Примерно через полгода субботним вечером в дверь позвонили – уже знакомый спокойный мужской голос за дверью сообщил, что им срочно нужен Евгений Вячеславович. Людмила посмотрела в глазок – на неё смотрел молодой человек, аккуратно одетый, кого-то он ей сильно напоминал… Может кто-то из посетителей библиотеки? Очень может быть. Собираясь с мыслями, Людмила открыла дверь.

– Его нет, он здесь больше не живёт, – сказала она, пытаясь опередить ненужные вопросы.

– А где он, вы знаете?

– Понятия не имею – где-нибудь бомжует. Ищите его сами. Что до меня, то у меня брать нечего, – Людмила распахнула металлическую дверь пошире, затем сделала шаг назад, приоткрыв рукой дверь в комнату, и остановилась на её пороге.

Незнакомец, не заходя, издалека оглядел комнату, застиранные шторы с большими вышитыми цветками, старый диван в углу, несколько стульев, видавший виды шкаф, трюмо, почему-то стоявшее в прихожей и встречавшее гостей своей застарелой неприглядностью. Сама Людмила была в некогда модном вельветовом брючном костюме, теперь превратившимся в просто костюм – хотя совсем скоро это и одеждой будет назвать сложно.

Гость повернулся, опустил глаза и ушёл, бросив с порога: «Извините». Людмила закрыла дверь – новая глава её жизни начиналась трудно, но могло быть и хуже. Жизнь без эгоиста-мужа – отца Олега – была в целом размеренной и тихой, но, как оказалось, сильно отразилась на сыне. Хотя, что именно отразилось и сыграло свою роль – вопрос спорный и на него вряд ли кто сумеет ответить, даже если умолять и предлагать большие деньги. Да и имеет ли это уже какой-то смысл?

– Ну, здравствуй. Ты помнишь меня? А я тебя не забыл. Здесь мои друзья, познакомься. Они, правда, почти всегда молчат, так что забей, не обращай внимания. Ты всё ещё не узнаешь меня? Не надо ничего говорить, я и так всё пойму. Ты запомни только одно, ты от нас никуда не уйдёшь, не убежишь, не спрячешься – мы везде тебя найдём…

Олег пытался что-то ответить. Прошёл всего день с того случая у озера. Форточка была открыта, порыв ветра подхватил лежавшую на столе газету, пронёс её по всей комнате, ударил об дверь. В коридоре тихо заскулила собака. Шторы хлопали по батарее, словно зрители аплодировали в театре, удивляясь и радуясь ярким моментам постановки, когда всеобщий восторг проносится по залу и потом так же плавно утихает.

– Не помнишь? А это я! Ты думаешь, что ничего уже не исправить? Ты не чувствуешь за собой вины? Странно. Мне смешно, знаешь, Олег, это действительно забавно.

– Откуда? – шептал Олег, и, как ему казалось, бежал куда-то под аплодисменты, а за ним, молча и аплодируя, бежала целая толпа. Как плохо, что не видно лиц. Только капюшоны. Нет, где же он – обрезок арматуры? Бежать – это единственный, точно, единственный вариант спастись. Да что им, в конце концов, нужно? А вот и знакомый парк, озеро. Озеро, как хорошо, как спокойно. Озеро меня спасёт. Позади смолкли аплодисменты. Олег шёл уже по пояс в воде, не оглядываясь. А чей-то голос шептал…

– Эй, ты забыл меня! Куда ты? Ты не умеешь плавать! Возвращайся, идиот! У меня твой проклятый железный прут.

– Я хочу вернуться, – уже почти кричал Олег. – Где кладбище? Почему его нет? Куда ты его дел?

– Глупый, его ещё нет – посмотри. И домов тоже нет.

Олег почувствовал, что начал захлёбываться, его тянуло вниз, ноги стали ватными, перестали чувствовать дно.

– Глупый, хотел легко отделаться! Тебе с этим жить! – голос прозвучал совсем рядом и через мгновения чьи-то худые руки вытолкнули его на поверхность. Возле Олега, всего в шаге, по пояс в воде, в намокшем холщовом плаще стоял тот самый…

– Узнал, как это забавно, когда тебя узнают. Значит, ты хорошо меня тогда рассмотрел, запомнил, а делаешь вид, что не помнишь. Ну, мне пора, до встречи. Скоро ты всё поймешь, но помни, что помочь тебе некому!

Он пошёл по направлению к берегу, где только тенью угадывалась дожидавшаяся там толпа. Может, и не было толпы? Был только он?

