Они несколько раз прочли телеграмму и им стал понятен безумный смех Цируса Стонарда. Так вот власть, неизвестная, таинственная власть которая не хочет войны, которая обладает средствами обезвредить всякое оружие. Ее предупреждения игнорировали, и теперь она показывает свое могущество.
Катастрофа разразилась над большим американским флотом. При этом была задета честь звездного флага. Но все же ни один из четырех государственных деятелей не мог не почувствовать титанического юмора этого события. Власть, спаивающая военные крейсера, способная тащить по океану целый флот, могла бы потопить боевые суда. Но она этого не сделала. Она только обезвредила их и потащила американский флот в Англию, английский же в Америку.
Государственный секретарь флота поспешил к аппарату и узнал голос адмирала Ничельсона из атлантического флота.
— Я имею честь говорить с господином диктатором?
— Нет. Это государственный секретарь флота. Президент отправился на отдых. Я приму доклад. Ваша телеграмма о катастрофе лежит передо мной.
— Вы знаете?
— Я знаю, что ваш флот не боеспособен и направляется к востоку со скоростью пятидесяти морских миль…
— Уже не пятидесяти, а ста. Наши корабли несутся к востоку, наполовину приподнявшись над водой. Мы ничего не можем предпринять против этого. Приходится ожидать.
— Есть ли какие-либо повреждения на кораблях? Каково положение экипажа?
— Повреждений нет. Состояние экипажа?.. Лучше не спрашивайте!.. Никакой дисциплины!.. Часть людей охвачена религиозным безумием. Некоторые кинулись за борт. Если путешествие будет дальше продолжаться так, мы завтра очутимся в Англии.
Государственный секретарь флота положил трубку на аппарат и подошел к большому глобусу. Потом он повернулся к своим коллегам.
— Я думаю, что мы можем завтра ожидать прибытия английского флота около девяти часов.
Вызвали по телефону доктора Роквелля. В положении президента-диктатора не наступило изменения. Полномочия перешли к государственным секретарям.
В то время, как врачи старались привести в чувство Цируса Стонарда, четверо государственных секретарей взяли на себя управление гибнущим государственным кораблем.
Доктор Глоссин сидел в своей нью-йоркской квартире и размышлял об этапах своей политической карьеры. Уже неделю находился он в Америке и не потерял даром ни одного часа. Он снесся с лидерами социалистов и представителями финансового мира… Рабочие и миллиардеры одинаково были утомлены господством диктатора.
Еще и теперь доктор Глоссин удивлялся доверчивости, с какой встретили его лидеры различных партий. Где было доказательство, что он действительно отпал от Цируса Стонарда? Что знали эти глупцы о власти, обо всем, чего еще нужно было ожидать?
Доктор Глоссин знал планы красных и финансистов, точно взвесил их шансы. Революция, без сомнения, удастся обеим партиям, но в том и в другом случае успех не будет полон и в дальнейшем неизбежна гражданская война.
Но в Соединенных Штатах была еще и третья партия, члены которой называли себя просто «патриотами». Еще недавно доктор Глоссин удостаивал их только пожатием плеч. Патриоты были так несовременны, занимаясь политикой лишь ради отечества и старых американских заветов. Программа патриотов заключала идеальные требования. Поэтому-то и Цирус Стонард и доктор Глоссин, позволяли им действовать, считая их безопасными мечтателями.
Лишь пять дней тому назад, доктор вступил в сношения с лидером партии, Вилльямом Беккером, предварительно узнав, что белые и красные хотят выступить в один день. Он подстегнул партию к активному действию. Запершись на всю ночь с мистером Беккером, он наметил план восстания и разработал его до мельчайших подробностей, так что его дьявольская хитрость устрашила лидера.
Они не сошлись только в пункте, касавшемся устранения диктатора. Глоссин стоял за воздушные торпеды над Белым Домом. Мистер Беккер был против всякого кровопролития. Он признавал большие заслуги президента-диктатора перед Штатами. Цирус Стонард должен был быть убран и лишен власти, но без насилия над его личностью или жизнью.
