Сара Дессен
ВТОРОЙ ШАНС
Посвящается любимой маме Синтии Дессен, ставшей моей первой проводницей в мир женщин, и моей маленькой девочке, Саше-Клементине, благодаря которой открываются новые стороны, казалось бы, до конца познанного мира
1
Электронные письма каждый раз начинались одинаково:
Вам не бросается в глаза второй восклицательный знак? Мама не преминула бы заметить, что он отдает излишней напыщенностью. Лично меня он раздражает, впрочем, как и все, что касается моей мачехи Хайди.
«Как проходят последние деньки в школе? Надеюсь, отрываешься на всю катушку!!
У нас все хорошо! Осталось закончить пару дел, а там, глядишь, и твоя сестренка родится. В последнее время она что-то сильно расшалилась — пинает меня изнутри, как настоящая каратистка! Я пока нянчусь со своим магазинчиком (если можно так выразиться) и обустраиваю детскую комнату. Ой, она просто прелесть! Вся в розовых и шоколадно-коричневых тонах! Высылаю фотографию детской с письмом, так что полюбуйся сама на это великолепие!
Твой папочка, как всегда, по уши в работе — дописывает книгу. Мне порой кажется, что мы будем видеться чаще, когда придется полуночничать с младенцем!
Очень надеюсь, что ты все-таки приедешь погостить у нас после окончания школы. Вот было бы здорово! Ты не представляешь, каким незабываемым это лето стало бы для всех нас! Приезжай в любое время, мы ждем тебя!
С любовью,
Хайди, а также твой папочка и внутриутробная малышка!»
До чего же утомительно читать подобные послания! Отчасти из-за восторженного тона — такое ощущение, будто кричат прямо в уши. Отчасти из-за самой Хайди. Как бы это сказать… Она представляет собой воплощение излишней напыщенности и действует на нервы уже потому, что существует на белом свете. Одно упоминание о Хайди раздражает меня с тех пор, как она завела роман с моим отцом, забеременела и вышла за него замуж в прошлом году.
Любопытно, но подобный поворот событий совсем не удивил маму. Наоборот, со дня развода она пророчила, что не пройдет и года, как отец «закрутит интрижку со студенткой». В возрасте Хайди, а ей сейчас уже двадцать шесть лет, у мамы тоже родился первенец — Холлис (а два года спустя, кстати, на свет появилась я). Пожалуй, на этом сходство между двумя женщинами и заканчивается. Да что тут сравнивать?! Мама широко известна в ученых кругах как прекрасный филолог и является непререкаемым авторитетом в области литературы эпохи Возрождения, особенно если речь идет о роли женщины. Ну а Хайди… просто Хайди! Мачеха принадлежит к категории дамочек, помешанных на уходе за внешностью, как будто в жизни нет ничего важнее педикюра, маникюра, мелирования волос и прочей ерунды. Их интересы ограничиваются последними фасонами одежды и высотой шпилек на туфельках. Но самое ужасное, что они отличаются маниакальной склонностью строчить подробные электронные отчеты всем знакомым без исключения, даже если письма не вызывают у адресатов ответного восторга.
Ухаживание отца за молодой студенткой надолго не затянулось и спустя два месяца после их знакомства завершилось «имплантацией». Именно так мама окрестила беременность Хайди. В одночасье папа из бессменного мужа профессора Виктории Уэст и автора единственного нашумевшего романа (кстати, сейчас он больше известен на кафедре склочным характером, а не выдающимися научными работами) превратился в счастливого молодожена, с нетерпением ожидающего пополнения в семействе. Кроме того, отец получил новую должность декана на кафедре литературы в Уэймар-Колледже, в небольшом прибрежном городке. И началась у него новая жизнь, с чистого листа! А осталось ли в ней местечко для меня — не рискую проверять, несмотря на то что папа и Хайди настойчиво приглашают меня в гости.
Из соседней комнаты доносится громкий взрыв смеха, сопровождаемый звоном бокалов. Это мама в очередной раз устраивает прием для своих аспирантов, которых трепетно опекает. «Ах, нам так не хватает культуры общения!» — восклицает обычно эта удивительная женщина в начале вечера, который из официального обеда неизбежно перетекает в шумные пьяные дискуссии о литературе.
