На этом конгрессе лидеры немецких социал-демократов, убежденные сторонники участия в выборах, Вильгельм Либкнехт[64] и Август Бебель, показали себя непримиримыми противниками анархистов, так же, как это случилось ранее в Первом Интернационале. При поддержке Элеоноры Эвелинг, дочери Маркса, считавшей анархистов «сумасшедшими», они провели свои решения и постановили исключить участие во всех будущих конгрессах всех, каких бы то ни было, «антипарламентариев».

Позднее в работе «Государство и революция» Ленин протянул анархистам букет, в котором розы прикрывали шипы, отдавая им должное перед социал-демократами. Он упрекал последних в том, что они «оставили анархистам монополию критики парламентаризма» и обозвали эту критику «анархистской». Нет ничего удивительного в том, что пролетариат парламентских стран, которому надоели и опротивели такие социалисты, все более и более переносил свои симпатии на анархизм. Социал-демократы приписывали анархистам любую попытку сломать хребет буржуазному государству. Анархисты «метко» указали «на оппортунистский характер идей о государстве, исповедуемых большинством социалистических партий».

Маркс, опять же, по мнению Ленина, согласен с Прудоном в том, что оба они стоят за «ломку нынешней государственной машины». «Эту аналогию между марксизмом и анархизмом Прудона и Бакунина оппортунисты не желают видеть». Социал-демократы затеяли дискуссию с анархистами «немарксистским» образом. Их критика анархизма сводится к чисто буржуазной банальности: «Мы признаем государство, а анархисты — нет!» Таким образом анархисты находятся в выгодном положении и могут ответить этой социал-демократии, что она отступает от своего долга, заключающегося в революционном воспитании рабочих. Ленин бичует антианархистскую брошюру русского социал-демократа Плеханова,[65] «крайне несправедливую к анархистам», «софистическую», «полную грубых рассуждений, стремящихся доказать, что нет разницы между анархистом и бандитом».

В 1890-е гг. анархисты зашли в тупик. Оторванные от мира рабочих, монополизированного социал-демократами, они замыкались в маленьких сектах, запирались в неприступных башнях из слоновой кости, бесконечно пережевывая положения все более нереалистической идеологии или же совершали и поддерживали индивидуальные акты террора, все больше подвергаясь репрессиям и преследованиям.

Кропоткин одним из первых раскаялся и признал тщетность и бесплодность «пропаганды действием». В 1890 г. он утверждал в серии статей, «что надо быть с народом, который требует не отдельного действия, а присутствия людей действия в своих рядах». Он предостерегает от «иллюзии, что можно победить коалиции эксплуататоров с помощью нескольких килограммов взрывчатки». Он проповедует возврат к массовому синдикализму, зародышем и распространителем которого был Первый Интернационал: «громадный союз, объединяющий миллионы пролетариев».

Для того чтобы оторвать рабочие массы от одурачивающих их мнимых социалистов, анархисты считали своим насущным долгом проникновение в профсоюзы. В статье «Анархизм и рабочие профсоюзы», опубликованной в 1895 г. в анархистском еженедельнике «Les Temps nouveaux» («Новые времена»), Фернан Пеллутье излагает новую тактику. Анархизм прекрасно может обойтись без динамита, он должен идти в массы для того, чтобы распространять в самых широких кругах анархистские идеи, а также чтобы вырвать синдикальное движение из узкого круга корпоративной системы, в которой оно до сих пор прозябало. Профсоюз должен стать «практической школой анархизма». Разве эта лаборатория экономической борьбы, оторванная от предвыборного соперничества и управляемая анархически, не является организацией одновременно революционной и либертарной, единственной, способной уравновесить и уничтожить пагубное влияние социал-демократических политиков? Пеллутье связывал рабочие профсоюзы с либертарным коммунистическим обществом, остающимся конечной целью анархистов: «В день, когда разразится революция, не выступят ли они в качестве почти либертарной организации, готовой сместить существующий порядок и фактически уничтожить политическую власть, организации, каждая из частей которой контролирует средства производства, управляет своими делами, управляет сама собой со свободного согласия ее членов?»

