Кропотов откинулся в кресле, разглядывая меня сквозь прищур. На его губах играла лёгкая улыбка. Внезапно он подался вперёд, резко приблизив лицо ко мне.

– Откуда у вас деньги, гражданин Колпин? – резко выдохнул он.

Его бросок вперёд был столь неожиданным, что я слегка опешил.

– Откуда у вас взялось столько денег? Отвечайте! – В голосе Кропотова лязгнул металл.

Я взял себя в руки. Несколько секунд колебался, не спросить ли, какие деньги он имеет в виду. Потом решил, что только потеряю время. Пожал плечами и сказал как можно более небрежно:

– Выиграл в лотерею. Повезло.

– В лотерею?! – Голос следователя сорвался в змеиное шипение. – В лотерею, говорите?

Я кивнул, стараясь быть спокойным.

Кропотов вновь откинулся в кресле, расстегнул пуговичку на воротнике. Шея его раскраснелась. Он помассировал себя в области затылка и заговорил неожиданно спокойным голосом:

– Забавный вы человек, Платон Сергеевич. Смотрите, как интересно у нас получается. Разбивается по невыясненным причинам самолёт. Из всех находившихся на борту людей у одного вдруг оказывается парашют. И он совершает прыжок. Ни разу, заметьте, до этого не прыгав. Из гражданского, заметьте, лайнера, не приспособленного к тому, чтобы с него десантировались люди. Человек этот не размазывается набегающим воздухом по крылу самолёта, не попадает прямиком в двигатель, не задыхается в разреженной атмосфере, не замерзает там, наверху. Человек этот благополучно приземляется в безлюдном районе и по земле добирается до нужного ему города. Самолёт разбивается, люди гибнут, а наш счастливчик вскоре после этого вдруг получает значительную сумму денег, которая проводится как выигрыш в лотерею. Он открывает на эти деньги собственную фирму и живёт припеваючи.

Кропотов неотрывно смотрел мне в глаза. Потом медленно закончил свою тираду:

– Не кажется ли вам странным такое развитие событий? Не слишком ли много совпадений?

Я молча переваривал услышанное. Раньше мне и в голову не приходило посмотреть на своё везение в подобном разрезе.

– Кажется, – наконец сказал я. – Мне тоже кажется всё это странным. Тем не менее всё произошло именно так. Всего лишь цепь случайностей и везения.

– Случайностей? – Кропотов округлил глаза и уставился на меня с комичным удивлением. – Везения? Платон Сергеевич, мы же взрослые люди. Давайте не будем делать вид, что верим в сказки. Рассказывайте, как всё было на самом деле. – Он демонстративно подвинул к себе лист бумаги и взял в пальцы авторучку.

– Я уже рассказал вам правду.

Следователь взвился:

– Правду?! Правду вы мне рассказали?! – Он отбросил ручку и рванул на себя ящик стола. Через мгновение передо мной оказалась фотография. – Вот вам правда! Знакомо личико-то?

Я уставился на фото. С серого некачественного снимка смотрело лицо неизвестного мне кавказца с аккуратной бородкой.

– Беслан Мураев. Знакомы? – Кропотов испытующе сверлил меня глазами.

Я лишь покачал головой.

– Банда Мураева взяла на себя ответственность за гибель самолёта. Их «Кавказ-центр», захлёбываясь от радости, уже которую неделю кричит об этом. А исполнителем теракта были вы, гражданин Колпин. Получив за свои кровавые услуги более десяти миллионов рублей. – Кропотов говорил быстро, выплёвывая обвинения в мой адрес без тени сомнения. – Нам пока непонятен способ, которым вы вывели самолёт из строя, но мы докопаемся до истины, не сомневайтесь. Бортовые самописцы обнаружены, сейчас ведётся расшифровка записей.

Я встал, не в силах выносить ядовитый тон следователя.

– Бред, – сказал я прямо в его раскрасневшееся лицо. – Я не знаю, что произошло с самолётом, но никакого отношения к этому я не имею. У вас нет никаких доказательств. И быть не может.

Следователь вскочил, опираясь руками на стол. Он конвульсивно сжимал и разжимал кулаки.

– Полагаю, я могу быть свободен? – спросил я.

Кропотов махнул в сторону двери и процедил, сделав ударение на первом слове:

– Пока свободен.

