Спать нисколько не хотелось. Ксения уже была готова расстроиться из-за того, что в новогоднюю ночь благодаря нелепым правилам ей придется покинуть комнату и коротать время до утра неизвестно где. Но крики из-за окна заставили ее опомниться:

– Никитина! Никитина, с Новым годом! Никитина, твою мать, да выгляни же ты! Ни-ки-ти-на!

Крики то и дело прерывались залпом очередного фейерверка. Нехотя встав с кровати, погасив в комнате свет и взобравшись на подоконник, Ксения увидела за окном толпы народа с бенгальскими огнями. Много людей – как светлячки, резвящиеся перед дождем.

– Никитина! Ау! С Новым годом!

Теперь Ксения смогла разглядеть тех, кто ей кричал. Это были Надя и ее парень. Им кто-то дал бенгальские огни, и они изо всех сил ими размахивали, привлекая внимание Ксении. Саша размахивал не только бенгальским огнем, но и бутылкой.

Она помахала им в ответ и улыбнулась. От окна сильно дуло, Ксения чувствовала неприятный холод. Батарея была хоть и горячая, но облокачиваться на нее лишний раз Ксении не хотелось – вездесущие кусочки слезающей зеленой краски больно впивались в кожу и прилипали к одежде. Помахав еще раз, она переместилась обратно на кровать.

Ксения так и сидела в темноте. Шум в коридоре и в соседних комнатах понемногу угасал: кто-то переставал бороться со сном, другие высыпали на улицу веселиться дальше, многие, наверняка, просто сидели, как Ксения, погруженные в мысли. Ей не хотелось даже вспоминать о том, что ее донимает какое-то темное пятно, что утром в комнату ввалится пьяная Надя, что вслед за Новым годом, как и за всеми праздниками наступят самые обыкновенные будни, когда она уже не сможет себе позволить вот так валяться на кровати с бокалом шампанского и бутербродом с икрой.

Прошел еще один год, перевернута еще одна страница в ее жизни. Что на этой странице? Ксения напряглась: припомнить позитивное всегда гораздо сложнее, чем удариться в обмусоливание негатива. Окончание школы, непутевый выпускной, столь же непутевое лето в Череповце, поездка для поступления в Петербург. Дальше – мимолетная радость от того, что она поступила, продолжение непутевого лета, проводы на учебу в августе, смерть бабы Лары и последний разговор с ней о какой-то силе, а дальше учеба, бесконечная учеба, непонятное пятно, страх, зачеты, нервы. И, вот, празднование Нового года, как маленькая награда за все терзания. Ксения не заметила, как уснула, продолжая сжимать в руке пустой бокал.

Душевая в любом общежитии – это больше, чем душевая. В ней не просто моются, смывая с себя уличную и домашнюю пыль, следы трудового пота и непосильных потуг учебы. В душевой тайком покуривают, выпивают, если больше нигде нельзя это сделать. В самых злачных и запущенных общежитиях в душевых не только принимают, но и хранят наркоту – где-нибудь под потолком, в вентиляции или за батареей, под заветной плиткой, тщательно завернув в полиэтиленовый пакет. Но такое, конечно, в самых злачных из злачных общежитиях, где живут большей частью не студенты, а те, кто под таковых маскируется. Иными словами, числится за мзду в каком-нибудь третьесортном институте, а сам спокойно занимается своими делами, отдавая за проживание и прописку сущие копейки. Это не квартиру снимать, когда на проживание нужно выкладывать кругленькую сумму.

А еще душевая, конечно, если она достаточно большая – это место для общения. Конечно, можно общаться и в коридоре, и на общежитской кухне. Но все это не то. Там разговоры не могут быть доверительными и до конца откровенными – мужские на мужском этаже и чисто женские на женском.

Ксения не любила быть в душевой одна. На потолке или на стенах ее непременно поджидало темное пятно. Она искала его глазами и как только находила, сама же пугалась своей находки. Пятно перемещалось и пульсировало. Даже в самые солнечные дни, какие случаются в конце зимы или ранней весной, пятно нисколько не становилось светлее. Такое же темное, большое, пульсирующее. Ксения убеждала себя в том, что это галлюцинация, ведь пятно кроме нее никто не видел.

