Недооценка способностей Шарлотты была слишком явной. Тем не менее она встала, намереваясь спокойно обдумать то, что услышала. Ее пощипывал страх, да и возбуждение Эмили было чрезмерным.

На следующий день Питт снова пошел на Калландер-сквер, чтобы поговорить со слугами из оставшихся двух домов. Он смог сделать это только после обеда, когда те вернулись после выходных из деревень.

Достопочтенный Гарсон Кэмпбелл был младшим сыном из богатой семьи, принадлежащей к высшему обществу. Образ жизни соответствовал его положению. В четвертом часу дворецкий препроводил инспектора в комнату позади гостиной, и он по очереди встретился с каждым из слуг. Его расспросы уже не были неожиданностью. Ведь новости буквально поджидали их на ступенях дома, преподнесенные посудомойкой, малолетней служанкой либо мальчиком-коридорным, которые буквально разрывались от желания поделиться событиями, изрядно их приукрашивая.

Питт не узнал ничего нового и уже собирался уйти, когда буквально столкнулся с хозяйкой дома. Мэрайя Кэмпбелл была привлекательной женщиной около сорока лет, с широким добродушным лицом и красивыми карими глазами. Она была занята своим семейством, которое, как она сразу же сообщила Питту, состояло из сына Альберта и двух дочерей — Виктории и Мэри. Она выразила глубокое искреннее сожаление, узнав о цели его визита. Очевидно, слухи еще не достигли ее ушей. Она попросила Питта говорить потише, чтобы дети не услышали.

— Уверяю вас, мэм, я не желаю, чтобы дети ведали о таких вещах, — вежливо ответил Питт.

Он решил пока не говорить, что, если кто-то из детей упомянет деталь, касающуюся этого дела, он не будет возражать и выслушает. На детей весть о смерти действует гораздо меньше, чем на взрослых. И редкий ребенок не обладает даром врожденного любопытства и не выпытает у слуг мельчайшие подробности случившегося, настоящие или выдуманные, чтобы вставить их потом в пересказ.

— Спасибо, — вежливо ответила миссис Кэмпбелл. — Детям такое ни к чему, — она посмотрела в окно, — это пугает их. Вокруг так много безобразных и вредных вещей. Самое малое, что мы можем сделать, — защитить их.

У инспектора Питта было на этот счет совершенно противоположное мнение. Он полагал, что чем дольше люди прячутся от правды, тем сложнее будет смириться с ней, когда жестокая действительность прорвется через все барьеры и снесет тщательно выстроенную систему существования, как плотину на реке. Томас открыл было рот, чтобы поспорить, сказать, что мало-помалу происходит привыкание к боли и принятие правды жизни, — но затем вспомнил о своем положении. Полицейские не дают советов по воспитанию детей титулованным особам с Калландер-сквер. Они и вовсе не должны рассуждать.

— Боюсь, мэм, дети могут услышать об этом от слуг, — сказал он как можно мягче.

Женщина неодобрительно посмотрела на него:

— Я смогу предупредить такой вариант. Слуга, который упомянет об этом деле при детях, потеряет работу.

Питт мысленно пожалел молодую, беззаботную, болтливую девушку, которая могла уступить детским расспросам или, возможно, клюнуть на мелкую подачку, — и тотчас потерять жилье и работу. Молодость не защитит ее от жизненных невзгод.

— Естественно, — печально согласился он. — Но есть другие слуги в этом квартале. И другие дети.

Томас ожидал услышать гневный выговор, но вместо этого миссис Кэмпбелл взглянула на него грустно и устало:

— Конечно, мистер… Питт. Так вы назвались? Дети рассказывают друг другу такие ужасные истории… Но, я уверена, вы не будете никого пугать без необходимости. У вас есть дети?

— Еще нет, мэм. Моя жена ожидает нашего первенца.

Он сказал это с гордостью, даже немного хвастливо, и ожидал ее одобрения. Но лицо хозяйки не осветилось улыбкой, оставаясь по-прежнему грустным.

— Надеюсь, она хорошо все это перенесет. Чем я еще могу помочь вам?

Томас был несколько растерян и чувствовал сильную усталость, словно из него выкачали воздух.