– Не… – Олег пытался что-то сказать. Первый луч осеннего рассвета робко, словно впервые за всю мировую историю коснулся воды. Вот и кладбищенская ограда, вот дома за деревьями, вот дорога наверху, за кустами и насыпью, старые покрышки на берегу, осколки в песке под водой – только бы не наступить.

Шторы хлопали по батарее. Форточка распахнулась от ветра – так бывает, удивляться совершенно нечему. Скулила собака в коридоре. Доносился шум от дороги. Всё было как всегда. Олег сидел на кровати в поту, смотрел на свои руки, тяжело дышал.

– Странно, почему же в первую ночь мне этого не снилось? И так снится всем, кто убил? – почему-то Олег только сейчас осознал, что тот парень действительно мёртв.

На кухне засвистел чайник. Олег слышал, как мама включила телевизор, загремела посудой, как что-то говорила собаке.

– Со мной всё нормально – просто идиотизм какой-то снится, не выспался и сколько я тебя просил, сними у меня эти старые шторы! – Олег был вне себя. Мать молча пододвинула к нему поближе тарелку с гречневой кашей и налила крепкий чай из маленького эмалированного чайника.

– Здорово, пацаны, – Олег был явно рад увидеть привычную компанию во дворе, на двух скамейках у детской площадки.

Вокруг всё было закидано окурками, пивными бутылками. Во всём дворе знали, что это их место. Никто, кроме них, не мог занимать эти скамейки. На стене бетонного гаража, что был неподалеку, чёрной краской была сделана надпись «Россия для русских», а чуть ниже, меньшего размера буквами чья-то дрожащая рука вывела «Гавна самавар». Олега эта надпись всегда забавляла: «Что за малолетки, дебилы – слово «говно» и то правильно написать не могут, что говорить про «самовар».

– Чего тебя вчера-то не видать было? Обосрался, что замочил того гада? – рыжий невысокого роста шкет был явно доволен тем, что сумел сформулировать такую серьезную и глубокую мысль.

Олег врезал ему кулаком в щеку и произнёс, обращаясь к тем двоим, что сидели чуть позади: «Надо поговорить, ребята». Слово Олега – закон. Остальные двое быстро ретировались, сказав, что у них дела.

– Вы ничего про того придурка, которого мы замочили, не слышали?

– Нет, ничего. А ты боишься, что поймут, что это ты?

– Я? – Олег привстал, – Если я, то и вы оба. Вы чего? Бежать, врезать – это мы все, а отвечать – мне? Нет, так не пойдет.

– Да успокойся ты. Никто ничего не видел. Живи спокойно. Те двое, которые пришли тогда с этим уродом, и второй, которого мы не догнали, ничего не скажут. Что они помнят? Насрали все в штаны.

– Интересно, нашли ли его? Ищут? – Олег понимал, что вся эта история гораздо сложнее, чем казалось ему поначалу. – Идём к озеру!

– Зачем? Что ты там забыл? Я вообще там не хочу появляться, – парень в сером растянутом свитере явно не ожидал такого поворота событий.

– Он прав, Олеж, ну что там нам делать? Заметят ещё! – у второго тоже были совершенно другие планы.

– Нет, мы идём туда – нужно посмотреть, что там и как. Идём сейчас. Вы со мной? – Олег начинал злиться.

– Нет.

– Иди один – и вообще мы не с тобой. Что ты, свихнулся? Надо отсидеться! Тебе что, не ясно, что нельзя привлекать внимания, что нужно просто отсидеться. Отсидеться. Ты понимаешь это?

– Понимаю – что я, идиот? А, и ещё – а вам в эти дни ничего не снится? Кошмары не мучают?

– Ну, ты вообще придурок, точно придурок. Ты понимаешь, что ты болтаешь тут? – парень тянул свой свитер за рукав, это был совершенно явственный признак того, что он нервничал, что что-то должно случиться. В какое-то мгновение он хотел врезать Олегу, даже замахнулся.

– Пошли вы… – Олег отвернулся на мгновение, потом направился в другую сторону. В сторону озера. Снова тропинка. Длинный дом. Здесь свернуть направо. Вот и тротуар. Олег остановился и обернулся назад. На скамейках у парадной никто не сидел – эти двое словно провалились куда-то, ушли, убежали, скрылись, как будто их и не было вовсе. Вот и дорога, здесь тогда бежали. Олег перешёл проезжую часть – теперь в кусты, с насыпи вниз, в небольшой парк. Ветки кустов больно кололи руки и лицо. «Надо же, – подумал Олег, – а ведь когда я бежал, я совершенно этого не чувствовал, странно».