«Только не сходить с ума, Ксюша, держи себя в руках и не смотри туда, не смотри на это мерзкое пятно. Представь, что его здесь нет. А его и нет, Ксюша. Это мираж, глюки. Если бы оно было, его видели бы и другие. Ты сама понимаешь, что такого не бывает. Понимаешь? Вот и прекрасно, Ксюша, молодчина. Делай свои дела и не обращай на него внимания, даже не смей оглядываться. Кому говорят. не оглядываться? Вот так, хорошо, очень хорошо», – Ксения яростно сражалась с собой и, как ей виделось, почти всегда одерживала победу.

Но все-таки одной в душевой было страшновато. А когда в нее набивалось много народа, Ксения чувствовала себя некомфортно уже совсем по другим причинам. Но в выборе между страхом и дискомфортом Ксения обычно выбирала второе.

– А, это ты, Ксюха, – послышался недовольный голос Нади, – давай быстрее заходи и дверь закрывай. Чего уставилась? Заходи, говорю.

Иногда грубость Нади переходила все возможные границы. Но Ксения не обижалась и утешала себя тем, что ей в соседки могли дать откровенную хамку или вообще ту самую «подсадку», липовую студентку, просто проживающую в комнате в общежитии, приводящую в нее своих бесконечных родственников, знакомых, друзей и прочий сброд. В общежитии еще помнили историю трехлетней давности, когда с трудом удалось выселить из одной из комнат проститутку, приезжую из Средней Азии.

– Кто там? – спросила из одной из кабинок Даша. Лилась вода и она, конечно, не могла слышать ничего из того, что до этого говорила Надя.

– Да Ксюха это! – ответила Надя и ударила кулаком в перегородку между кабинками. Перегородки были сделаны из какого-то тонкого ребристого пластика и от малейшего удара или сотрясения отзывались гулом, не утихавшим на протяжении минуты, если не больше.

– Стерва, сучка стервозная, – шутя, прошипела Даша и тоже ударила в перегородку.

– Сама ты сучка! – Надя включила в душе на всю мощность холодную воду и перегнула шланг в соседнюю кабинку. – Получи!

В кабинке раздался визг. Ксения заулыбалась. Все выглядело действительно забавно. Забавно, если не считать темного пятна, висевшего в дальнем углу душевой, прямо возле решетки вентиляции. В тот момент, когда Ксения закрывала дверь в душевую, пятно пошевелилось. «Так тебя, сквозняком! – Ксения хлопнула дверью посильнее. – Может, хоть в вентиляцию затянет, и наступит спокойствие». Но надежды так и остались всего лишь надеждами, и пятно даже не сдвинулось с места.

– Надя! Ну, нельзя же так! – не удержалась и крикнула Ксения, раскладывая свои вещи на подоконнике.

– Девочки, успокойтесь, – голос из самой дальней кабинки показался Ксении знакомым. Она прислушалась: так и есть, это была соседка Даши по ее комнате. – Вы мне лучше другое скажите. Мне показалось, или я вчера в натуре видела Ваньку Михельсона у нас на этаже? Я увидела и просто офигела. Но потом посчитала, что это не он.

– Точно, я же забыла! Я тоже его видела. Понятно теперь, почему он какой-то весь похорошевший. Даже, видать, помылся и причесался. Он же к Маринке из дальней комнаты ходит! – Надя настолько увлеклась сопоставлением фактов, что даже выключила душ и приоткрыла дверцу кабинки, наблюдая за тем, как возится со своими вещами Ксения.

Но Ксения уже заняла ту кабинку, где раньше была Даша. Даша же сидела на табуретке у окна и большим полотенцем вытирала и сушила волосы. Обычно всем такие разговоры были по душе, кроме Ксении. Но на этот раз и ей стало любопытно, что делает самый странный человек на курсе Ваня Михельсон не только на женском этаже, но и в общежитии вообще. Сам он был местный и жил где-то недалеко от Московских ворот, постоянно опаздывая в институт из-за того, что троллейбусы встали где-нибудь в пробке. Несуразность Михельсона вкупе с его недюжинными интеллектуальными способностями привлекала внимание.

– Это какая Маринка? – с интонацией мисс Марпл спросила Даша.

– Из дальней комнаты, сказала же только что! Чем слушаешь?