– Ну, это еще вполне поправимо. Вишня будет вам давать работу на дом. Моей жены нет теперь дома, но она скоро будет; если хотите, подождите ее.

– Я подожду, если позволите, – ответила она печально/

Леон посмотрел на нее, на ее чистенький костюм, за которым она напрасно старалась скрыть свою бедность, и испытал какое-то особенное чувство к ней, объясняя это простым состраданием.

– Пойдемте наверх, – сказал он, – там вы подождете в швейной. Моя жена теперь скоро вернется домой.

Молодая девушка молча встала и последовала за ним.

– Странно, – думал между тем Леон, поднимаясь по лестнице, – этот Филипп Гарен был порядочный плут, когда он работал у меня.

И, оборотясь к молодой девушке, он спросил:

– Где живет ваш отец?

– В двух шагах отсюда: улица Шарон, № 23.

– Я схожу сейчас же к нему. Я только что хотел идти туда, на эту улицу, когда вы пришли ко мне. Там у меня склад дров.

– Мамаша, – добавил он, входя в мастерскую, – Вишня еще не возвращалась?

– Нет еще, – ответила старуха.

– Вот эта молодая девушка подождет ее, я особенно рекомендую ее как дочь одного из бывших моих работников.

Затем он обернулся к молодой девушке и предложил ей позавтракать с ними.

– Благодарю вас, – ответила она печально, – но извините меня, если я не приму ваше предложение. Мой отец…

Леон был тронут до слез и подумал, что она, вероятно, не принимает его предложения потому, что у ее больного отца нет совсем хлеба.

– Подождите здесь, – сказал он, – я сейчас же вернусь.

И, накинув на плечи пальто, он проворно сошел с лестницы, вышел из дому и направился на улицу Шарон.

Через несколько минут после этого он был уже у дома № 23.

– Где живет Филипп Гарен? – спросил он у привратницы.

– Шестой этаж, в коридоре третья дверь налево. Леон Роллан поднялся по грязной узкой лестнице на самый верх дома и постучался в указанную ему дверь.

– Войдите, – раздался из-за нее чей-то разбитый голос.

Леон отворил дверь и невольно вздрогнул при виде той ужасной нищеты, которая царствовала в этой крошечной конурочке, все убранство которой состояло из кровати, соломенника, стола и двух стульев.

Старик лежал на соломеннике, прикрытый тонким одеялом. Но столе стояла кружка с водой, кусок хлеба и несколько пустых обломанных и потрескавшихся тарелок.

Леон узнал своего бывшего работника, глаза которого были красны и тусклы.

– Кто там? – спросил он плачевным голосом.

– Это я – Леон Роллан.

– Возможно ли?! – вскрикнул слепой. – Такая честь жалкому бедняку

– У меня была ваша дочь.

– Ах! – продолжал старик, едва удерживаясь от рыданий. – Без этого божьего дитятка я бы умер с голоду.

И при этом старик рассказал, что почти полгода она работает по восемнадцать часов в сутки за пятнадцать су, и это все из-за него.

– Вы отлично сделали, мой друг, что прислали ее ко мне. Ваша дочь теперь у меня, и моя жена даст ей работу, а покуда, мой друг Гарен, позвольте мне услужить вам и дать взаймы немного денег.

Слепой закрылся руками.

– Ах, – прошептал он, – я не смею и не могу отказаться, когда моя бедная дочь…

И при этом он смиренно протянул руку.

Леон положил в нее две золотые монеты и сказал:

– Прощайте покуда. Завтра я буду у вас, а теперь пришлю к вам вашу дочь.

Роллан спустился вниз и подошел к привратнице-старухе в чепце вроде турецкой чалмы.

– Подите к Гарену, – сказал он, подавая ей шесть франков, – затопите у него камин, купите говядины и сварите ему супу. Вообще, позаботьтесь о нем. Я еще зайду сюда.

Привратница, ввиду подобной щедрости, отвесила ему поклон до самой земли и поспешила исполнить его приказание.

Леон Роллан направился домой, и в то время, когда он шел по площади, его догнала Вишня, возвращаясь от графа де Кергаца.

Вишня в эти четыре года превратилась в прелестную молодую особу, на которую любовались все жители предместья и не называли ее иначе как «прелестная, очаровательная госпожа Роллан».

