– Лондон – ужасное место, не так ли? – осведомился он с непринужденной улыбкой.

– Да. Мне он совсем не нравится.

– Мне тоже.

– Вы не англичанин? – спросила Пилар.

– Англичанин, но я приехал из Южной Африки.

– Тогда все понятно.

– Вы тоже прибыли из-за границы?

Пилар кивнула:

– Да, из Испании.

– Из Испании, вот как? – переспросил заинтересованный Стивен. – Значит, вы испанка?

– Только наполовину. Моя мать была англичанка. Вот почему я так хорошо говорю по-английски.

– В Испании все еще бушует война?

– Да, это ужасно. Столько разрушений.

– И какую же сторону вы поддерживаете?

Политические убеждения Пилар казались весьма неопределенными. По ее словам, в деревне, откуда она прибыла, никто не обращал особого внимания на войну.

– Понимаете, она была далеко от нас. Мэр, как государственный служащий, конечно, поддерживал правительство, а священник – генерала Франко, но большинство жителей занимались землей и виноградниками – на политику им не хватало времени.

– Вероятно, поблизости от вас не было военных действий?

– Не было. Но когда я ехала через страну на машине, то видела много разрушений. Одна бомба попала в автомобиль, другая уничтожила целый дом. Зрелище было захватывающее!

Стивен Фэрр криво усмехнулся:

– Выходит, вам это показалось увлекательным?

– Не совсем, – ответила Пилар. – Водитель моей машины погиб, а мне нужно было ехать дальше.

– И его смерть вас не огорчила? – спросил Стивен, наблюдая за ней.

Темные глаза Пилар широко открылись.

– Каждый должен умереть, не так ли? Смерть, которая обрушивается с неба – бах! – ничуть не хуже любой другой. Сегодня человек жив, а завтра мертв. Так уж заведено в этом мире.

Стивен Фэрр рассмеялся:

– Вас не назовешь пацифисткой!

– Меня не назовешь… кем? – Пилар казалась озадаченной словом, ранее не входившим в ее лексикон.

– Вы прощаете ваших врагов, сеньорита?

Пилар покачала головой:

– У меня нет врагов. Но если бы были…

– Ну?

Он смотрел на девушку, словно зачарованный притягательной и в то же время жестокой складкой ее рта.

– Если бы кто-то ненавидел меня, а я ненавидела его, – серьезно ответила Пилар, – то я бы перерезала моему врагу горло – вот так! – Она сделала выразительный жест, настолько быстрый и свирепый, что Стивен Фэрр был ошеломлен.

– Вы на редкость кровожадная особа! – заметил он.

– А как бы вы поступили с вашим врагом? – обыденным тоном осведомилась Пилар.

Стивен изумленно уставился на нее и громко расхохотался.

– Право, не знаю!

– Конечно, знаете, – с неодобрением промолвила Пилар.

Стивен перестал смеяться.

– Да. Знаю, – тихо сказал он и спросил, переменив тему: – Что заставило вас приехать в Англию?

– Я собираюсь погостить у моих английских родственников, – довольно сдержанно ответила Пилар.

– Понятно.

Стивен откинулся на сиденье, размышляя, что собой представляют эти английские родственники и как они отнесутся к незнакомой испанской девушке, пытаясь представить себе ее в чопорном британском семействе во время Рождества.

– А в Южной Африке очень красиво? – спросила Пилар.

Стивен начал говорить о Южной Африке. Она слушала с напряженным вниманием ребенка, которому рассказывают сказку. Он наслаждался ее наивными и в то же время проницательными вопросами и с удовольствием отвечал, щедро приукрашивая описания.

Возвращение пассажиров положило конец этой беседе. Стивен с улыбкой поднялся и направился в коридор.

У двери он шагнул назад, пропуская пожилую леди, и его взгляд упал на бирку, прикрепленную к явно импортной соломенной дорожной сумке девушки. Стивен с интересом прочитал имя – «мисс Пилар Эстравадос», однако при виде адреса – «Горстон-Холл, Лонгдейл, Эддлсфилд» – его глаза расширились от удивления и какого-то другого чувства.