Позднее, на международном анархистском конгрессе в 1907 г., Пьер Монат заявил: «Синдикализм (…) открывает анархизму, слишком долго замкнутому в себе, новые перспективы и надежды». С одной стороны, «синдикализм (…) вернул анархизму чувство его рабочего происхождения, а с другой стороны, немало способствовал популяризации идеи прямого действия и направлению рабочего движения на революционный путь». На том же съезде, после довольно бурной дискуссии, была принята обобщающая резолюция, начинающаяся следующим принципиальным заявлением: «Международный анархический конгресс рассматривает синдикаты одновременно как боевые организации в классовой борьбе за улучшение условий труда и как союзы производителей, способные послужить преобразованию капиталистического общества в анархическое коммунистическое общество».

Но не без труда силились анархо-синдикалисты направить либертарное движение по новому, избранному ими пути. Сторонники анархической «чистоты» питали к синдикалистскому движению сильное недоверие. Они упрекали его за то, что оно слишком приземленно, слишком практично. Они обвиняли его в том, что ему нравится пребывать в капиталистическом обществе, что оно является его неотъемлемой частью, замыкается на сиюминутных требованиях. Они оспаривали его притязание на то, что оно сможет само разрешить социальную проблему. На конгрессе 1907 г. Малатеста, резко возражая Монату, утверждал, что для анархистов рабочее движение есть средство, но не цель: «Синдикализм есть, и всегда будет, лишь законническим и консервативным движением без какой либо иной достижимой цели кроме улучшения условий труда (да и то под вопросом!)» Будучи ослеплено преследованием сиюминутных выгод и преимуществ, синдикальное движение отвлекает рабочих от последней и решительной борьбы: «Рабочих надо не столько призывать к прекращению работы, сколько к ее продолжению, но на свой собственный счет». И, наконец, Малатеста предостерегает от консерватизма профсоюзной бюрократии: «В рабочем движении бюрократ и чиновник представляют собой опасность, сравнимую лишь с парламентаризмом. Анархист, согласившийся стать освобожденным работником и получать зарплату от синдиката, потерян для анархизма».

На это Монат возражал, что синдикальное движение, как любая человеческая деятельность, безусловно, не лишено недостатков: «Я вовсе не собираюсь их скрывать, поскольку считаю, что лучше, чтобы они всегда были на виду, чтобы можно было на них реагировать». Он признавал, что профсоюзный бюрократизм вызывал жесткую, зачастую оправданную критику. Но он возражал против упрека в намерении принести анархизм и революцию в жертву синдикализму: «Как и для всех, собравшихся здесь, анархизм есть наша конечная цель. Но, поскольку времена изменились, мы также изменили нашу концепцию движения и революции (…). Если бы вместо того, чтобы высокомерно критиковать прошлые, настоящие и даже будущие пороки синдикализма, анархисты плотнее занимались своей деятельностью, любая возможная опасность для синдикализма была бы навсегда предотвращена».

Яростный гнев сектантов от анархизма не был совсем уж беспочвенным. Но та разновидность синдикатов, которую они осуждали и отвергали, принадлежала уже минувшей эпохе: синдикаты, вначале чисто и узко корпоративные, а затем идущие на поводу у социал-демократических политиков, распространились во Франции за годы, последовавшие за подавлением Коммуны. Синдикализм же классовой борьбы, возрожденный проникновением в него анархо-синдикалистов, представлял для «чистых» анархистов другое неудобство: он якобы формировал свою собственную идеологию, был «самодостаточным». Его наиболее яркий представитель, Эмиль Пуже,[66] утверждал: «Превосходство синдиката над прочими формами объединения личностей заключается в том, что в нем дело частичных улучшений и более решительное дело социального преобразования ведутся одновременно и параллельно. Именно потому, что синдикат отвечает этому двойному стремлению (…), нимало не принося настоящее в жертву будущему, а будущее — настоящему, именно поэтому синдикат предстает как объединение par excellence».