Уже к полудню они добрались до райцентра, расплатившись с Андреем Павловичем и, связавшись с Чебурашкой узнали, что должны немедленно прибыть в Москву. Трудное, но благородное дело ждало их.

…Ветер гнал по воде легкую рябь. Дуремар стоял на набережной, подняв воротник старомодного плаща, и перебирал пальцами висящую на груди пробирку, внутри которой ползала большая муха с обрезанными крыльями.

– Хороший денек! – приветствовал его подошедший сзади Карабас.

– Ветер… – безучастно ответил Дуремар. – Он сдувает все, что попадается на пути, рано или поздно он и нас сметет в преисподнюю.

– Что-то ты сегодня грустный.

– Знаешь, всю ночь мне не давал покоя один вопрос. Почему дети так часто думают о смерти? Почему так любят устраивать похороны для бездомной кошки или замершего голубя? Наконец, почему рыдают по ночам под одеялом, чувствуя ее неумолимое приближение? Я не нашел ответа. А теперь говори, зачем ты меня позвал?

– Запахло хорошими деньгами, Дуремар.

– Деньги? Я люблю деньги.

– На, угощайся, – Карабас протянул Дуремару банку сгущенки. – Ты помнишь, как мы расстались четыре года назад?

– Да, – сухо ответил Дуремар, принимая угощение.

– Пойми меня правильно. После того, как ты посадил Мальвину на иглу и продал ее в публичный дом, я вынужден был уйти в тень.

– Ты предал меня.

– Я не предал, я затаился. А иначе мы оба могли пострадать. Но теперь мы должны позабыть старые обиды. Перед нами появились новые возможности.

– Интересно, какие?

– Помнишь деревянного мальчишку по имени Буратино? Во-первых, мы можем получить с него хорошие денежки. Я запер его папашу у себя и получу выкуп.

– Как все сложно, – удивился Дуремар, наблюдая, как пытается выбраться на скользкий бетонный парапет котенок, выброшенный с моста злыми мальчишками.

– Ничего сложного. Я проворачивал дела и покруче. Буратино где-то в Шотландии. Мои люди ищут способ довести до него информацию о похищении Карло.

– А не проще ли отвернуть голову старому пердуну Карло, напилить реек из его сыночка и спокойно взять наши денежки?

– Ты рассуждаешь, как школьник. Думаешь, Буратино хранит несколько сот тысяч фунтов стерлингов в кармане своей бумажной курточки? Наверняка уже вложил в какое-нибудь дело. И потом, ты напрасно думаешь, что я затеял всю эту бодягу из-за его вшивых денег.

– А что же еще?

– У меня появились сильные покровители. Ты не представляешь масштабов того дела, которое мы сейчас проворачиваем. Этот городишко Москва будет у меня вот здесь, – Карабас потряс своим волосатым кулачищем. – А потом и вся страна.

– Я сейчас тресну от восторга, – вяло пробормотал Дуремар.

– Извини, пока не могу всего рассказывать, – продолжал Карабас, не обращая внимания на иронию. – Но у нас будет настоящая власть и настоящие деньги. Сейчас я просто скупаю недвижимость. А скоро я стану повелителем подземелий. Я буду везде, но никто не узнает где именно.

– А я-то здесь причем?

– Мне могут помешать эти ублюдки – друзья Буратино. Двое уже у меня на хвосте – Чебурашка и крокодил Гена, которого мы не успели убить на Мальте. Как я и задумывал, узнав о моих планах относительно Карло, они слетаются в Москву, как мухи. Вот и прекрасно – их можно прихлопнуть одним ударом. И сделаешь это ты!

Дуремар смотрел на Карабаса с легким испугом и шевелил губами.

– Но почему ты не спрашиваешь, сколько ты получишь за это? – удивился Карабас.

– А какая разница, если все мы одинаково подохнем. А сколько я получу?

Карабас нервно засмеялся и протянул пухлый пакет.

– Вот здесь три тысячи долларов. Еще семь получишь, когда сделаешь дело. Ну а дальше – как знать. Будь с нами и ты не пожалеешь.

Дуремар смотрел на деньги и глаза его едва не лопались от жадности.

– И не дрейфь! Если что – похороны за мой счет.

