, перед Богом без башки предстанет, – мрачно, с затаенной злобой произнес Васька Лис. – Что ж, владыка, твоя молитва их не уберегла?

– А потому и не уберегла, что мало в них веры было! – гаркнул пресвитер, распаляясь. – Ты, небось, дурачина, придумал себе, что коли крестик нательный тебе на шею надели, то того и достаточно?! Крещение – то только врата, а за ними до спасения еще длинный-предлинный путь. И путь тот тернист и ухабист, понеже без веры твердой, как железо-булат, в пути том обязательно сгинешь!

– Булат твердый, кто ж спорит, токмо хрупкий, в морозы ломается, – пробурчал себе в бороду Васька Лис.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.