«Маленькая» Ниночка радовалась, или скорее умела радоваться, всему: и первому весеннему солнцу, и первой травинке, что прорастала из-под талого снега, и этому последнему снегу, что неизменно таял, так как весна бурно вступала в свои права. Ей казалось, что жизнь дарит только счастье, а замечать неприятности просто не стоит. Конечно, весеннее настроение, когда в связи с пробуждением природы переизбыток адреналина бушует в крови, и позволяло ей ощущать это счастье. Но у неё был такой весёлый и жизнерадостный характер, что этот восторг неизменно переходил и на всех окружающих. За это её любили и сокурсники, и педагоги ее родного медицинского училища.

Ниночка была оптимисткой, и все тянулись к ней. К тому же, она была человеком очень добрым, и каждый хотел понежиться в лучах этой невидимой положительной энергии, что исходила от неё. «Маленькой» её называли в училище из-за небольшого роста. Она радовала учителей своей старательностью и аккуратностью, что было немаловажным качеством в её будущей профессии медсестры, а подруги немного ревновали её одна к другой и, конечно, завидовали, но не столько ее положительным качествам, сколько прекрасному её облику. Её нельзя было назвать красавицей – невысокая, хрупкая, обычная девушка. Только вот лицо никак не соответствовало её характеру и натуре. Лицо можно было по-киношному назвать «лицом героини» – до того оно было безупречным и красивым. На бледном мраморном личике прекрасные большие карие глаза, изогнутые, причудливо тоненькие, как ниточка, брови, маленький пухленький ротик, словно лепесток розы. Прекрасный нежный овал лица обрамляли чёрные и густые волосы, заплетенные в тяжёлую косу. Эту косу Ниночка сразу решила отрезать, как только переступила порог училища, но девчонки, что жили с ней в одной комнате в общежитии, не дали при них лишиться этой красоты, отобрав ножницы, и отправили совершать это грязное дело в парикмахерскую. Но туда Нина так и не собралась: быстро начались занятия, которые поглотили её всю, а потом то, что не свершилось сразу, так и осталось в проекте. А пока все могли любоваться и её волосами, которые она распускала по вечерам, и лицом, называя её то ведьмой, то русалкой. Время учёбы текло быстро и интересно. Многие девчонки уже кавалерами обзавелись, некоторые даже замуж повыскакивали, и только Ниночка никому из окружающих её поклонников так и не отдавала предпочтения: ждала то ли «принца», то ли большой любви. Но, окончив медицинское училище и получив направление в маленький городок, она уехала без горечи расставания с кем-то близким, без тоски по утраченному счастью, а скорее с восторгом ожидания чего-то нового и более значимого.

Больница, куда её направили, была большая, областного значения, но городок был довольно маленький, приютившийся на самом севере Украины. Вокруг были леса с болотистой местностью, так что как бы не палило летом солнце, воздух всегда был наполнен влагой и свежестью хвойных ароматов, исходивших от больших сосновых массивов вокруг. В городке была лишь школа, автобусная станция да огромный Дом культуры, построенный ещё в сталинские времена, с причудливыми колоннами и резными потолками, покрытыми потрескавшейся от времени лепкой. Вот и все достопримечательности. А ещё старый тенистый парк возле автостанции – часть дореволюционного имения какой-то барыни. Обо всём этом поведала ей одна из местных жительниц, пока они ехали с ней до городка в трясущемся автобусе.

Ниночку радостно приняли в новом коллективе и поселили тут же, в больнице, пока не найдётся ей квартира. Как выяснилось позже, некоторые корпуса этой больницы и были сохранившимися островками имения всё той же забытой барыни, с некоторыми атрибутами былой роскоши, оставшейся от великолепия богатой в прошлом усадьбы. Кое-где потемневшие картины и гобелены украшали местами облупившиеся стены, расписные потолки удивляли своей высотой и количеством амуров, направлявших в разные стороны свои стрелы. Сохранился даже огромный старинный камин, украшенный кое-где уцелевшими изразцами, находившийся в комнате отдыха. Здесь стоял телевизор и несколько десятков стульев, некоторые из которых выделялись размерами и изяществом старой эпохи. Ниночка, выросшая в обычной квартире большого города, в тесноте хрущёвской постройки, с затаённым восторгом входила в эти корпуса. Она тихонько ступала по узорчатым паркетным полам, чтобы, не переставая любоваться и восхищаться чудом сохранившейся музейной роскоши, не нарушить строгий покой, царивший в этих огромных помещениях. Скоро она научилась так же бесшумно бегать по этим бесконечно длинным коридорам и витражным верандам, где отдыхали больные, так как работы было много, а персонала всегда не хватало. Новые впечатления и работа так навалились на юную медсестру, что та еле добиралась до своей постели в маленькой каморке и моментально засыпала здоровым глубоким сном молодости.

