На глаза ей ложится шелковая лента, и она чувствует, как доктор бережно завязывает эту полоску у нее на затылке. Она пытается посмотреть сквозь черную ткань, но ничего не видит. Дыхание ее учащается. Теперь Белль точно знает, чего хочет доктор, но каждый раз, когда он приходит к ней, ее охватывает волнительное ожидание, лишь только повязка ложится на глаза. Какой внимательный мужчина. Он дает ей возможность предаваться фантазиям, пока сам воплощает свою.

Доктор осторожно укладывает Белль на спину. Берет ее правую лодыжку и отводит в сторону ногу. Стаскивает подвязку и медленно снимает чулок. Она чувствует, как он этим чулком привязывает ее ногу к стойке кровати. Узел не крепкий, следов не оставит, но в то же время достаточно сильный, чтобы она почувствовала напряжение. Теперь он отводит ее вторую ногу, снимает чулок и привязывает к другой стороне стойки. Она лежит на спине, ее ноги самым откровенным образом раздвинуты буквой V. Руки ее он оставляет свободными. Доктор любит, когда она ногтями впивается в его спину. Интересно, как он объясняет происхождение этих царапин жене? Но, возможно, он сейчас находится здесь, с нею, именно потому, что супруга больше не видит его обнаженного тела.

Она слышит, как доктор перемещается по комнате. Она знает, что он смотрит на нее, выставленную напоказ, раскрытую для него. Он начинает выбирать инструменты, думая о ней. Тут ей бы стоило испугаться, но она не боится. Руки у нее свободны, и она в любое мгновение может без труда развязать себя, если захочет. Однако у нее нет желания снимать повязку с глаз или развязывать чулки на лодыжках.

Она чувствует вес доктора, когда тот забирается на кровать и нависает над ней.

– Думаю, у меня есть то, что тебе поможет, – шепчет он.

– Пожалуйста, доктор, помогите, – отвечает она.

– Где болит? – спрашивает он.

Она поднимает руку и кладет его ладонь себе на живот.

– Здесь.

Он не спешит, и от напряженного ожидания ее живот судорожно сокращается. Прикоснется ли он к ней холодным инструментом? Но нет, она чувствует на коже его теплые губы, и напряжение сменяется облегчением. Он массирует руками ее живот.

– Где еще болит, Белль?

Она поднимает руку к груди и касается своего соска.

– Здесь.

Он убирает ее руку и начинает очень нежно целовать сосок, одновременно играя с ее второй грудью. Теперь Белль тает в исцеляющих руках доктора. Из-за повязки на глазах она не видит его, что придает происходящему еще больше эротизма. Белль представляет мужчину, который делает это с ней не просто для удовлетворения своего желания, а потому, что любит и желает доставить ей удовольствие. Она знает: доктор не любит ее, но сейчас это не важно. Он стал мужчиной из ее мечты, совершенным любовником, которого она надеется когда-нибудь найти.

– Где еще у тебя болит, Белль? – прочувствованно произносит доктор.

Она кладет руку между раздвинутых ног.

– Здесь, доктор. Здесь очень болит.

– Сейчас тебе станет лучше, Белль, – обещает доктор.

Он поцелуями медленно прокладывает дорожку от ее соска, через грудь и живот. Потом касается губами лобка, пока не доходит до того места, где лежит ее рука. Он берет ее, нежно целует и отводит в сторону. Вот уже он касается ее внизу. Помогает ей, как он выражается. Этот мужчина – превосходный любовник. Каждый раз, когда она встречает его жену, ей хочется поздравить ее. Доктор целует Белль все глубже и глубже, пальцами осторожно помогая себе продвигаться. Несмотря на повязку, Белль закрывает глаза. Она привязана к кровати, но чувствует себя вольной птицей. Дроздом. Ей слышится его пение. Засевший внутри нее дрозд с наслаждением выводит трели, пока доктор ласкает ее языком.

«В миг экстаза я превращаюсь в дух», – думает Белль.

Этот дух, эта энергия – ее сущность – огнем горит в крови. Она заряжает Белль, пока доктор подводит ее все ближе и ближе к краю. Она представляет себе, что сейчас с ней рядом другой мужчина. Она пока его не знает. Он всего лишь фантазия, но Белль почти уверена: скоро он появится. Мужчина, который может сделать для нее все.

