– Нет, у меня были другие надежды, – с достоинством ответил Хрюша. – Да, я никогда не скрывал, что мне многое не нравилось здесь. Мне не нравилось, когда эта мымра в студии с поганой улыбочкой говорила всей стране: «Дорогие телезрители, по вашим многочисленным просьбам вместо американского боевика сегодня мы повторяем трансляцию очередного пленума ЦК КПСС»…

– Хоть бы мне не брехал, – оборвал его Степашка. – За колбасой ты в Америку ехал. И за красивой жизнью. Наплевать тебе было на дорогих телезрителей.

– Ваш спор так же беспредметен, как поиск мозга в заднице, – рассудил их Филя. – Если бы мы не уехали, то валили бы сейчас кедры в Сибири-матушке. А потому, давайте-ка заниматься делом.

В первый дом их просто не пустили. Во втором им пришлось выслушать несколько неприятных слов в свой адрес, прежде чем их конкретно послали. И лишь в третьем дверь им открыла дородная белобрысая девка и икнул от удивления, прокричала:

– Ой, это ж не Колька!

– Колька просил передать, что у него заело кардан, – не растерялся Хрюша. – Пустите погреться.

В хате было сухо и уютно. Белобрысая девка, которая оказалась дочкой хозяев, ускакала кормить теленка, а ее мать подкладывала гостям картошечки и спрашивала, что нового в мире.

Гости же, не владея информацией о новых ценах на хлеб и сахар в Москве, могли рассказать только об очередном перевороте в Намибии и о падении курса акций «Биг Электрик» на фондовой бирже.

– А муж у вас есть? – закидывал удочку Хрюша.

– Все у нас есть, – приветливо отвечала хозяйка. В деревне часто рады неожиданным гостям. – Спит он.

– А, к примеру, машина у вас имеется?

– Да какая там машина… На бульдозере в райцентр за хлебом ездим.

За стеной послышался скрип кровати, простуженный кашель, и муж хозяйки, шлепая босыми пятками по полу, показался в дверях. Он обвел комнату мутным взглядом и, не задавая лишних вопросов, вышел. Через полминуты он вновь появился, неся большую бутыль с мутной самогонкой, и присоединился к компании.

– Это муж мой, Андрей Павлович, – сказала хозяйка.

Андрей Павлович оказался человеком немногословным, однако, чем меньше в бутыли оставалось зелья, тем общительнее он становился, и, наконец, за столом завязался непринужденный народный разговор, слушая который иной любитель русской словесности пришел бы в неописуемый восторг.

– Трактор мой в ремонте, – сказал хозяин, когда друзья посвятили в свои проблемы. – Раздели его немножко – гусеницы сняли, пускач, еще там кое-что. Ремонт на неделю.

– Мы деньги заплатим, – успокоил его Степашка.

– Да на кой черт мне твои деньги! Мне водка нужна. Водка – это все: дрова, шифер, инструмент… А деньги у нас у самих имеются.

– Что же делать?

– А делать вот что. Автобус уже неделю не ходит – распутица. Пешком дойдем до Маковки, там гараж. Берете в магазине полтора ящика водки – один ящик мужикам, чтоб трактор к утру сделали, остальное – мне. Переночуем у моего свояка.

Вариант был не самый лучший, но единственный. Друзья отдохнули часок и Андрей Павлович пошел одевать сапоги.

До Маковки было не более трех километров, но то были километры на пределе человеческих возможностей. Дождь почти прекратился, но от этого было не легче. Друзья медленно пробирались мимо гниющих картофельных буртов, утонувших в грязи машин и комбайнов, и лишь через два часа увидели на горизонте почерневшую кирпичную трубу.

– Почти пришли, – констатировал Андрей Павлович. – Это скульптурная фабрика – наша достопримечательность. Мастерские в той стороне, но мы сначала зайдем в магазин за водкой.

Магазин – приземистое здание из красного кирпича – стоял аккурат посреди большой желтой лужи. За водкой решили послать Степашку, который имел неосторожность похвастаться непромокаемыми ботинками.

Минут через десять он вышел, неся два ящика водки и зачерпывая своими непромокаемыми ботинками грязную воду.

