Сра­зу же по­сле по­се­ще­ния Ар­шиа­ка он от­пра­вил­ся к Пуш­ки­ну. Го­во­ри­ли они о мно­гом:

о Ша­тоб­рия­не, и о Ге­те, и о мо­ем пись­ме из Сим­бир­ска — о па­ро­хо­де, кое­го дым про­ест гла­за на­шей та­тар­щи­не.[420]

Об­ме­ня­лись мне­ния­ми о не­дав­но вы­шед­шем двух­том­ном тру­де Ша­тоб­риа­на «Опыт об анг­лий­ской ли­те­ра­ту­ре» и о пе­ре­во­де «По­те­рян­но­го Рая», вы­пол­нен­ном им же. Но о том, что за до­ку­мент Тур­ге­нев ви­дел у Ар­шиа­ка - ни слова. Или слов бы­ло ма­ло, или Пуш­кин ушел от от­ве­та? Вер­нее, увел дру­га на вто­рой этаж, в гос­ти к се­на­то­ру Ф.П.Лу­бя­нов­ско­му, у ко­то­ро­го час­то со­би­ра­лись лю­би­те­ли и зна­то­ки рус­ской ис­то­рии:

Обе­дал у Лу­бя­нов­ско­го с Пуш­ки­ным, Сто­гом, Свинь­и­ным, Баг­рее­вым и др. Анек­до­ты о Пла­то­не, ...Реп­ни­не, Без­бо­род­ке, Ту­тол­ми­не и Дер­жа­ви­не[421].

Вме­сте с тем, со­бы­тия ве­че­ра и час­ти но­чи вновь воз­вра­ти­ли Тур­ге­не­ва в центр свет­ско­го во­до­во­ро­та, где все так­же, опас­но сбли­жа­ясь, кру­жи­лись глав­ные фи­гу­ры ду­эль­ной ис­то­рии:

Ве­чер про­спал от вен­гер­ско­го и на бал к ав­ст­рий­ско­му по­слу. У по­сла лю­без­ни­чал с Пуш­ки­ной, Ога­ре­вой, Ше­ре­меть­е­вой. Жу­ков­ский при­ме­ча­ет во мне что-то не преж­нее и стран­ное, а я люб­лю его ед­ва ли не бо­лее преж­не­го. Ужин ве­ли­ко­ле­пен. Про­был до 3-го ча­са ут­ра[422].

Про­спав­шись, Тур­ге­нев на­пи­сал Бул­га­ко­ву 22 ян­ва­ря:

Воз­вра­тил­ся се­го­дня в 3 ча­са с ба­лу ав­ст­рий­ско­го по­сла, бли­ста­тель­но­го и мно­го­люд­но­го (400 зва­ных)[423].

То же мнение высказал и Вя­зем­ский:

Вче­ра был мно­го­люд­ный бал у ав­ст­рий­ско­го по­сла, но еще без цар­ской фа­ми­лии[424].

Ина­че от­не­слась к мно­го­люд­ной тол­пе мо­ло­день­кая фрей­ли­на Ма­ри Мердер. Тем же ут­ром 22 ян­ва­ря 1837 г. она при­зна­ва­лась в сво­ем днев­ни­ке:

На ба­лу я не тан­це­ва­ла. Бы­ло слиш­ком тес­но. В мрач­ном мол­ча­нии я вос­хи­щен­но лю­бо­ва­лась г-жою Пуш­ки­ной. Ка­кое вос­хи­ти­тель­ное соз­да­ние![425]

За же­ной по­эта на­блю­да­ли мно­гие: на­при­мер, Али­на Дур­но­во, дочь С.Г. Вол­кон­ской, за­ме­тив­шая, что

У г-жи Пуш­ки­ной во­ло­сы бы­ли глад­кие и за­пле­те­ны очень низ­ко, - со­вер­шен­но как пре­крас­ная ка­мея[426].

Но вот что еще раз­гля­де­ла Мер­дер в этом свет­ском стол­по­тво­ре­нии:

Дан­тес про­вел часть ве­че­ра не­по­да­ле­ку от ме­ня. Он ожив­лен­но бе­се­до­вал с по­жи­лою да­мою, ко­то­рая, как мож­но бы­ло за­клю­чить из до­ле­тав­ших до ме­ня слов, ста­ви­ла ему в уп­рек эк­заль­ти­ро­ван­ность его по­ве­де­ния.

