Когда Джекоб нашел четырнадцатую рану, до него дошло, что он до сих пор не видел ничего подобного. В воздухе висела густая смесь запахов мертвого тела, карболовой кислоты и спирта. Молодой детектив следил за манипуляциями патологоанатома расширенными от ужаса глазами и прикрывал рукой рот – очевидно, испытывая приступ тошноты.

Брайс заметил маленькую букву «Х» на левом плече женщины. Позже он сфотографирует ее. Будучи страстным приверженцем теории Вирхова[1], Джекоб приготовил несколько маркированных стеклянных сосудов для внутренних органов покойницы, которые следовало поместить в них после исследования и взвешивания. Однако вскоре выяснилось, что два сосуда останутся незаполненными. Он взглянул на детектива.

– Не были ли какие-нибудь части тела унесены с места преступления? Может быть, их упаковали и забрали куда-нибудь для исследования… или случайно оставили?

Следователь, явно заволновавшись, на секунду задумался.

– Нет. Я ничего такого не заметил, – сказал он наконец.

– Вы тщательно осмотрели место преступления? Ничего там не забыли?

– Да… да… Я уверен, все было сделано как положено.

«Может быть, печень и почки женщины съели либо утащили крысы или собаки?» – подумал Брайс. Маловероятно, что такое могло произойти всего за полчаса. Но за это время органы мог удалить и сам убийца. Да, Джекоб действительно еще не видел ничего подобного, хотя о чем-то похожем слышал.

Он бросил взгляд на настенные часы. До появления в офисе инспектора Маккласки, которому он должен был сообщить о происшествии, оставалось пять часов.

– Да будет вам. У этого дарвиниста явно не все дома. – Виконт Линхерст взболтал бренди в стеклянной колбе и добавил: – Он наверняка произошел от обезьяны. Мы же стоим на более высокой ступени развития.

Имея перед собой столь образованную аудиторию в лице двух ведущих лондонских хирургов – сэра Томаса Колби и Эндрю Мэйтланда, – виконт счел необходимым высказать свое мнение на этот счет.

– Посмотрев на любого из моих слуг, этого не скажешь, – заметил Мэйтланд.

Линхерст рассмеялся, в то время как Колби сохранял серьезное выражение лица.

– Не знаю, не знаю. Ежедневно при проведении вскрытий я вижу одно и то же. Каждый орган находится на одном и том же месте – печень, желудок, селезенка, – как и каждая косточка, каждый сустав, вплоть до мизинца. – Томас поднял вверх свой мизинец. – И на вашем месте я не стал бы столь поспешно сбрасывать это со счетов.

– Непонятно, – Линхерст похлопал себя ладонью по лбу. – Вроде всё на месте. И Дарвин толком не объяснил, каким образом обезьяна могла…

Виконт замолчал, увидев, что к ним приближается клубный швейцар.

– Извиняюсь за вторжение, джентльмены, – поклонился он посетителям клуба. – Сэр Томас, срочный звонок.

Колби развернул сложенный вдвое лист бумаги, лежавший на серебряном подносе, и вздохнул:

– Прошу прощения, я отлучусь на минуту.

Он прошел вслед за швейцаром в вестибюль и взял телефонную трубку. Ответивший на другом конце провода комиссар полиции Грейлинг без лишних слов сразу перешел к делу:

– Еще один случай. – Последовало молчание. Грейлинг не знал, то ли это шок, то ли сэр Томас просто его не услышал. – Сходный с восемью предыдущими, – добавил он.

– Где? Опять в Уайтчепеле? – заговорил наконец хирург.

– Нет. Вы не поверите. За океаном, в Нью-Йорке.

Но Колби был не особенно удивлен. Поскольку последнее убийство произошло больше года назад, Потрошитель, похоже, либо попал в тюрьму, либо умер, либо уехал.

– Кто там занимается расследованием? – спросил Томас.

– Маккласки. – Понизив голос на октаву, комиссар добавил: – Но это не имеет значения, вам нужно отправляться туда как можно скорее.

– Понятно. Осмелюсь предположить, он вряд ли просил о моем приезде.

