Когда они вышли из самолета, Джон ждал их в зале прилета. Его высокую фигуру было легко заметить в толпе встречающих, и сердце Кэти остановилось, когда она впервые увидела его одетым в черный сюртук со стоячим воротником, характерный для людей его профессии.
— Боже мой, — благоговейным голосом прошептала Мейбл.
Нагруженные своими чемоданами, они остановились в нескольких шагах от него, смущенные этой строгой красотой священника.
— Мы уж и не знаем, обнимать нам тебя или преклонять перед тобой колени, — поддразнивая его, усмехнулась Кэти.
Джон еще больше расплылся в улыбке. Его темно-карие глаза излучали теплый свет.
— Объятия принимаются. Добро пожаловать в Новый Орлеан! — Они с Кэти обнялись, молча задержавшись в этом положении на одно исключительное и очень личное мгновение, после чего Джон обнял Эмму и Мейбл и пожал руку Рону и отцу Ричарду, которого он попросил «облачить» его во время церемонии посвящения. Уилл стоял позади всей этой группы и молчал, ожидая своей очереди; он выглядел очень робким и настороженным, как будто Джон вдруг стал для него незнакомцем.
— Привет, Уилл, — сказал Джон на октаву тише, чем говорил со всеми остальными.
Уилл, казалось, не замечал протянутую ему руку.
— Как мне к вам обращаться? — спросил он, бросив нерешительный взгляд на маму.
— Так же, как ты делал это всегда, — Джон.
— Не «отец»?
— Только если ты сам этого захочешь. И только после моего посвящения в сан.
— Отец. Я хочу называть вас «отец», — сказал Уилл изменившимся голосом и без лишних слов бросился в объятия Джона.
Католическая церковь Святейшего имени Иисуса представляла собой грандиозное здание в неоготическом стиле, возведенное в 1918 году по образцу Кентерберийского собора в графстве Кент, Англия. Кэти подумала, что алтарь в храме — одно из наиболее впечатляющих сооружений, какие ей приходилось видеть в жизни; но тут же про себя усмехнулась, потому что ее мнение казалось не слишком убедительным, ибо принадлежало человеку, который практически не выезжал из Керси, штат Техас, после того как ему исполнилось одиннадцать лет. Тем не менее даже самый искушенный путешественник наверняка бы оценил изысканное строение из белоснежного мрамора. Джон рассказывал ей, что камень был выбран первым благотворителем этой церкви и должен был олицетворять сахар в честь семейной сахарной плантации, доставшейся ему по наследству. Находясь посреди красно-золотого великолепия, Кэти могла только представить, что думает отец Ричард, сравнивая этот собор со своей скромной церковью в Керси. С поручня алтаря свисала белая стола[17], которую он чуть позже должен будет возложить на плечи Джона.
Она услышала позади себя нарастающий шум голосов, свидетельствовавший о том уважении, которым пользовался Джон. Голоса эти принадлежали его профессорам и друзьям по университету Лойола, преподавателям и новобранцам, представителям духовенства, прихожанам, его студентам и их родителям. Здесь рядом с бездомными сидели обитатели шикарного жилья, давно не мывшиеся делили одну скамью со свежевыбритыми. Сюда придут все, сказал ей его духовный наставник во время небольшой вечеринки, устроенной в честь Джона. Джон соприкоснулся с судьбами многих людей, идущими самыми разными жизненными путями. Люди его любили.
— Он очень одаренный ученик, — сказал наставник, — но все же известен не благодаря своим академическим успехам, а из-за его отношения к людям, его способности сходиться с ними, будь то студент или преподаватель, лицо духовное или светское, простолюдин или человек высокопоставленный. Он умеет найти подход к каждому.
За исключением отца Ричарда, принимавшего участие в торжественной процессии, гости из «Ручки сковородки» занимали первый ряд по правую сторону от центрального прохода. Кэти хотелось оглянуться на постепенно заполнявшуюся церковь, чтобы поискать глазами одного человека, но у нее слишком болела шея.