Дей­ст­ви­тель­но - же­нить­ся на од­ной, что­бы иметь не­ко­то­рое пра­во лю­бить дру­гую, в ка­че­ст­ве се­ст­ры сво­ей же­ны,- бо­же! для это­го ну­жен по­ря­доч­ный за­пас сме­ло­сти.

Я не рас­слы­ша­ла слов, ти­хо ска­зан­ных да­мой. Что же ка­са­ет­ся Дан­те­са, то он от­ве­тил гром­ко, с от­тен­ком уяз­влен­но­го са­мо­лю­бия:

- Я по­ни­маю то, что вы хо­ти­те дать мне по­нять, но я со­всем не уве­рен, что сде­лал глу­пость!

- До­ка­жи­те све­ту, что вы су­мее­те быть хо­ро­шим му­жем... и что хо­дя­щие слу­хи не ос­но­ва­тель­ны. - Спа­си­бо, но пусть ме­ня су­дит свет.

Ми­ну­ту спус­тя я за­ме­ти­ла про­хо­див­ше­го А.С.Пуш­ки­на. Ка­кой урод![427]

Это ли не луч­шее под­твер­жде­ние гро­зы, над­ви­гав­шей­ся на по­эта! Об­ще­ст­во на­блю­да­ло за ним и его про­тив­ни­ком с не­ос­ла­бе­ваю­щим ин­те­ре­сом, пре­крас­но по­ни­мая, что про­ис­хо­дит столк­но­ве­ние ха­рак­те­ров, сти­лей жиз­ни, проти­во­бор­ст­во раз­ных ми­ров. Уже по­сле тра­ге­дии, ис­пу­гав­шись ро­ли статистов, мно­гие по­спе­ши­ли пред­ста­вить про­ис­хо­дя­щее как не­кую те­ат­раль­ную ис­то­рию, раз­ви­ваю­щую­ся по ту сторону рампы!

Ум­ни­ца Да­рья Фи­кель­мон, хо­зяй­ка это­го ба­ла, ут­вер­жда­ла как са­мо со­бой ра­зу­мею­щее­ся:

Вско­ре Дан­тес, хо­тя и же­на­тый, во­зоб­но­вил преж­ние прие­мы, преж­ние пре­сле­дования...[428].

В той же ма­не­ре вы­ска­зы­ва­лась и Алек­сан­д­ри­на Гон­ча­ро­ва, со слов ее му­жа ба­ро­на Фри­зен­го­фа:

Дом Пуш­ки­ных ос­та­вал­ся за­кры­тым для Гек­кер­на и по­сле бра­ка. (...) Но они встре­ча­лись в све­те, и там Гек­керн про­дол­жал де­мон­ст­ра­тив­но вос­хи­щать­ся сво­ей но­вой невест­кой; он ма­ло го­во­рил с ней, но на­хо­дил­ся по­сто­ян­но вбли­зи, поч­ти не сво­дя с нее глаз. Это бы­ла на­стоя­щая бра­ва­да[429].

От­нюдь, это не бы­ло бра­ва­дой! Дан­тес про­сто от­ве­чал на вы­зов Пуш­ки­на. Да и как не от­ве­тить, ес­ли пе­ред то­бой за­кры­ва­ют две­ри? Мер­дер не слу­чай­но отмечала уяз­влен­ное са­мо­лю­бие ка­ва­лер­гар­да. Кро­ме то­го, она тут же вспоми­на­ла не­дав­но ус­лы­шан­ный ею анек­дот:

Рас­ска­зы­ва­ют, - но как дер­зать до­ве­рять все­му, о чем бол­та­ют?! Го­во­рят, что Пуш­кин, вер­нув­шись как-то до­мой, за­стал Дан­те­са на­еди­не со сво­ею суп­ру­гою. Пре­ду­пре­ж­ден­ный друзь­я­ми, муж дав­но уже ис­кал слу­чая про­ве­рить свои по­доз­ре­ния; он су­мел сов­ла­дать с со­бою и при­нял уча­стие в раз­го­во­ре. Вдруг у не­го яви­лась мысль по­ту­шить лам­пу, Дан­тес вы­звал­ся сно­ва ее за­жечь, на что Пуш­кин от­ве­чал: «Не бес­по­кой­тесь, мне, кста­ти, нуж­но рас­по­ря­дить­ся на­счет кое-че­го». Рев­ни­вец ос­та­но­вил­ся за две­рью, и че­рез ми­ну­ту до слу­ха его до­ле­те­ло не­что по­хо­жее на звук по­це­луя...