В Петербурге нет хороших кедровых орехов. То есть долгое время я вообще не встречал в продаже это своё любимое сибирское лакомство. Но однажды я нашёл его в одном из супермаркетов. Полный воспоминаний о свежих, пузатеньких орешках, пахнущих смолой и теплом печи, я купил объёмный пакетик и в тот же вечер сгрыз всё его содержимое. Увы, подгнившие кедровые орехи в жёсткой скорлупе мало напоминали то, к чему я привык в детстве. И оставляли во рту ощущение тухлости.

Примерно такое же послевкусие я испытывал несколько дней после разговора со следователем. Постепенно оно перешло в предчувствие новых неприятностей. В душе мне хотелось надеяться, что Кропотов оставит меня в покое. Но что-то мне подсказывало, что слишком уж не по вкусу моя история этому человеку, похожему на мультяшного шакала. Я ждал продолжения.

Поэтому, когда внезапно позвонил обычно молчащий офисный телефон, я напрягся, отложил в сторону рабочие документы и поднял трубку. Звонок, впрочем, оказался совсем не страшным – курьер из службы экспресс-доставки просил меня спуститься в вестибюль бизнес-центра, забрать пакет и расписаться в получении. Я пытался зазвать курьера наверх, в наш офис, или послать вместо себя кого-нибудь другого, но мальчик настаивал на том, что нужна именно моя подпись, а подниматься непосредственно в офис ему запрещают корпоративные правила. Я раздражённо повесил трубку, накинул пиджак и спустился вниз.

В вестибюле никакого курьера не оказалось, зато прямо у лифта меня встретили два милиционера в форме, которые вежливо попросили показать документы. Рядом нарисовался и неприметный человек в штатском. Он как бы ненароком встал таким образом, чтобы пресечь мою возможную попытку ретироваться в лифт.

Я достал паспорт и протянул его одному из милиционеров. Тот задумчиво полистал документ, вернул мне и произнёс:

– Гражданин Колпин, прошу проследовать с нами.

Сердце гулко стукнулось в грудную клетку.

– А в чём дело? – Мой голос почему-то осип.

– Не волнуйтесь, ненадолго задержим вас до выяснения обстоятельств.

Милиционер разговаривал спокойно и доброжелательно. Его товарищ, стоявший рядом, смотрел сквозь меня с сухой безразличностью. И лишь человек в штатском позади нервно дышал.

Не размениваясь на дальнейшие разговоры, милиционеры осторожно, но настойчиво подхватили меня под локти и повели к выходу. Охранник бизнес-центра в красивой форменной фуражке с интересом наблюдал, как меня уводят.

Мы спустились по ступеням и направились к старенькому жёлто-синему «уазику», гордо стоящему на VIP-парковке в окружении блестящих туш дорогих автомобилей. Второй милиционер, так и не проронивший ни слова, отпер дверь в задней части «уазика» и взглядом указал, что мне нужно лезть в грязный железный отсек. Видя, что я оторопело замер, он аккуратно подтолкнул меня, и я, сделав несколько неловких движений, очутился внутри машины.

Дверь захлопнулась, в замке повернулся ключ. Сквозь маленькое пыльное окошко, забранное решёткой, я увидел человека в штатском. Он сказал несколько слов милиционерам и направился в сторону, уйдя из поля моего обзора. Остальные участники моего задержания сели в кабину. Машина завелась, невнятно зашипела рация.

Я, наклонившись, стоял на полусогнутых ногах, не в силах заставить себя сесть на заплёванные железные скамьи, расположенные по обеим сторонам отсека. Однако когда машина тронулась, я был вынужден сначала сесть на корточки, а после – примоститься на скамейке, показавшейся мне наименее отталкивающей из двух.

Я ехал и пытался вспомнить, за что и на сколько меня могли задержать по закону. Однако теоретические знания, которые, как кажется, никогда тебе не понадобятся, редко задерживаются в голове. Я не мог даже представить себе, что мне потребуется знать, законно ли меня задерживает милиция.

В кабине оживлённо разговаривали, однако кроме невнятного «бу-бу-бу», изредка прерываемого шипением рации, ничего не было слышно. Слегка уняв разброд в голове, я сообразил, что мобильный телефон всё ещё при мне, и набрал номер Солодовникова.