За кулисами Карнеги-Холл промозглым мартовским вечером кружили коварные сквозняки, от них, бывало, спешили укрыться в своих гримерных обливающиеся потом Падеревский, Хейфец и Шаляпин, а служанки Мелбы или Сембрич предусмотрительно ждали своих примадонн у самого выхода со сцены, чтобы сразу набросить на их влажные от пота, обнаженные плечи собольи пелерины. Разумеется, такое можно было видеть в антракты или после выступления, но сейчас было всего лишь четверть девятого и на огромной пустой сцене еще не произошло ничего, что заставило бы крепкого мужчину взмокнуть от напряжения. Тот же, кто думает, что скрипачу-виртуозу не нужна сила, пусть попробует сыграть «Трель дьявола»,[1] и он тут же поймет, что без стальных мускулов этого никогда не сделать!

Надо признать, однако, что Ян Тьюсар, которому через четверть часа со скрипкой и смычком в руках предстояло выйти на сцену и доказать, что он по праву стоит на том месте, где когда-то стояли Исайя и Крейслер, совсем не выглядел силачом. Он только что открыл дверь своей гримерной и остановился на пороге, держась одной рукой за притолоку, а другой — сжимая деку скрипки. Несмотря на свои шесть футов роста, он напоминал испуганного мальчишку: застывшее лицо, округлившиеся глаза, крепко прикушенная нижняя губа. Взоры дюжины или больше людей устремились к нему. Лишь пожарник с невозмутимым видом стоял у дальней стены, твердо зная, что любой артист в эти ужасные полчаса перед выступлением непредсказуем, как скаковая лошадь перед барьером, и с этим ничего не поделаешь.

Остальные кинулись было к скрипачу, но, словно налетели на невидимую преграду, тут же отпрянули, кроме немолодой женщины, которая длинными костлявыми пальцами придерживала у горла соболью накидку.

Один из мужчин загородил ей дорогу, и она, недовольно взглянув на широкую спину, вклинившуюся между ней и испуганным мальчиком, пожала плечами и отступила.

Ян Тьюсар молча перевел широко открытые глаза на мужчину.

Тот положил белую руку с короткими и толстыми пальцами на плечо скрипача.

— Вернись в гримерную и посиди там, — решительно сказал он.

Голос его прозвучал громко и резко, несмотря на явное желание проявить сочувствие и поддержку. Он был одного роста с Тьюсаром, только гораздо плотнее и раза в два старше — ему было лет за пятьдесят; хорошо упитанный и холеный господин в элегантном вечернем костюме прекрасно смотрелся в любой обстановке. Его рука легко, но твердо лежала на плече молодого человека.

— Так нельзя, Ян. Посиди и успокойся, тебя позовут.

— Руки замерзли, — пожаловался Ян. В его голосе слышался плохо скрываемый ужас. — Никак не согрею.

Пальцы совсем онемели. Который час?

— Четверть девятого. Ты должен…

— Где миссис Помфрет?

— Ушла домой. Вместе с Генри. Тебе не следует…

— Оставь! Я в полном порядке. Просто я хотел, чтобы она… кто это там стоит с Диего?

— Диего Зориллой? — Мужчина повернул голову. — Не знаю.

— Он так и буравит меня глазами. Что у него там в кармане? — Тьюсар говорил раздраженным и обиженным тоном. — Пришел на концерт с набитым карманом!

Диего! Подойди-ка сюда!

Приземистый, постарше Тьюсара, смуглый, с черными волосами и глазами, Диего подскочил к нему.

— Привет, Ян! — весело воскликнул он. — Пусть сам Орфей водит сегодня твоим смычком!

— Спасибо, Диего. Кто это с тобой? Я хочу с ним познакомиться.

— Это мой приятель… мы не думали…

— Я хочу с ним познакомиться!

— Конечно, пожалуйста.

Диего поманил пальцем своего спутника, тот поспешно подошел. Среднего роста и комплекции, немного старше тридцати лет, он ничем особенным не отличался, но такое впечатление сохранялось до тех пор, пока вы не чувствовали на себе быстрый и острый взгляд его карих глаз или не замечали непринужденной силы в его движениях.

Он еще не поравнялся с Диего Зориллой, как Тьюсар требовательно спросил:

— Чего вы на меня пялитесь? Что у вас в кармане?