По­хо­жую ис­то­рию, с еще бо­лее пи­кант­ны­ми под­роб­но­стя­ми, спус­тя го­ды рас­ска­зы­вал и князь А.В.Тру­бец­кой - бли­жай­ший при­ятель Дан­те­са. Это бы­ла та же не­ле­пи­ца, го­во­ря­щая лишь об оче­вид­ной для всех интриге между по­этом и ка­ва­лер­гар­дом. Мер­дер так ее и по­ни­ма­ла. Она ис­поль­зо­ва­ла анек­дот как раз по на­зна­че­нию, с его по­мо­щью под­сту­пая к глав­ной мыс­ли, ко­то­рая осо­бен­но ее вол­но­ва­ла:

Впро­чем, о люб­ви Дан­те­са из­вест­но всем. Ее, яко­бы, ви­дят все. Од­на­ж­ды ве­че­ром, я са­ма за­ме­ти­ла, как ба­рон, не от­ры­ва­ясь, сле­дил взо­ром за тем уг­лом, где на­хо­ди­лась она. Оче­вид­но, он чув­ст­во­вал се­бя слиш­ком влюб­лен­ным для то­го, что­бы, на­дев мас­ку рав­но­ду­шия, ри­ск­нуть поя­вить­ся с нею сре­ди тан­цую­щих[430].

Мер­дер была не­сколь­ко сму­ще­на - она до кон­ца не зна­ла вер­но ли оп­ре­де­ля­ет то, что про­ис­хо­дит у нее на гла­зах. Дан­тес вел се­бя вы­зы­ваю­ще - это за­ме­ти­ли мно­гие, но объ­яс­нить по­доб­ную не­ос­то­рож­ность не мог­ли. То, что ка­ва­лер­гард эпа­ти­ро­вал са­мо­го по­эта, ста­ра­лись не ду­мать. Го­раз­до про­ще бы­ло пред­по­ло­жить, что де­мон­ст­ра­ция не­за­ви­си­мо­сти, вы­ра­зив­шая­ся, в ча­ст­но­сти, в бес­це­ре­мон­ном об­ра­ще­нии Дан­те­са с же­ной по­эта, бы­ла про­яв­ле­ни­ем не­уга­саю­щей стра­сти, а не уяз­влен­но­го са­мо­лю­бия. То­му спо­соб­ст­во­ва­ли и са­ми Гек­кер­ны.

Не на­до за­бы­вать, что им при­хо­ди­лось объ­яс­нять зна­ко­мым при­чи­ну уп­рям­ст­ва но­во­го род­ст­вен­ни­ка - не­же­ла­ние по­эта под­дер­жи­вать род­ст­вен­ные от­но­ше­ния. Ведь го­во­рят же, нет ды­ма без ог­ня. И Гек­кер­ны со­ста­ви­ли впол­не без­обид­ную ис­то­рию, со­глас­но ко­то­рой Пуш­кин, как-то об­на­ру­жив у се­бя в до­ме пись­ма Дан­те­са, «со­дер­жа­щие вы­ра­же­ние са­мой пыл­кой стра­сти», по­ду­мал, что ад­ре­со­ва­ны они На­та­лье Ни­ко­ла­ев­не. Ка­ва­лер­гард вы­ну­ж­ден был объ­яс­нять, что пись­ма об­ра­ще­ны к Ека­те­ри­не - бла­го, за­пи­соч­ки пи­са­лись обе­им се­ст­рам. По­сле че­го и бы­ло объ­яв­ле­но о пред­стоя­щей свадь­бе, но по­эт не по­ве­рил им и не из­ба­вил­ся от рев­ни­вых по­доз­ре­ний.

Поз­же эта вер­сия лег­ла в ос­но­ву су­деб­но­го раз­би­ра­тель­ст­ва, но до то­го, вы­пу­щен­ная в об­ще­ст­во, она об­рос­ла фан­та­сти­че­ски­ми под­роб­но­стя­ми и пре­вра­ти­лась в по­шлый анек­дот, ко­то­рый вре­дил ре­пу­та­ции Гек­кер­нов ни­чуть не мень­ше, чем Пуш­ки­ну. Не ис­клю­че­но, что здесь сыг­ра­ли свою роль и дру­зья по­эта - слиш­ком уж охот­но, а глав­ное, с не­скры­вае­мым удо­воль­ст­ви­ем объ­яс­ня­ла спус­тя го­ды про­ис­шед­шее кня­ги­ня В.Ф.Вя­зем­ская: