Вспыхнув, Гриннел сказал:

– Тилни сейчас на приеме в доме Салли Вормен.

– Какой Салли?

– Жены Д.Л. Вормена. Д.Л. Вормен – это человек Аллентауна из Стальной корпорации. Жена Вормена нравится Тилни.

– И Коркоран там?

– Нет. В шесть его видели в Белом доме, он пробыл там полчаса. Но конечно, он встретится с Тилни, на собрании, которое состоится в офисе Аллена в одиннадцать.

Седой поднял стакан с коктейлем и взболтал его.

Было слышно, как кусочки льда со звоном ударяются о хрустальные стенки. Сделав небольшой глоток, мужчина скроил гримасу, а затем допил коктейль до дна и вернул стакан на столик.

– Дрянь, – буркнул он. – Нет, Гриннел, не вы, слава богу, нет, а все эти переговоры. Ерунда. Президент отстранился от них, и это длится уже в течение целой недели. Я знал весь расклад раньше, теперь его знаете и вы, а завтра это будет известно и президенту. Что бы он ни сказал и безотносительно к его популярности в Ассоциации молодых христиан Америки, палата проголосует за участие в войне в соотношении пять к одному.

Им от этого не отвертеться. За небольшим исключением, точно так же поступит и сенат. В любом случае здесь нет ничего, что я мог бы или хотел сделать. Мои доводы уже учтены. Так что, Гриннел, не думайте, ради бога, что я приехал в Вашингтон, чтобы улещать ваших чертовых конгрессменов.

Сказав это, дородный джентльмен со вздохом поднялся из кресла, обогнул стол и направился к книжному шкафу, возле которого двое мужчин листали фолианты.

Когда он вновь заговорил, тон его изменился, став более спокойным и ровным, но при этом речь его была проникнута пафосом:

– Я приехал в Вашингтон, чтобы встретиться с вами, Джордж. По счастью, Гриннел сообщил мне, что вы здесь.

Могу ли я надеяться, что ваше пребывание у зятя оказалось приятным?

Почтенного возраста, седой как лунь джентльмен поднял голову от фолианта. Тяжелые набрякшие веки и многочисленные морщины почти полностью скрывали его глаза.

– Благодарю вас, Мартин, – сказал он высоким визгливым голосом, – пребывание оказалось исключительно приятным. Так что теперь вы можете ехать обратно.

Мартин Дрю усмехнулся:

– Да нет, меня попросили остаться на весь вечер. А что, хорошую книгу вам удалось откопать здесь?

– Великолепную.

С этими словами старик осторожно закрыл фолиант, положил его на стол и отодвинул подальше от края.

– Хотите поговорить со мной, Мартин? А книга занятная. Гораздо интереснее… – он сглотнул, сделав паузу, – несколько приятнее, чем разговор, который мне пришлось услышать.

– Он вам не понравился?

– Мое замечание базируется не на симпатиях или антипатиях, а на объективном анализе. Нам не стоит обсуждать это. Вам же нет нужды выслушивать, насколько вы глупы, вы это знаете и сами, успешно пренебрегая данным обстоятельством. И в этом ваша сила.

Казалось, что Мартин Дрю в ответ на эти слова рассмеется, чтобы скрыть неловкость, однако что-то остановило его. Несколько секунд он молча смотрел на собеседника и лишь потом ответил ему:

– Но все же я буду поумнее вас, Джордж. Теперь я понял: у вас на самом деле старческий маразм. – Он обернулся к издателю газеты: – Гриннел, я полагаю, у вас найдется комната, в которой ваш тесть и я могли бы немножко поговорить?

– Конечно, пожалуйста! – Издатель был готов пойти навстречу во всем. – Мы просто оставим вас здесь.

Говорите сколько угодно. – С этими словами он обернулся к молчавшему до сих пор лысому мужчине с острым носом и спросил: – Вы же не будете возражать, Том?

– Конечно нет.

Лысый поднялся из кресла. После некоторого колебания он добавил:

– Однако есть кое-что, о чем я хотел бы попросить мистера Дрю…

– Слушаю вас, – откликнулся седой, – правда, если разговор не будет долгим.

Лысый взглянул в его сторону и вдруг без всякой очевидной причины улыбнулся, как будто и впрямь позабавленный чем-то, покачал головой и повернулся, чтобы уйти.

– Да не стоит, – махнул он рукой, – это бесполезно.