– Ну и крыса ваша продавщица, – возмущенно сказал он Андрею Павловичу. – Зачем, говорит тебе столько, да кто такой, да и вообще, больше двух в одни руки не даем…

– Да не… – ответил Андрей Павлович. – Зинка – баба нормальная, ей только с мужем не повезло…

– Сколько ты за это денег отдал? – поинтересовался Филя.

– Каких еще денег! – возмущению Степашки не было предела. – Пусть спасибо скажет, что жива осталась.

В мастерские Андрей Павлович зашел один. Друзья хорошо слышали пронзительный голос старшего мастера, который из последних сил доказывал:

– Ну нет у меня запчастей, Палыч! Ну как тебе объяснить? Ну нету, понимаешь?! Ну что я могу сделать…

Однако, услышав про ящик водки, он призадумался и вскоре сказал, что постарается.

– Никаких «постараюсь»! – строго предупредил его Андрей Павлович. – Чтоб к утру машина была на ходу. – И повел друзей знакомиться со свояком.

Свояка звали Митрич. Он оказался приветливым и общительным человеком, и оставшийся ящик водки пришелся как нельзя кстати.

Под вечер Митрич сводил всех на скульптурную фабрику, где сам работал формовщиком. Прогуливаясь между колченогих гипсовых пионеров и пионерок, доярок с волевыми железобетонными лицами, рабочих, угрожающе наклонивших свои молоты и ковши, Хрюша наткнулся на группу статуэток, совершенно поразивших его эстетическое воображение.

Это были миниатюрные фарфоровые изделия, изображающие обнаженные женские фигуры. Женщины были, как на подбор, задастые и кряжистые, но каждая хранила свою неповторимую индивидуальность. Блестящие таблички у подножия каждой гласили: «Женщина, ремонтирующая телефон-автомат», «Женщина, препарирующая скунса», «Женщина, обменивающая валюту» и так далее.

Пока зачарованный Хрюша смотрел на эти произведения, сзади подошел Митрич:

– По спецзаказу делали, – пояснил он. – Один богатый человек из Москвы заказывал. Большие деньги заплатил.

– Из Москвы? – удивился Хрюша.

– Да, у него здесь вроде как дача…

– А с кого делали эти статуэтки?

– С Зинки и делали. Той, что в магазине…

Ночь прошла беспокойно. В мастерских не смолкали удары кувалдой и треск электросварки. Около двух Филя был разбужен странным гулом. Он вышел на крыльцо и увидел, что по деревне идет большая автоколонна. Могучие тягачи тащили какие-то огромные круглые корпусы, затянутые в брезент. Звезды выглядывали из поредевших туч и отражались в стеклах машин.

А утром пришло время идти в мастерские. Андрей Павлович вошел первым и… остолбенел. Среди железок, инструментов и станков лежали вповалку уставшие за ночь мужики. А посреди стоял плод их полночного труда.

Сказать, что это был бульдозер – означало бы солгать. Да, когда-то он был им. Но видимо, старший мастер так и не нашел запасных гусениц, зато нашел четыре больших колеса от трактора «Беларусь». И с двигателем тоже было что-то не так: уж очень он напоминал приводной механизм парового пресса. Не говоря уже о мелочах: самолетный штурвал вместо рулевых рычагов, ржавый ствол от пулемета вместо выхлопной трубы.

В углу зашевелился старший мастер.

– Вот, – гордо сказал он и похлопал свое произведение по радиатору парового отопления, установленного вместо масляного радиатора. – Всю ночь старались.

Однако, видя, что лицо Андрея Павловича сохраняет напряженное выражение, он забеспокоился.

– Договаривались, что б машина на ходу была, так? Ничего не знаю, ребята, ящик водки, как договаривались, – он поправил деревянный бочонок с опилками, заменявший, очевидно, воздушный фильтр. – Я предупреждал, что запчастей нет…

– Ладно… – сказал Андрей Павлович после долгой паузы. – Ладно, иди, забирай свою водку.

Как ни странно, сработанный за ночь монстр действительно двигался. И когда грязная дорога поползла навстречу, настроение у друзей заметно поднялось. К тому же выглянуло долгожданное солнышко, влага начала подсыхать, и даже Хрюша избавился от своего ностальгического уныния и принялся назойливо доказывать Степашке, что израильский автомат «узи» куда лучше советского АПС. Филя же забился в угол кабины и тщетно силился дать оценку происходящему.