Полуобернувшись, Стивен снова посмотрел на девушку, но теперь его взгляд был озадаченным и подозрительным. Выйдя в коридор, он закурил сигарету и нахмурился…

Сидя в большой голубой с золотом гостиной Горстон-Холла, Элфред Ли и его жена Лидия обсуждали планы на Рождество. Элфред был довольно плотным мужчиной средних лет с приветливым выражением лица и мягкими карими глазами. Говорил он негромко, но четко выговаривая слова. Втянутая в плечи голова, да и весь его облик свидетельствовали о вялости и инертности. Лидия, напротив, была худощавой энергичной женщиной, похожей на борзую. Ее движения отличались грацией и изяществом.

Ее усталое лицо не было красивым, зато голос был очаровательным.

– Отец настаивает! – сказал Элфред. – Значит, ничего не поделаешь.

Лидия с трудом сдержала возглас раздражения.

– Неужели ты должен всегда ему уступать? – спросила она.

– Он уже очень стар, дорогая…

– Знаю!

– И привык все делать по-своему.

– Естественно, раз он поступал так всю жизнь, – сухо промолвила Лидия. – Но рано или поздно, Элфред, тебе придется сопротивляться.

– Что ты имеешь в виду, Лидия?

Элфред уставился на нее с таким явным испугом, что она закусила губу, сомневаясь, стоит ли ей продолжать.

– Что ты имеешь в виду? – повторил Элфред Ли.

Лидия пожала худыми, стройными плечами.

– У твоего отца, – ответила она, тщательно подбирая слова, – проявляются тиранические наклонности.

– Я уже говорил, что он очень стар.

– И с возрастом эти наклонности усиливаются. Когда же это кончится? Он буквально диктует, как нам жить. Мы не можем самостоятельно строить планы, а если пытаемся, то их тут же расстраивают.

– Отец считает, что мы должны считаться с его мнением, – сказал Элфред. – Не забывай, что он очень добр к нам.

– Ничего себе, добр!

– Очень добр. – В голосе Элфреда послышались строгие нотки.

– Ты имеешь в виду, в смысле финансов?

– Да. Его собственные желания крайне просты. Но нам он никогда не отказывает в деньгах. Ты можешь тратить сколько угодно на платья и на дом, и отец без разговоров оплачивает все счета. Только на прошлой неделе он подарил нам новую машину.

– Согласна – когда речь идет о деньгах, твой отец очень щедр, – сказала Лидия. – Но взамен он требует от нас рабского подчинения.

– Рабского?

– Вот именно. Ты его раб, Элфред. Если бы мы решили уехать, а твой отец внезапно воспротивился, ты бы отменил все приготовления и безропотно остался здесь! А если ему взбредет в голову выставить нас, мы тут же уедем. У нас нет собственной жизни, нет независимости.

– Мне не нравится, что ты так говоришь, Лидия, – с огорчением произнес ее муж. – Это неблагодарность. Мой отец все делает для нас…

С усилием удержавшись от возражения, Лидия снова пожала плечами.

– Ты ведь знаешь, Лидия, – продолжал Элфред, – что старик очень любит тебя.

– Зато я не люблю его, – твердо заявила она.

– Лидия, мне неприятно слышать такие вещи. Это так жестоко…

– Возможно. Но иногда приходится говорить правду.

– Если бы отец догадывался…

– Твой отец отлично знает, что я не люблю его. Думаю, это его забавляет.

– Я уверен, Лидия, что ты не права. Он часто говорил мне, что у тебя очаровательные манеры.

– Естественно, я всегда с ним вежлива. Просто я хочу, чтобы ты знал о моих подлинных чувствах. Твой отец мне очень не нравится, Элфред. По-моему, он злой и деспотичный старик. Он тиранит тебя, полагаясь на твою привязанность. Тебе уже давно следовало бы воспротивиться…

– Довольно, Лидия, – резко прервал Элфред. – Хватит об этом.

Она вздохнула:

– Прости. Возможно, я была не права… Давай поговорим о планах на Рождество. Думаешь, твой брат Дэвид действительно приедет?

– Почему бы и нет?

Лидия задумчиво покачала головой:

– Дэвид такой… странный. Он ведь уже много лет не был в Горстон-Холле – ему неприятен этот дом, так как он был очень привязан к вашей матери.