В тот вечер сквозь легкую дымку адмирал флота Великобритании лорд Говард Эффингемский впервые в жизни увидел несметный флот, заполнивший весь горизонт. Испанцы находились от него всего в нескольких лье к западу. Англичане попытались уйти незамеченными. Впередсмотрящий с мачты «Сан-Мартина» заметил белые паруса, но наступившая тьма скрыла беглецов.

Вышла луна, ветер дул от вест-зюйд-веста, и Медина-Сидония решил двигаться дальше, чтобы не сбиться с курса.

Первые лучи солнца осветили около восьмидесяти английских кораблей позади Армады (то были основные силы под водительством Говарда и его вице-адмирала сэра Фрэнсиса Дрейка). Одиннадцать кораблей обходили испанцев со стороны берега (то были последние, не успевшие вовремя покинуть Плимут). На глазах испанских капитанов, пораженных быстротой и маневренностью вражеских кораблей, одиннадцать отставших «англичан» примкнули к своим главным силам. Теперь, пока держится западный ветер, Говард оставался хозяином положения и мог атаковать, когда и где ему заблагорассудится.

«Счастливейшая» шла по Ла-Маншу четким строем, как на королевском смотре. Левантийская эскадра Бертендона с галеасами составляла авангард. За ней следовали герцог с португальскими галионами и Кастильская эскадра. Грузовые гукоры держались под защитой эскадр Андалузии и Гипускоа. Замыкали строй Рекальде и бискайцы. Паташи и сабры обеспечивали разведку, связь и сторожевое охранение.

На рассвете 31 июля герцог Медина-Сидония, поздно уснувший накануне, хмуро смотрел из окна кормовой галереи на английские корабли в шести милях у себя в кильватере. Традиционная тактика галерного боя диктовала сближение. Но тут друг другу противостояли многопалубные корабли, оснащенные артиллерией. Ни Говард, ни тем паче Сидония не имели опыта подобных баталий: не существовало ни учебников, ни уставов и, за исключением коротких стычек у Азорских островов, не было даже прецедентов. Никто не ведал подлинного эффекта массированных обстрелов. С какого расстояния открывать огонь? А вдруг у противника есть какое-то тайное оружие, адские машины?

Герцог приказал дать сигнальный выстрел. Тотчас, словно на королевском смотре, Армада начала разворачиваться: авангард стал правым флангом (со стороны Франции), а арьергард — левым (со стороны Англии). Армада выстроилась грозным полумесяцем, имея по два галеаса на концах дуги, растянувшейся на добрых семь миль.

Отменное качество маневра произвело впечатление на англичан. Он был обычен для сухопутной армии, но в море…

Гравюры того времени, сделанные по наброскам самого лорда Говарда, показывают, что Армада действительно приняла форму правильного полумесяца, причем, чтобы остаться с наветренной стороны, нужно было атаковать концы полумесяца, где находились самые грозные корабли. Тот, кто по неосторожности оказался бы внутри полумесяца, попал бы под кинжальный огонь испанских пушек. Если прочие двинулись бы им на выручку, получилась бы каша, в которой испанцы смогли бы перейти к абордажу. Соотношение живой силы было пять к одному в пользу испанцев. На это рассчитывал и втайне надеялся герцог.

Говард и Дрейк разделили свой флот на две колонны. Их целью было избежать ближнего боя со столь мощным противником и поражать огнем дальнобойных пушек отставшие корабли или те, что удастся отколоть от строя.

Согласно средневековым рыцарским правилам, адмирал флота должен был сразиться с генерал-капитаном Моря-Океана. Вызов, за неимением герольда-оруженосца, сделало маленькое английское разведывательное судно «Дисдейн» под командованием капитана Джеймса Бредбери. Суденышко отделилось от колонны и направилось к каракке, которую Бредбери принял за флагман (на самом деле это была «Рата Санта-Мария Энкоронада»). Подлетев к нему на всех парусах, «англичанин» с расстояния в один кабельтов выпустил крохотное ядро в кормовую надстройку гиганта.

Перчатка брошена. Разведчик, пританцовывая на волне, вернулся в свой строй. Говард приказал поднять все флаги и вымпелы, открыть пушечные порты, зарядить пушки и запалить фитили. Корабли в кильватере за «Ройял Арком» Говарда Эффингемского двинулись на испанское правое крыло. «Рата», которую адмирал по-прежнему принимал за флагмана, ответила огнем; вся Левантийская эскадра окуталась пороховым дымом.