Как только за двумя вышедшими мужчинами закрылась дверь, Мартин Дрю опустился в кресло, которое освободил лысый, и достал сигару.

– Тот джентльмен с комариным носом – убежденный идеалист, и тем не менее о фолиантах, отпечатанных в восемнадцатом веке, он знает гораздо больше, чем я. – Что бы старик ни произносил, интонации его не менялись – он говорил лаконично и точно, высоким сварливым голосом. – Еще одна злая шутка природы, – добавил он.

Раскурив сигару, Мартин Дрю осведомился:

– Джордж, скажите, на чьи еще деньги, помимо ваших, существуют «Серые рубашки»?

Сморщенные веки полностью скрывали выражение глаз. А высокий голос произнес:

– На ваши, может быть?

– Черт побери! Сенатор Коркоран приедет сюда через двадцать минут. Сейчас не время для дипломатических тонкостей, я вас спрашиваю чьи?

– Не похоже, чтобы вы носили такую рубашку.

– А вы носите?

– Полноте! «Серые рубашки»? Брожение в отбросах, отчаянная попытка не потерять позиции в торговле предметами одежды, и не более того.

– Вы так считаете? – Мартин Дрю затянулся и выдохнул клуб дыма. – Сегодня имели место массовые беспорядки в Атланте, Бостоне и Кливленде. В десятках городов были разогнаны демонстрации сторонников мира. В Дейтоне убиты четыре женщины. Во всех случаях организаторами столкновений оказались «Серые рубашки». Где-то они выступали небольшими группами, иногда действовали значительными силами. Их главарь, человек, называющий себя Линкольном Ли, в настоящее время находится в Вашингтоне. На коммунистов, шедших маршем на Вашингтон, было организовано нападение в пригороде; на месте стычки полиция обнаружила нескольких раненых.

– Однако, Мартин, я полагал, что вы не читаете газеты.

– А я их и не читаю.

– Но раз этот человек, Ли, находится в Вашингтоне, почему же полиция не арестует его?

– Они бы арестовали, когда бы вы им сказали, где он прячется.

– Да будет вам! – На этот раз в пронзительном голосе старика появилась нотка заинтересованности. – Еще раз говорю: это брожение в отбросах.

– Только ли? – проворчал Мартин Дрю. – А не скажете ли мне, что вы делаете в Вашингтоне?

– В этом нет необходимости, Мартин, ведь вы же сами сказали, что я наслаждаюсь гостеприимством своего зятя.

Мартин Дрю выдохнул еще одно облако дыма.

– Послушайте меня, Джордж. Вы заявили, что я глуп.

Можете оставить этот „ярлык себе. Я уже говорил вам, что, хотя я приехал сюда один, на самом деле далеко не одинок. Сегодня днем у нас в Нью-Йорке состоялась небольшая беседа. Вам известны основные ее участники, но был там и кое-кто еще. Сомневаюсь, что стоит игнорировать их мнение. Мы достигли соглашения практически по всем вопросам. Мне не нужно говорить вам, что очень скоро, не сегодня завтра, нам придется принять участие в войне. Вы далеко не глупец, и не хуже меня знаете ситуацию в Европе и в Сибири.

Я помню, вы выступали против предоставления займов России и, возможно, были правы, однако сейчас нам нужно довести дело до конца. В любом случае это лишь малая часть расходов, а иметь в одиночку дело с Японией было бы намного хуже. На этой неделе или мы объявляем военное положение, или… да поможет нам Бог. Это событие намечено на завтра, и оно может и должно состояться. Президент Стэнли устранился от этого дела, но конгресс на нашей стороне. Правда, существует вероятность, что одно-два обстоятельства могут помешать нормальному течению процесса, и одним из них являются эти «Серые рубашки», которые пытаются взять на испуг людей, совершенно не нуждающихся в этом. Черт возьми, неужели вам не ясны психологические аспекты дела? Слава богу, конгрессмены настроены патриотически. Их не нужно запугивать. Ну и пусть горсточка красных соберется возле Конгресса и что-то там провопит, что от этого изменится? Говорю вам: я приехал, уполномоченный группой влиятельных людей, и привез их распоряжение. И завтра, и в среду, и в четверг – до тех пор, пока не завершится голосование о вступлении в войну, – на улицах Вашингтона не должно быть никаких серорубашечников, и их должно быть крайне мало во всех остальных местах.