Так пробежала неделя, а за ней и другая. Ниночка со всеми перезнакомилась и освоилась в больничной жизни, а нянечка тётя Маша наконец подыскала ей квартиру. После дежурства, собрав в чемоданчик свои вещи, новая жилица уже стояла во дворе больницы перед своей будущей хозяйкой. То была высокая, немного грузная женщина с аккуратно зачесанными на пробор седыми волосами, в белой и хрустящей косынке и в тёмном платьице в мелкий горошек. Скрестив руки на груди и поджав подбородок, пожилая женщина свысока наблюдала за молоденькой девушкой, молчаливо её рассматривая. Потом взяла из её рук чемодан, словно это была лёгкая подушка, и, кивнув, предложила следовать за ней. Они прошли несколько улиц, здороваясь со всеми, как принято в деревнях, обходя всякую живность, пасущуюся и отдыхающую под заборами усадеб, и даже были атакованы стайкой гогочущих гусей, которых еле отогнал от них хворостиной пасущий их мальчик. На одной из улиц важные индюки перегородили им дорогу своими раздутыми до огромных размеров телами, и пришлось подождать немного, пока они выяснят между собой отношения.

Наконец они остановились возле широких зелёных ворот, за которыми возвышался большой двухэтажный дом. Вот здесь теперь она и будет жить, подумала Ниночка, переступая порог калитки. Дворик был маленький, вдали виднелся садик с несколькими уже довольно старыми деревьями, которые затеняли всё вокруг. Под деревьями – редкая травка, а возле дома – небольшая заросшая клумба, где росли одни оранжевые лилии: видать, другие цветы не выживали в такой тенистости. В дом вела небольшая каменная лестница с широкими ступеньками, позеленевшими от мха. Везде царила сырость и запустение. Так было и в доме: неуютно и влажно. Пелагея Петровна (так звали хозяйку) проводила Ниночку в ее просторную комнату на втором этаже, которая была меблирована массивной мебелью из красного дерева. На полу посредине комнаты была простелена зеленая дорожка. В комнате было чисто и на удивление хорошо. Было заметно, что хозяйка тщательно готовилась и хотела, чтобы квартирантке у неё сразу понравилось. «Отдыхайте, располагайтесь, милочка, и выходите пить чай с вареньем», – пригласила хозяйка удивительно нежным голосом, не соответствующим её грозному виду, и оставила девушку одну освоиться в новой обстановке.

Ниночка лежала под раскидистой яблоней в саду на пушистом тюфяке, набитом душистым сеном. Она писала письмо родным, как она хорошо устроилась здесь, на новом месте: и на работе, и на квартире, где за короткий срок пребывания ей уже кажется, что жила она в этом доме всегда и бегала по этой травке своими ещё маленькими босыми ножками. Здесь все ей кажется удивительно знакомым – даже скрип половиц и звон посуды на кухне. Пелагея Петровна, что взяла её на квартиру по просьбе больничной нянечки тёти Маши, оказалась добрейшим человеком. Она была дальней родственницей тёти Маши и очень одинокой – её единственный сын бывал в доме редко. Когда учился в институте, то только на каникулах, потом, когда выучился на художника, приезжал иногда на этюды, а теперь и вовсе стал забывать старуху. Слышала Нина краем уха, как жаловалась хозяйка соседке, что и не рисует он теперь вовсе, а больше скупает и продаёт картины. И на что только были затрачены её силы и столько переведено денег? Не вышло из любимого чада ничего путного – ни художника на радость людям, ни мужа, ни отца. Так что сынок и не женат, поняла она, да к тому же и староват – ему лет сорок, наверное…