Борман и повел себя так, словно его и в самом деле оторвали от служения молебна. Массивный затылок его, лишь слегка прикрытый ободком фуражки, натужно побагровел, и он медленно, по-волчьи, всем туловищем развернулся в сторону Гиммеля и Штубера, с яростно застывшим на широком мясистом лице вопросе-окрике: «Это кто тут посмел?!».

– Но ведь во имя чего-то же мы все это создавали, – мрачно проговорил он, с такой тягостной гримасой, словно только что у него вскрылась язва желудка.

– Во имя того, чтобы многие поколения потомков наших задавались тем же недоуменным вопросом: «А ради чего все это было сотворено?!».

– Не то, не впечатляет, – грубовато возразил Борман. Голос у рейхсляйтера был хриплым, прерывистым. Он говорил с таким надрывом, словно каждое слово ему приходилось зарождать в глубинах своего взрывного, астматического дыхания. – Неужели это все, к чему мы в конечном итоге придем?

– «К лету сорок первого, – будут терзаться событиями нашей истории исследователи-потомки, – они уже обладали империей, которой не было равной по мощи за всю историю цивилизации – огромной, экономически процветающей, до зубов вооруженной. Чего им еще не хватало? Нет, действительно, – будут изумляться грядущие поколения германцев, пораженные утраченными нами возможностями, – зачем нужно было идти против России?».

– А как с идеей жизненного пространства? – исподлобья смерил его подозрительным взглядом Борман. – Нет, что-то вы не то говорите, Штубер. Не впечатляет.

«Если так пойдет и дальше, то через пару минут рейхсляйтер обвинит тебя в пораженчестве и предательстве», – сказал себе барон, вспоминая, что вообще-то он диверсант, а не университетский полемист. Тем не менее остановиться так и не смог.

– Тогда почему они так легкомысленно ринулись в гибельные предазийские степи, – зададутся вопросом наши с вами, господин рейхсляйтер, предки, – вместо того, чтобы постепенно, где силой оружия, а где хитростью дипломатов приращивать все новые и новые территории? Что они там искали? Еще год-полтора бурного развития рейха, и подневольные колхозные народы сами разнесли бы в клочья империю Кровавого Кобы. Одна Польша давала нам столько жизненного пространства, что его хватило бы на две империи.

Борман неопределенно как-то покряхтел, с тоской оглянулся на открывавшийся с площадки склон горы, словно кто-то прервал полет, и хрипло, не только Штуберу, но и самому себе, напомнил:

– Все мы в конечном итоге доверились провидческому гению фюрера. Но я помню, что сугубо философский диспут этот затеял я, а не вы, – решил подстраховаться опытный партработник. – Хотя, в общем – все не то, не впечатляет. А что вы бездельничаете, лейтенант Гиммель? – воззрился на него Борман, вспомнив, что адъютанту при подобных беседах присутствовать не положено. – Вы разыскали коменданта подземной части ставки?

– Он ждет нас у входа в охранную зону бункера.

– Тогда почему не докладываете? Вам приходилось когда-либо бывать в подземных апартаментах фюрера, Штубер?

– Никогда. В наземных тоже.

– В наземную ставку, в апартаменты фюрера, мы не пойдем. Только в присутствии фюрера. Он очень не любит, когда в его кабинет и в другие комнаты вторгаются в его отсутствие. Да и кому это понравится?

– К тому же сейчас там находится фрау Ева, – добавил еще один штрих адъютант.

– А вот наша альпийская Вальгалла – это впечатляет. Как никто другой, вы, Штубер, должны это видеть. Там целый подземный город, со всеми автономными службами обеспечения.

– Я прибыл сюда из известного вам «Регенвурмлагеря», господин рейхсляйтер, – напомнил ему барон, – из подземной «СС-Франконии», огромного подземного города.

– И все же «Регенвурмлагерь» – не то, – скептически покачал головой Борман. – Не впечатляет. И строить его следовало здесь, рядом с «Орлиным гнездом» фюрера. А вот, что мы все же успели создать в подземельях «Бергхофа» – вам, барон, еще только предстоит увидеть.

Штубер знал, что именно Борман занимался обустройством здесь летней резиденции фюрера, именно он осуществлял общее руководство всеми работами по созданию подземного «Орлиного гнезда» фюрера.

Усадив Штубера к себе в машину, рядом с Гиммелем, рейхсляйтер для начала приказал водителю объехать всю «зону фюрера», то есть закрытую зону площадью более десяти квадратных километров, границы которой он сам когда-то определял и которые были обнесены теперь тройными рядами колючей проволоки и укреплены дотами.

– Дотов явно недостаточно, – признал Борман, когда они свернули с одной из двух шоссейных дорог, с разных концов проложенных в «зону фюрера», – это очевидно. Мы создавали эту зону в мирное время, когда ставка находилась в глубоком, надежном тылу. И теперь не то, не впечатляет. А вас, штурмбаннфюрер?

– Мы сформируем отдельный саперный полк специального назначения, который будет заниматься исключительно укреплением этой зоны, превращая ее в центральный укрепленный район всей «Альпийской крепости». Со временем этот полк вольется в состав гарнизона «фюрер-зоны» и будет использоваться, как для обороны, так и для ремонтных работ после вражеских бомбардировок.

– Предельно четко, – сдержанно похвалил его Борман. – Именно так и действуйте.

На одном из изгибов горного шоссе они вышли из машины. Внизу перед ними, на некогда просторном горном лугу, виднелись новые малоэтажные постройки – одинаково белые, невзрачные, какого-то полуказарменного типа.

– Вот это уж действительно не впечатляет, – проворчал Штубер, всегда остававшийся приверженцем старой, классической архитектуры.

– Зато здесь предусмотрено все: отели, многоквартирные дома для офицеров охраны, – бросился спасать ситуацию лейтенант Гиммель, опасаясь как бы прямолинейность штурмбаннфюрера не вывела рейхсляйтера из себя. Уж он-то хорошо знал, что, при всей своей кажущейся медлительности, порой даже переходящей в некую заторможенность, и столь же кажущемся добродушии, Борман способен взрываться порой совершенно из-за пустяка. И хотя затем он довольно быстро остывал и особой мстительностью не отличался, тем не менее в гневе он был страшен. – А вон там, в здании, слегка напоминающем кирху, разместился кинотеатр, рядом – почта, чуть ближе к горе – детский садик, а в противоположной стороне – офицерская столовая, которая по вечерам превращается в ресторан.

– Если уж мы принимаем решение сражаться до последней возможности, – осмотрел Штубер гарнизонный поселок взглядом полевого командира, которому уже завтра придется сражаться в нем в полном окружении, – то каждое здание должны превратить в опорный пункт: двери и окна переоборудовать в амбразуры. Некоторые здания следует сгруппировать и охватить окопами, а на отдельных участках – и противотанковыми рвами. Нужно немедленно отселить мирное населения, а всех способных держать в руках оружие поставить в строй, невзирая на вердикты медиков. Значительную часть территории превратить в минные поля.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.