Дверь открылась, и глава духовной общины провинции Новый Орлеан, облаченный в богато расшитую ризу, занял свое место у алтаря. Друг за другом вошли певчие хора и выстроились в специальной нише справа от алтаря — впечатляющая группа в белых мантиях с накидками, украшенными золотыми крестами. Когда они подняли темно-коричневые пюпитры для нот, за пультом появился дирижер, и по взмаху его рук хор голосов затянул старинный религиозный гимн «Soli Deo Gloria» (Единому Богу слава) под величественные звуки большого оргáна. Служба посвящения в сан началась.
Кэти взглянула на часы. Через два часа Джон, обручившись с Господом, будет потерян для нее навсегда. Много лет подряд Кэти время от времени позволяла себе дать волю воображению, представляя, как бы сложилась ее жизнь, если бы она приняла предложение Джона за день до того, как он уехал в университет Лойола. Конечно, тогда она чувствовала совсем не то, что сейчас, и во время сегодняшней церемонии не наступит момент, как на венчании, когда архиепископ произнесет эту сакраментальную фразу: «Если кому-то из присутствующих известна причина, по которой этот человек не может связать себя брачными узами с Богом, говорите об этом сейчас или же молчите об этом навеки».
И она будет молчать.
Началась торжественная процессия. Люди продолжали прибывать. Кэти видела, как расширились глаза Уилла, внимательно наблюдавшего за происходящим. Он впервые в жизни был свидетелем столь пышной и значительной литургии. В следовавшей за епископом процессии Джон шел в предпоследнем ряду, одетый в альбу — длинное белое облачение, символизирующее платье для крещения нового христианина, который «облекается во Христа». Как же красив он был сейчас! Еще идя рядом с ним в аэропорту, Кэти заметила, что он привлекает взгляды женщин, в которых читалось нескрываемое любопытство, почему такой мужчина по собственной воле лишает себя плотских удовольствий, которые бы для него было так естественно получать.
Возле ее скамьи он вышел из своего ряда и, подмигнув всей их группе, сел рядом с ней в ожидании церковного служки, который должен будет сопроводить его к епископу для обряда посвящения. У Кэти в руках лежал проспект с подробно расписанным порядком церемонии, и во время долгого чтения Святого Писания, проповеди и текста Апостольского символа веры она боролась с безумным желанием схватить Джона за руку и закричать: «Не уходи! Останься и возьми меня замуж!..» Так же, как ей хотелось сделать это тогда, на крыльце дома ее бабушки, в памятный вечер Дня благодарения 1986 года.
Она еще крепче сжала программку, когда церковный служка, молодой человек в альбе и белом саккосе, приблизился к Джону, чтобы сопроводить его к главе духовной общины, который представит его епископу. «Обернись, Джон, и посмотри в мои глаза. И ты увидишь в них мое горе», — мысленно умоляла его Кэти. Но он не сделал этого. Он последовал за служкой, даже не взглянув на нее, даже не пожав ей руку перед уходом. Это выглядело так, будто он отрешенно шагнул вперед, в новый мир, оставив все прошлое на скамье позади себя. Перед епископом глава местной общины положил руку на правое плечо Джона и нараспев произнес:
— Представляю для рукоположения на служение Слова и Таинства Джона Роберта Колдуэлла, который был подготовлен, проверен и утвержден для этого посвящения и который был призван Церковью на это рукоположение через Общество Иисуса.
Трей ожидал, что прослезится. В моменты сильных переживаний ему приходилось бороться, чтобы сохранить глаза сухими. И хотя в большинстве случаев ему удавалось совладать с собой, это желание плакать было его естественным порывом. Газетчики писали о какой-то аномалии, поскольку это казалось полной противоположностью его циничной натуры. Он сел в дальнем конце среднего ряда в правом крыле церкви, откуда ему хорошо были видны первые ряды, и отказывался покидать свое место наблюдения или хотя бы встать, чтобы пропустить вновь прибывших. Они переступали через его ноги, бросая на него недовольные взгляды. Но никто из них его не узнавал. После окончания сезона он отращивал волосы. Для того чтобы сменить облик настолько, чтобы неузнанным прилететь в Новый Орлеан, взять напрокат машину, снять номер в гостинице и занять место на скамье в католической церкви Святейшего имени Иисуса, ему хватило более длинной прически, выросшей за месяц, легкой небритости и очков для чтения в черепаховой оправе.