— Это мой друг, — резко сказал Диего, — понятно, что ты сейчас не в себе, но ты не ребенок. Моего друга зовут Текумсе Фокс. Мистер Ян Тьюсар.

Он представил элегантного господина:

— Мистер Адольф Кох. — И голос его снова стал резким.

— Ты помнишь, я говорил тебе о мистере Фоксе, это он по моей просьбе помог купить…

— Прошу тебя! — быстро и решительно прервал его Фокс.

— О, — слегка нахмурившись, обескураженно протянул Тьюсар, глядя на свою скрипку так, будто совершенно про нее забыл. — Это… вы помогли… — И тут же его лицо и голос преобразились. Он стал смущенно извиняться: — Простите меня, пожалуйста, извините…

— Пустяки! — отмахнулся Фокс, с улыбкой глядя на него. — Диего не должен был говорить об этом и уж тем более тащить меня сюда. Я совсем не умею вести себя в обществе. У меня дурная привычка — разглядывать людей. Извините. А это… — он похлопал по боковому карману пиджака, — блок сигарет. Еще одна дурная привычка…

— Блок? — прыснул молодой человек. — Целый блок? — Он засмеялся, хотя больше это походило на взвизг, нервный и очень высокий. — Вы слышали, Кох? У него в кармане целый блок сигарет. Ужасно смешно! Это еще смешнее, чем когда вы… — Его пронзительный смех с нарастающей силой зазвенел в воздухе.

Среди присутствующих поднялся ропот, раздались возмущенные восклицания. Господин с мрачным, даже зловещим видом, стоявший шагах в десяти поодаль, подбежал, схватил Адольфа Коха за локоть и что-то зашептал ему на ухо. Подошли и другие, женщина в меховой накидке, устремившись вперед, оттолкнула Текумсе Фокса. Тот ретировался на прежнее место около входа на сцену, продолжая наблюдать за происходящим. Через минуту к нему присоединился его друг Зорилла, хмуро качая головой и что-то бормоча себе под нос.

— Скажи, это обычная прелюдия к скрипичному концерту? — сказал Фокс в самое ухо Зорилле, чтобы тот услышал его в гуле полуистеричных голосов.

— Совсем не обычная, — хрипло прорычал его собеседник, — я знаю: я испытал такое однажды… — Он поднял левую руку. На месте среднего и безымянного пальцев торчали жалкие культи. — До того, как случилось то…

— Да, но…

— Ничего, через два часа Ян либо взлетит на вершину славы, либо скатится в пропасть и, возможно, больше никогда из нее не выберется.

— Понимаю, однако кто же, черт возьми, все остальные? Почему никто не… что за господин… вцепился в эту жердь в меховой накидке?

— Это Феликс Бек, учитель и репетитор Яна.

— А кто та хорошенькая девочка, вся сжалась, будто ее до смерти испугали?

— Дора Моубрей, аккомпаниатор Яна. Естественно, она испугана. Ее отец был менеджером — и моим, и Яна… Ты слышал о нем — Лоутон Моубрей, он выбросился из окна своего офиса несколько месяцев назад и разбился насмерть. Высокий парень, расталкивающий других, — Перри Данхэм, сын миссис Помфрет, Ирэн Данхэм Помфрет, — ты ее знаешь. Перри — ее сын от первого мужа.

— А она где?

Диего пожал плечами:

— Понятия не имею. Наверное, уже сидит в своей ложе. Думаю, она должна быть здесь.

— А кто, скажи мне ради бога, выходит из гримерной? Они там тоже были! Кто это?

— Женщину ты знаешь.

— Нет, не знаю.

— Посмотри внимательней. Ты же ходишь в кино.

— Не часто. Она актриса?

— Конечно. Это Хиби Хит. Но парня, который с ней, я не знаю. Смотри, как она вцепилась в Яна и как Кох на нее уставился.

— Не хочу. — В голосе Фокса звучало отвращение. — Нужно быть деревянной колодой, чтобы на такое смотреть. Пошли в зал.

Диего кивнул:

— Пора. До начала несколько минут. — Его черные глаза были устремлены куда-то за Яна Тьюсара, все еще стоявшего на пороге гримерной. Вокруг суетились и галдели люди. — Ужасно — так долго дожидаться выхода на сцену, пальцы горячие, струны влажные, хотя когда холодные и сухие, это еще хуже. Пошли отсюда, Фокс.