Карабас хлопнул его по плечу, забрал сгущенку, которую тот так и не смог открыть и сел в машину.

Дуремар отвернулся к реке. Он представил себе, как всадит пулю в живот Чебурашке. Он уже давно мечтал это сделать.

Шура Сироткин, про которого все уже забыли, проснулся только к вечеру. Течение несло его среди неведомых берегов. Он отхлебнул из бутылки немного браги, но не согрелся.

В голубых сумерках блеснули и исчезли какие-то огни. Не было сомнений, что лодка приближается к большому городу. Вскоре справа потянулись скучные серые пристани. Сироткин выловил из воды кусок доски и начал осторожно подгребать к берегу. Через несколько минут лодка ткнулась в бетонный выступ набережной, что окаймляла пустынный городской парк. Шурик выбрался на берег и осмотрелся. Первое и последнее, что он увидел, были двое патрульных сержантов с резиновыми дубинками и рациями.

– Очень хорошо, что я вас встретил! – обрадовался Шурик. – Я обладаю информацией, имеющей решающее значение для всей страны. Прошу немедленно связать меня с ближайшим подразделением госбезопасности…

Было видно, что патрульных эти слова сильно огорчили. Они переглянулись.

– Ну что, свяжем товарища, раз он просит?

– Да ладно, так дотащим…

Изумленного Шурика взяли под локоток.

– Ну, пойдем. Сейчас будет тебе и госбезопасность, и ЦРУ, и даже Организация Объединенных Наций.

…В отделении было холодно и пустынно. Худосочный дежурный с большой родинкой на щеке с дикой тоской глядел в глаза Сироткину и слушал его бессвязный говор.

– Я за ними когда погнался, они грузовик угнали. Стойте, говорю, и ружье достал. Ну они, понятно, перепугались, а потом как что-то в голову ударило, я – раз! – и в овраге.

– Дыхни-ка, – попросил дежурный. – Посмотрим, что тебе в голову ударило.

Шура дыхнул.

– Ясно. А документы есть?

– Да нет же! Кто ж с собой на такие дела документы носит? Даже партизаны, когда на задание шли, оставляли и документы, и награды…

– А ты, стало быть, партизан? Нехорошо… Партизаны чужих лодок не воруют.

– Ну я ж не крал! Меня бандит туда спихнул.

– Ну это понятно… Покажи-ка, что у тебя в кармане.

Шура хотел возразить, но вовремя одумался. В конце концов, право на личный досмотр они имеют.

Дежурный с тревогой наблюдал, как на столе вырастает куча всевозможных проволочек, увеличительных стеклышек, непонятных железочек, шнурочков и прочей дребедени. Недопитая бутылка увенчала груду этого хлама.

Дежурный с крайне озадаченным видом поскреб шею и подвел итог разговору.

– Ну, значит так. В нетрезвом виде, без документов, на ворованной лодке… Придется твоей партизанской душе потомиться в наших застенках. До выяснения личности мы тебя задерживаем.

Первые секунды Шурику хотелось возражать, спорить, отстаивать законные права, но вдруг он понял – сопротивление бесполезно. Он сдал шнурки и ремень и поплелся в подвал, где были камеры для таких, как он.

Когда стальная дверь захлопнулась за Шуриком и глаза его привыкли к темноте, он разглядел в углу на нарах кучу тряпья. Куча шевельнулась, отхаркалась и, чуть приподнявшись, уставилась на Шурика.

– А ну, сынок, включи свет, – сказала куча, свесив с нар ноги.

Сироткин зашаркал по стене в поисках выключателя.

– Да нет же, сынок, лампочку закрути.

Когда яркий свет залил камеру, куча оказалась коротеньким гражданином с бритой головой и золотыми зубами.

– Ну, рассказывай, мил человек, кто таков, как сюда попал?

Шурик сел, откинувшись на колючую стену.

– Политический я… – ответил он с горечью. – За правду страдаю.

Они помолчали.

– Понятно, – с сочувствием сказал гражданин. – И за какие же государственные преступления тебя арестовали? Разглашение нецензурных слов возле винного магазина? Или проникновение под чужую юбку путем ее насильственного свержения?

– Партизан он! – заорал охранник, который подслушивал разговор через глазок. – Террористический акт путем подкладывания бутылки с брагой начальнику дежурной смены.