– Он не просил. Просил я. Ваш опыт в расследовании подобных преступлений бесценен. Вполне возможно, что это убийство, совершенное под копирку. Как вам известно, пресса уделила этим случаям значительно больше внимания, чем нам хотелось бы. Но если между ними действительно существует связь, то у нас в пассиве все еще восемь нераскрытых убийств.

Колби не нужно было напоминать об этом. Последние три года стали самым трудным периодом в его профессиональной жизни. Число убийств, приписываемых Потрошителю, варьировалось от пяти до одиннадцати, но, по мнению Томаса, между восемью из них существовала определенная связь. Никогда еще ни одно расследование не вызывало такого ажиотажа среди публики, чему в немалой степени способствовала газета «Флит-стрит», жаждавшая увеличения числа читателей.

– На теле опять оставлена метка, – сообщил Грейлинг. – Маленькая буква «Х» на левом плече.

– И что?

– Может быть, это Потрошитель, а может быть, и нет. Мы не узнаем этого, пока не ознакомимся со всеми деталями.

– Понятно. – Колби вздохнул. – Дело в том, что через две недели у меня важный доклад в Королевском хирургическом колледже, и мне просто необходимо быть здесь в это время. Я смогу поехать только потом.

– Не уверен, что это дело может ждать так долго – не говоря уже о политических проблемах. Маккласки опять начнет разглагольствовать по поводу нашей некомпетентности. Вы не можете отложить свое выступление?

Хирург принялся перебирать в памяти мероприятия своего весьма насыщенного графика: церемония официального введения в должность сына в Королевской военной академии в Сандхерсте, приглашение на ужин с танцами от лорда и леди Нортбруков, куда он не мог не пойти, поскольку в противном случае навлек бы на себя гнев супруги…

– Боюсь, я не смогу поехать, – вздохнул он снова.

– Очень жаль. Мне придется сообщить Маккласки это печальное известие – или, с его точки зрения, скорее радостное. Он, вне всякого сомнения, обрадуется, узнав, что мы не будем принимать участия в расследовании и теперь у него будут все основания для разговоров о нашей некомпетент…

– У меня есть предложение, – перебил комиссара Колби, которому внезапно пришла в голову новая мысль. – Один из моих студентов четыре месяца назад уехал в Нью-Йорк. Тяжело заболела его любимая тетка, заменившая ему мать. Он мог бы заняться этим делом вместо меня.

– А он достаточно компетентен?

– Более чем. Можно сказать, это мой главный протеже. Из всех моих студентов он один сумел идентифицировать ключевые связи в деле Потрошителя, и без всяких подсказок. Просто поразительно – как будто он знал этого человека лично!

– Понятно.

Сэр Томас услышал в голосе собеседника едва различимые нотки сомнения. Он предпочитал думать, что пятно, имевшееся на репутации его протеже, характеризует личную жизнь, а не компетентность молодого человека – и поэтому едва ли стоит упоминания.

– И, разумеется, я смогу предоставить ему дополнительную консультацию телеграммой или письмом из Лондона, – добавил он.

– Да… полагаю, такой вариант нас устроит, – сказал Грейлинг после паузы. – Но если до него в Лондоне дошли какие-либо слухи, скажите ему, чтобы он не делился ими с инспектором Маккласки, а то так можно все испортить. Кстати, как его имя?

– Джеймсон. Финли Джеймсон.

– Мистер Джеймсон… Мистер Джеймсон!

Голос отразился слабым эхом, словно прозвучал в конце туннеля. Спустя мгновение Финли Джеймсон увидел перед собой морщинистое лицо китайца и осознал, где он находится. Вдыхая тяжелый запах опиума и благовоний, молодой человек некоторое время не мог понять, висит ли туман в воздухе или стоит у него перед глазами.

– Мистер Джеймсон… здесь Лоуренс. Говорит, у него срочное послание для вас. Впустить его?

Итак, пришел его помощник Лоуренс Биделл. Финли сел в постели, потирая ладонями голову. Когда-то, во время учебы в университете, у него была копна густых кудрявых светлых волос, но теперь, коротко стриженные, они казались более темными.