– Виктория Юрьевна, можно?

Вывел меня из раздумий голос вошедшего в ординаторскую начальника. Как же я ценю эту работу, в том числе и за вот такое уважительное отношение наставников к приемникам.

– Да, разумеется Николай Константинович!

Пожилой мужчина мне по-доброму улыбнулся и присел в кресло, напротив.

– У нас новый пациент. Парень молодой, восемнадцать. Хоккеист, травма произошла на матче, перелом лодыжки со смещением, порваны связки. А мальчик, насколько я понимаю в спорте профессионально. Его родители, мои давние знакомые, я пообещал им сделать все возможное, чтобы их сын встал на коньки. А ты лучший реабилитолог из тех, кого я знаю.

Было приятно слышать комплименты о своем профессионализме от учителя, но я видела, что он что – то не договаривает.

– Я должна знать, что – то еще?

– Да, Вика. Я выбрал тебя и потому, что ты молода. Хоть и много старше него, но ближе к нему, чем все мы. Парень сломлен, а ты хороший человек и красивая девушка, что если это повлияет на его прогресс в лечении?!

Ах, вот оно что.

– Можно его историю?

Я взяла из рук Николая Константиновича историю болезни и на какое – то время погрузилась в ее тщательный просмотр. Что ж врач прав, у парня почти не осталось шансов не то что на коньки встать, но и ходить не хромая, в принципе.

– Хорошо, попробуем.

Хотелось порадовать, человека, который вложил силы в мое обучение. За свои двадцать пять лет, я встречала действительно достойных людей, которые проявляли ко мне немыслимую доброту, и я обязана быть полезной людям так же.

Красивая? Утверждает профессор. Ну, можно и так сказать. Невысокая, стройная, зеленоглазая брюнетка. Я выглядела моложе своих лет, что нисколько не влияло на мою работоспособность.

Не теряя времени даром, мы прошли в палату к парню. Еще из больничного холла я услышала его возмущенные крики, и в дверь ударился костыль, закинутый парнем так далеко, как только он мог. Понятная мне реакция, я повидала за годы интернатуры много таких. Люди, особенно молодые, и с которыми горе случилось нежданно – негаданно, отрицали свою немощь до последнего.

Из истории помнила, что парня зовут Егор Щукин. Именно таким я себе его и представляла. Поджарым, с торчащими в разные стороны, нуждающимися в уходе волосами, красно – белой хоккейной форме и не по-детски понимающими голубыми глазами.

Было видно, что парень борется, за то чтобы встать на сломанную ногу и убежать подальше отсюда. Шок. У него просто шок и он еще не ощущает боли, пройдет время, и он полезет на стену.

– Егор, здравствуй.

По – дружески похлопал хоккеиста по плечу мой спутник. Было видно, что они давно и не плохо знакомы. Парень, на какое – то время даже расцвел в улыбке, которая совсем меня не касалась. Ему было действительно не до меня, и даже если бы сюда зашла девушка его мечты, он бы проигнорировал ее. Так велика была его беда.

– Познакомься, это Виктория. Моя ученица и теперь и твой врач на ближайшее будущее.

Поморщился, окинул меня взглядом и, не задержавшись ни на чем во мне, грубо перебил Николая Константиновича.

– Мне не нужен ВРАЧ! Мне нужен ХОККЕЙ!

Я перевела задумчивый взгляд на Николая Константиновича. У парня настоящая истерика и сейчас не лучшее время для знакомства.

– Егор, послушай….

Врач протянул к нему руку, но парень из-под нее вывернулся.

– Нет, это вы послушайте, ничего вы не понимаете! Я должен быть сейчас на льду!

Руководствуясь едва заметным сигналом врача, медсестра вколола Щукину успокоительную инъекцию и, побушевав еще немного, парень уснул.

Мне было жаль его, как и большинство моих пациентов. Со спортсменами я сталкивалась не впервые, и многие из них успешно возвращались в большой спорт. Многие, но не все. И этот случай был из последних. Парень горяч, молод и не собирается слушать никого вокруг, а это уже гарантирует не успех.

– Николай Константинович?