На часах уже десять тридцать вечера. Я неслышно приоткрываю дверь спальни и выглядываю в коридор, ведущий на кухню. Там, во главе огромного обеденного стола, с бокалом красного вина в руках восседает мама, а вокруг стайкой вьются восхищенные поклонники из числа аспирантов. Молодые мужчины жадно ловят каждое ее слово о Кристофере Марло и женщинах его времени, если я правильно уловила суть разговора.
Вот очередной пример поразительных противоречий в мамином характере: она изучает роль женщин в литературе, а на деле их сильно недолюбливает. Возможно, потому, что большая часть прекрасной половины завидует ее уму. У мамы один из самых высоких показателей интеллекта, благодаря которому процветает ее научная деятельность: четыре изданные книги, бессчетное количество статей в журналах и, как результат, звание доктора наук с постоянным местом на кафедре. Да и внешностью ее Бог не обидел: какой мужчина устоит перед высокой эффектной брюнеткой с длинными иссиня-черными волосами, свободно струящимися по плечам (только они никак не подчиняются жесткому контролю мамы). По вышеперечисленным причинам, как понимаете, на приемы редко захаживают аспирантки, а если уж и заглянут в наш дом, то во второй раз не появляются.
— Доктор Уэст, — обратился к маме один из аспирантов. Неброский пиджак, всклоченная шевелюра, толстые линзы в темной оправе выдают в нем типичного «ботаника». — Вам непременно следует развить высказанную мысль и изложить в статье. Она просто замечательная!
Прежде чем ответить, мама неторопливо отпила глоток вина, изящным движением отбросив с лица непослушные пряди.
— Ах, нет! — В ее голосе появилась волнующая хрипотца, свойственная заядлым курильщикам, хотя мама не выкурила в жизни ни одной сигареты. — Мне едва хватает времени, чтобы поработать над книгой, а за нее, по крайней мере, обещают заплатить. Впрочем, можно ли эти деньги назвать достойным гонораром?!
Снова раздался подобострастный смех.
Вот так всегда! Маму хлебом не корми, дай только пожаловаться на мизерные доходы от изданных университетской типографией книг, сплошь имеющих научную ценность. И это в то время, когда «легкомысленная макулатура для домохозяек», по ее словам, приносит огромные прибыли. В мамином понимании, даже отправляясь на отдых к морю, каждый образованный человек обязан брать с собой полное собрание сочинений Шекспира и в придачу к нему пару томиков эпических стихов, так, на всякий случай…
— И все же, — с неожиданным рвением продолжил Ботаник, — это восхитительная идея! Я мог бы… гм, помочь вам и стать соавтором, если не возражаете.
Мама гордо вскидывает голову, поднимает бокал вина и, сузив глаза, нарочито елейным тоном произносит в наступившей тишине:
— Какое милое предложение! Но дело в том, что я ни с кем не соавторствую, как и не завожу дружеских или иных отношений на кафедре. Видите ли, я чересчур эгоистичная особа.
Даже из своего удачно выбранного укрытия я видела, как Ботаник сконфуженно хватает ртом воздух, стыдливо краснеет и тянется к бутылке вина, пытаясь скрыть замешательство. Какой, однако, простофиля, мелькнула мысль, пока я толкала локтем дверь. Задумал тягаться с мамой, да еще хочет завязать с ней долгие и надежные деловые отношения! С ней такие фокусы не пройдут! В конце концов, мне ли не знать.
Через десять минут я выскользнула в боковую дверь, зажав туфли под мышкой, и села в свой автомобиль. В соседних домах давно утихли голоса, улицы почти обезлюдели, даже в витринах магазинов царила беспросветная мгла, и только в закусочной «У Рэя» всю ночь горят яркие огни. Небольшой ресторанчик с обилием неоновых вывесок и вечно липкими столами — единственное заведение в городе, открытое круглые сутки триста шестьдесят пять дней в году. С тех пор как меня мучает бессонница, я приезжаю сюда, занимаю отдельный столик и провожу ночи напролет, читая книги или готовясь к занятиям. Правда, каждый час до самого рассвета приходится добавлять по доллару чаевых к стоимости сделанного заказа.