— Благодарю вас. Мне пора идти. Потребуется много времени, чтобы раскрыть преступление. Если мы вообще его раскроем. Но на сегодня это все.

— Приятного вечера, мистер Питт. Дженкинс проводит вас до двери.

— И вам приятного вечера, мэм. — Инспектор слегка поклонился и вышел к ожидавшему его дворецкому, а затем через переднюю дверь — на покрытую листьями площадь.

Дом Доранов был совершенно не похож на остальные здешние дома. Он был невероятно загроможден фотографиями, вышивками, сухими цветами под стеклом или в глиняных горшках, а также свежесрезанными цветами в раскрашенных вазах. Там были также по крайней мере три птицы в клетках, обрамленных бахромой с колокольчиками.

Дверь открыла горничная средних лет. Она составляла исключение из общего правила. Даже при самом изощренном воображении нельзя было сказать, что ее выбрали за внешние данные. Единственное, у нее были ровные белоснежные зубы, а голос оказался глубок и мягок, как девонширское масло.

— Мы ждали вас. — Она говорила спокойно, с легким юго-западным акцентом. — Мисс Летиция и мисс Джорджиана пьют чай. Наверное, вы захотите сначала побеседовать с ними. О деле, конечно. — Не дожидаясь ответа, горничная развернулась и направилась во внутренние покои. Закрыв двери, инспектор проследовал за ней.

Летиция и Джорджиана пили чай. Джорджиана разлеглась в шезлонге. Она была худющая, ну просто кожа да кости. Однако ее наряд, розовато-лиловый с серым, выглядел восхитительно. Чай был сервирован на круглом столике с тремя ножками. Чашка стояла возле локтя Джорджианы. Она рассматривала Питта без неприязни.

— Так вы полицейский? Какое странное создание. Умоляю, не будьте грубы со мной. Я чрезвычайно чувствительна. Я страдаю.

— Я вам очень сочувствую. — Питт с трудом контролировал выражение лица. — Надеюсь, что побеспокою вас очень ненадолго.

— Вы уже побеспокоили меня, но я отнесусь к этому снисходительно. Это ведь необходимо. Я Джорджиана Дафф. А это… — она указала на чуть более молодую и полноватую копию самой себя в другом кресле, — моя сестра Летиция Доран. Именно она — тот человек, который имеет несчастье владеть домом в таком ужасном районе. Точнее, я бы назвала это недальновидностью. Так что все вопросы лучше адресовать к ней.

— Разумеется. Миссис Доран, я снова приношу мои извинения. Уверен, вы понимаете, что нам необходимо опросить слуг, особенно молодых женщин во всех домах, расположенных вокруг площади.

Летиция моргнула.

— Само собой, мы понимаем, — опять вступила в разговор Джорджиана. — Это все, что вы хотели нам сказать?

— Я хотел просить вашего разрешения побеседовать со слугами, — ответил Питт.

Джорджиана фыркнула:

— Вы же все равно это сделаете.

— Я предпочел бы проделать это с вашего позволения, мэм.

— Не называйте меня «мэм». Я этого не люблю. И не стойте, возвышаясь надо мной, словно башня. У меня от этого кружится голова. Сядьте, или у меня будет припадок!

Питт сел, едва сдерживая смех.

— Благодарю вас. Так вы позволите поговорить с вашими слугами? — Он посмотрел на Летицию.

— Да. Я полагаю, что да. — Миссис Доран чувствовала себя неловко. — Пожалуйста, постарайтесь не расстраивать их. Так трудно в наши дни найти хорошую замену. А бедняжка Джорджиана нуждается в постоянном тщательном уходе.

Питту пришла в голову мысль, что «бедняжка Джорджиана» вполне способна сама о себе позаботиться и что, даже если разверзнутся хляби небесные, эта девушка будет выглядеть аккуратной и ухоженной.

— Как скажете. — Он снова поднялся и поспешно двинулся к двери, чтобы уйти, пока Джорджиана не почувствовала себя ущемленной его присутствием. Но уже почти перед выходом спросил: — Вы увольняли кого-нибудь из слуг в конце прошлого года? Были ли молодые женщины, которые ушли со службы?

— Нет, — ответила Летиция быстро. — У нас постоянный персонал уже в течение нескольких лет. Год за годом — один и тот же.