Доктор отрывается от нее.

– Как ты теперь себя чувствуешь, Белль? – спрашивает он.

– Немного лучше. Но, доктор, вы можете сделать так, чтобы я не заболела снова?

– Разумеется, дорогая, – вежливо отвечает доктор. В следующую секунду она чувствует, как он входит в нее, и она стонет от удовольствия.

– Так лучше?

– О да! – выдыхает она.

– Умница, – говорит он, начиная ускорять ритм.

Она знает, что теперь доктор входит в мир собственных фантазий. И она тоже уходит, далеко-далеко от этой комнаты в Венеции. Она пребывает в особенном месте, где-то вне измерений реального мира, в небесах и на морском дне. И в то же время находится в некой маленькой комнате, крошечном темном чулане вожделения. Она запирает дверь, оставив мысли снаружи, и позволяет физическим ощущениям извлечь себя из телесной оболочки, так, что оказывается на самом краю, на отрезке тонкой грани между затишьем и бурей. Она держится там так долго, как только может, но ее хватает лишь на несколько секунд, и потом, уступая перед непреклонным напором доктора, она достигает пика. Доктор не останавливается, ни на секунду, продолжая ритмично двигаться, пока она извивается под ним, он вонзается в нее все глубже и глубже. Она знает: он уже с головой ушел в свою собственную игру, и чувствует, что толчки его становятся все более жадными, горячими, быстрыми. Ноги ее не движутся, но она приподнимает верхнюю часть тела и впивается ногтями в его спину. Доктор рычит от удовольствия, и, когда она еще глубже вдавливает пальцы в его кожу, громко вскрикнув, кончает.

Белль стоит у открытой стеклянной двери. Раздуваемые ветром занавески обволакивают ее нагое тело. Она смотрит, как доктор гребет веслами, быстро удаляясь. Черный чемоданчик стоит в лодке рядом с ним. Он снова превратился в делового человека. Кто бы мог подумать, чем любит заниматься этот благообразный доктор в свободное от спасения жизней время? Она полагает, что, возможно, отчасти тоже является доктором. Помогает своим клиентам сбросить груз и обрести удовлетворение, недоступное им в браке или в отношениях с другими женщинами. Она сравнивает себя с одной из самых известных венецианских куртизанок, Вероникой Франко, которая была cortigiana onesta[4], мудрой проституткой, умом которой мужчины восторгались не меньше, чем ее мастерством в любовных утехах. Вероника Франко поставила знак равенства между добродетелью и интеллектуальной чистотой. Белль тоже не чужда высоких устремлений: ей хотелось бы писать стихи. Она пытается сочинить что-то в уме. Разум инстинктивно рождает польские слова, а не итальянские, и горизонт узкого канала превращается в мимолетный образ знакомого с детства леса. Высокие сосны тянутся ввысь, покачиваются на ветру, шепчут ей… Воссоздав эти ощущения, ее разум заставляет тело чувствовать.

Я двигаюсь. Ветви и хвоя, бросающие тень на мое сердце, колышутся.

Во времена Вероники Франко, в шестнадцатом веке, быть проституткой не считалось зазорным. Поэтому, как рассудила Белль, и она не распутница, просто распаляет воображение своих клиентов, тем самым помогая им относиться к своим женам лучше. Разве плохо, что они приходят к ней, добровольной и увлеченной участнице любовного действа, вместо того, чтобы заставлять себя ложиться в постель к холодным женам или невестам? Она в этом деле искусна, так почему не поделиться собой, когда ей того хочется? Она надеется, что найдется такой мужчина, который поймет это. Если хочешь любить Белль, предоставь ей свободу.

Она поворачивается и смотрит на кровать. Простыни все еще смяты после их любовных игр. Доктор оставил увесистую пачку банкнот на подушке. Этого более чем достаточно, чтобы оплатить аренду квартиры на месяц вперед. Трудно поверить, но прошло уже больше года после ее первого удивительного перевоплощения в Белль в день маскарада. Несколько недель она безуспешно пыталась забыть о том, что с ней произошло. Ощущения, испытанные в тот вечер, не покидали ее ни на минуту. Воображаемые пальцы прикасались к ней, она чувствовала его тело в своих руках, и это доводило ее до грани. Ее терзал неутолимый любовный зуд.