– Милочка, – сказал ей Леон, – пойдем поскорее, тебя уже давно ждут дома. т – Кто?

– Одна бедная девушка.

И Леон рассказал своей жене, что произошло в ее отсутствие.

Евгения Гарен сидела в столовой и ожидала их. Вишня взглянула на нее и невольно вздрогнула.

– Вот и оба попались! – подумала Евгения. – Через неделю этот человек будет страстно и безумно влюблен в меня, а эта особа станет также сильно ревновать.

Через час после этого мнимая дочь Филиппа Гарена поднялась по грязной лестнице дома № 23 и вошла в каморку слепого.

Привратница точно исполнила приказания Леона Роллана: она затопила камин и сварила суп, который старик и доедал, когда к нему вошла его мнимая дочь.

– Ну, господин слепой, – сказала она, – хорошо ли вы сыграли вашу роль?

– Отлично. И если бы вы были тут, моя добрая барыня, то вы бы похлопали мне. Я так хорошо плакал, что дурак совершенно растаял.

Слепой расхохотался.

– Он дал мне целых сорок франков, – продолжал он рассказывать, – и прислал нашу привратницу, вдову Фипар, затопить у меня камин и сварить мне супу.

– Вижу, вижу, – заметила, улыбаясь, молодая женщина, – что у вас отличный аппетит.

– Гм… Аппетит-то хорош, но жажда еще сильнее, и если бы соблаговолили, милая барыня, приказать потешить меня винцом.

– Погоди, старый пьяница, – ответила, смеясь, молодая женщина, – ты тогда разболтаешься и можешь наделать кучу глупостей.

– Следовательно, я должен утолять свою жажду одной водой.

– Пока я не дозволю тебе пить вино. В тот день, когда тебе будет дано это разрешение, ты можешь спать хоть в самом кабаке.

– А смею спросить: скоро это будет?

– Не знаю еще. Ну, я не могу долго сидеть в вашей конуре, слушайте хорошенько: мы условились, что вы будете получать от меня ежемесячно по десять луи. Если вы только будете честно и добропорядочно выполнять роль слепого.

– Совершенно верно, моя добрая, но даю вам честное слово Гарена, что я отлично исполняю роль слепого, несчастного отца.

– А если вы дотянете свою роль до конца, то вам заплатят еще тысячу экю. Конечно, по окончании всей этой комедии.

Мнимый слепой радостно вскрикнул.

– Прощайте. Я зайду сюда завтра утром. Роллан не может прийти завтра ни утром, ни вечером, я это знаю. Но если бы он пришел вечером, то вы, вероятно, сумеете сказать ему, что я пошла по делу.

Сказав это, мнимая Гарен встала и, спустившись по лестнице, зашла к привратнице, которая была не кто иная, как вдова Фипар, приемная мать негодяя Рокамболя – щеголеватого виконта де Камбольха.

Так как вдова Фипар была посвящена в тайны мнимой дочери отца Гарена, то Тюркуаза вошла к ней, не стесняясь, и сказала:

– Я бросила вам наверху узел. Вы отнесете его в комнату, нанятую вами для меня в улице Лапп, и найдете швею, которая бы как можно скорее сшила все, что там завернуто. Понимаете?

– Конечно, моя красавица.

– До свидания.

Тюркуаза вышла от нее и, наняв фиакр, приказала ехать в улицу Монсей.

Через несколько минут после этого она уже была дома, то есть в отеле, куда поместил ее сэр Вильямс, сделавший из нее орудие своих преступных планов.

Войдя к себе, она поторопилась сбросить с себя свой костюм, приняла ванну и оделась в великолепный костюм.

– Что он? – спросила она у служанки.

– Ничего, доктор был и перевязал его. Он все спрашивал, скоро ли вы вернетесь.

Тюркуаза расхохоталась.

– Ну, бедный голубок, попался, – заметила она, – и я убеждена, что через три месяца от полезет в скважину замка по первому знаку моего мизинца.

Сказав это, молодая женщина прошла в комнату, где ожидал ее раненый Фернан.

– Наконец-то, – прошептал он при виде ее.

– Неужели вы е таким нетерпением желали меня видеть, – спросила вкрадчиво молодая женщина, бросая на Фернана такой взгляд, который невольно заставил его покраснеть.

– Извините меня, – прошептал он.