Одновремено Дрейк на «Ревэндже», Фробишер на «Трайумфе» и Хоукинс на «Виктори» повели свою колонну на левый рог испанского полумесяца. Первые залпы английских батарей, свист первых ядер, первые проломленные головы, первая кровь на палубе — все это вселило страх в сердца капитанов бискайских торговых судов: многим из них не доводилось ранее участвовать в сражениях. Виноградарей, батраков и рыболовов, силой посаженных на суда и окрещенных по случаю «солдатами» и «матросами», охватила паника. Несколько капитанов покинули строй и бросились в центр Армады, словно ягнята, ищущие спасения в гуще стада.

Дон Хуан Мартинес де Рекальде один встретил нападающих. Семь английских кораблей повели по нему сосредоточенный огонь. Дон Диего Пименталь поспешил на помощь Рекальде на «Гран-Грине». Два часа испанцы стойко выдерживали обстрел английских кулеврин. Их орудия отвечали беспрестанно, но враг («благоразумно», как гласили английские отчеты; «трусливо», как говорилось в испанских) не приближался более чем на триста метров. Пушки же испанцев поражали цель лишь со ста метров.

На «Сан-Хуане» (флагмане Рекальде) английские ядра уже разнесли в клочья десяток матросов, через пушечные порты лилась в воду кровь тридцати раненых; два ядра угодили в фок-мачту, сильно пострадал такелаж. Де Лейва, лавируя на своей тяжелой каракке, пытался отвлечь на себя огонь англичан, но ветер относил его прочь.

Тогда на помощь двинулся сам герцог. «Сан-Мартин» и «Сан-Матео» с португальскими галионами стали обходить английскую колонну с запада. Заработали весла галеасов. Заметив их маневр, адмирал флота приказал играть отбой: «Я счел разумным дождаться подхода сорока судов, оставшихся в Плимуте, прежде чем навязать генеральное сражение» (доклад Говарда государственному секретарю ). На Дрейка поведение испанцев произвело большое впечатление: «Стало очевидным, что они намерены дорого продать свою жизнь…»

Вмешательство герцога подняло моральный дух испанцев. Выручив два своих галиона, командующий пытался до вечера преследовать англичан, но «противник чудесным образом ускользал».

По сигналу Сидонии пришедшая в полнейший беспорядок Армада вновь начала собираться в полумесяц. «Санта-Каталина», совершая неловкий маневр, в толчее врезалась во флагмана Андалузской эскадры Педро Вальдеса и сломала ему бушприт. От удара галион развернуло лагом к волне, и, прежде чем успели спустить парус, налетевшим шквалом сломало бизань-мачту; та рухнула в свисте и треске рвущихся снастей. «Нуестра Сеньора дель Росарио» застыла, парализованная.

Вальдес четырежды выстрелил из орудия, призывая на помощь. Герцог тотчас откликнулся на зов. Но тут на левом фланге в сумерках вспыхнул огненный шар. Мгновение спустя адский грохот раскатился над морем, и тяжелое черно-красное облако появилось над «Сан-Сальвадором». Флагман развернулся, чтобы поспешить на помощь терпящему бедствие кораблю.

На «Сан-Сальвадоре» находился вице-адмирал Гипускоанской эскадры и главный казначей Хуан де ла Уэрта с доброй частью флотской казны, «разделенной на части для вящей сохранности». (Сколько было денег, мне выяснить не удалось. Пятьдесят тысяч реалов были погружены на «Санта-Ану». Преследуемая шестью английскими галионами, «Санта-Ана» выбросилась на французский берег. Ее капитан и сорок человек экипажа были убиты. Но до начала боя Мендоса успел «поместить деньги в надежные руки» испанского агента в Руане.)

Когда герцог подошел к «Сан-Сальвадору», ему открылось жуткое зрелище. Взрывом разнесло две палубы и кормовую надстройку. Сквозь рев пламени слышались пронзительные крики горевших заживо людей, а ветер доносил чудовищный запах паленой плоти — результат взрыва порохового погреба. Произошел он, по всей видимости, случайно, хотя в дальнейшем с полдюжины романтических версий приписывали взрыв акту мести некоего немецкого, или голландского, или фламандского пушкаря, избитого капитаном Приего. Присутствие на борту немецкого артиллериста, которого сопровождала жена (факт, подтвержденный официальными английскими документами), послужило поводом для самых водевильных россказней — обманутый муж мстит капитану-обольстителю и т.п.