Доктор Глоссин поднялся на тридцать второй этаж небоскреба. Это была обыкновенная, скудно обставленная контора. В ней сидел только один человек, высокий пятидесятилетний старик. Это был Вилльям Беккер, лидер патриотов.
— Вы пришли, господин доктор?.. Тем лучше, мне не нужно посылать за вами.
— Я пришел, мистер Беккер, потому что время не ждет. Я настаиваю на том, чтобы мое прежнее предложение было принято.
— Это излишне!
— Объясните, пожалуйста.
Лидер молча подошел к двери в соседнюю комнату и открыл ее. Вошел третий человек и, несмотря на штатское платье, доктор Глоссин узнал полковника Коле, командира гвардейского полка. Они были знакомы друг с другом много лет.
Глоссин онемел. Его обычное самообладание изменило ему.
— Вы… полковник Коле?..
Беккер кивнул.
— Довольны ли вы, господин доктор?..
— Сегодня ровно в одиннадцать часов вечера работа партии начнется во всех городах Штатов. В десять часов полковник Коле сменит старую стражу в Белом Доме. Обо всем остальном вы переговорите в дороге. Теперь спешите.
Глоссин поднялся вместе с полковником на крышу небоскреба. Там их принял аэроплан. Летние сумерки ложились на океан, когда он взял курс на Вашингтон и перелетел через нью-йоркскую бухту.
Внезапно показалась бесконечная вереница бронированных крейсеров, торпед, аэропланов-субмарин и подводных крейсеров. Они пронеслись по волнам, рассыпавшимся пеной со страшной быстротой.
Это было странное и жуткое зрелище. Эти корабли двигались не по собственной воле: между ними не было обычного расстояния. К боковым стенам тяжелого крейсера приклеились три торпедных лодки, как молодые раковины к старым. Второй крейсер был прикреплен к другому кораблю. Так несся по волнам могучий боевой флот, какой-то невидимой силой слитый в одну бесформенную глыбу.
На всех мачтах, поврежденных бешеным бегом по Атлантическому океану, развевались американский флаг и флаг Великобритании. Лишь возле Санде Гук стал замедляться бешеный темп флота. Медленнее, но все еще спаянный, вошел он в нью-йоркскую гавань.
Доктор Глоссин на шаг отступил от окна и сжал руку полковника Коле.
Они стояли и дивились на разыгравшееся под ними зрелище в то время как аэроплан продолжал путь к Вашингтону.
После долгого молчания полковник спросил:
— Что это? Не приснилось ли мне?
— То, что вы видели — жуткая действительность. Действие таинственной силы, которой хотел пренебрегать Цирус Стонард.
Доктор Глоссин говорил о вещах, о которых полковник Коле до этой минуты не имел понятия — о загадочной власти, о ее угрозах и запрещениях, о невозможности противиться ей. Чем дальше говорил доктор, тем сильнее было изумление полковника.
В десять часов стража Белого Дома, составленная из полка Говарда, была сменена офицерами и солдатами полка Коле. Он рассеянно выслушал доклад дежурного офицера. Это состояние продолжалось до тех пор, пока Глоссин не вошел в комнату с часами в руках.
— Который час у вас, господин полковник?
Полковник медленно достал свои часы.
— Десять минут одиннадцатого.
Полковник вскочил.
— Я готов!
Полковник вышел в коридор и приставил свисток ко рту. Еще прежде, чем замер последний звук, со всех сторон стали появляться солдаты и офицеры его полка.
Оба адъютанта диктатора показались, чтобы запретить шум, но мрачная серьезность и сдержанность, выражавшаяся на всех лицах, испугали их.
— Что это значит, господин полковник?
— Вы арестованы и передаетесь под охрану майора Стенли.
Оба адъютанта без сопротивления склонились перед этой силой. Пока их уводили, полковник Коле открыл дверь комнаты диктатора. На встречу ему вышел доктор Роквелль.
— Тихо, господа! Президенту нужен…