Учитель посмотрел на меня осуждающе, у нас не принято было сдаваться.

– Я понимаю, Виктория. Но поставь себя на его место. Парень на пике популярности, у него вся голова только этим и забита. И настоящая трагедия для него, не остаться калекой на всю жизнь, а не встать на коньки, Вика.

Я никогда не буду на месте парня, потому что одержима лишь одной идеей – здоровье на первом месте. И все что его калечит, лишнее для жизни.

– Не отказывай ему в помощи, даже не попробовав.

Меньше всего на свете мне бы хотелось расстраивать этого доброго и благородного человека. Его личные качества пришли, казалось из того века в котором еще были рыцари и добрые волшебники. Рядом с учителем, хотелось верить в то, что все возможно. Что возможно вылечить такого тяжелораненого мальчика и подарить ему надежду на будущее.

– Я попробую.

В свои слова не верилось, но и мальчика было действительно жалко. Это чувство во мне пока не атрофировалось, но и с каждым годом, я чувствовала его все меньше. Сочувствовать каждому, болезненно для меня самой. Я выгораю, помогая этим людям!

– Хорошо, расскажите мне о нем.

Задача реабилитолога подружиться с больным. Узнать его точке опоры, понять на какие стороны в его характере давить, чтобы не только препараты, но и он сам себе помогал.

– Егор Щукин. Восемнадцать лет. Есть младший брат, тоже, кстати, хоккеист и мать. Отец ушел от них. Парни всю свою жизнь проводят на катке.

– Характер?

– Ну, тут ты и сама видела, Вика. Характер у парня боевой, но еще детский.

Как же просто очевидно быть ребенком на хоккее. В его возрасте я уже была в институте и училась лечить людей. День ото дня, нам внушали, что вы уже не дети и вскоре будете отвечать за человеческие жизни. Я была не из богатой семьи, и приходилось днями и ночами корпеть над учебниками, чтобы не вылететь из университета. И я преуспела. В двадцать два я получила красный диплом. В двадцать, уже на четвертом курсе начла подрабатывать в отделении реабилитации лучшей московской клиники этого профиля. Под началом Николая Константиновича. В двадцать пять, я могу назвать себя не плохим специалистом и уж точно очень трудолюбивым. Вся мя жизнь, пока замкнута на этом.

– Он любит что – то помимо хоккея?

– Я не так хорошо знаю мальчика. Попытайся сама разговорить его, узнать лучше.

Очевидное видение ситуации.

– Хорошо.

Еще раз дала я свое согласие и, подхватив блокнот и ручку со стола, пошла в палату. Около нее дежурила молодая женщина, лет тридцати восьми, сорока. Мать, наверное.

– Здравствуйте.

Привлекла я ее внимание и протянула руку в приветственном жесте.

– Виктория Юрьевна Волкова. Лечащий врач Егора Щукина. Вы его мать?

– Да – да! Что мы будем делать, он, как обезумел, хоккей, хоккей! А я же видела лица врачей, все намного серьезнее, чем то, что он не сможет встать на коньки?

Заплаканные глаза женщины смотрели на меня с надеждой. Я представила на ее месте свою мать, которая тоже растила меня без отца и вкладывала в меня все, душу, сердце, жизнь.

– Ваше имя отчество?

– Елена Константиновна.

Запинаясь сквозь рыдания, выдала женщина.

– Елена Константиновна. Чтобы я больше никогда, ни в присутствии Егора, нигде бы то ни было еще, не слышала, что у вашего сына все плохо. Я лично сделаю все возможное, чтобы для начала он сам в это поверил и помог мне научить его ходить заново. А там глядишь, и на коньки встанем.

Я видела недоверие в ее глазах. Конечно, это и так стресс для всей семьи, а тут еще и врач – молоденькая девочка, которая не производит никакого впечатления касаемо жизненного опыта.

– Вы Вика? Ой, простите! Виктория Юрьевна? Та самая, про которую рассказывал Коля?

Ее монолог вызвал у меня улыбку. Николай Константинович любил меня как дочь, и хвалиться моими достижениями очень любил.

– Да. Егор еще спит?