— Ничего себе… — протянул Генри. — Как же он выжил?!

— Не тот, юнга, товарищ Педерс человек, чтобы двинуть коньки от укусов каких-то там эф или кобр! Он же большевик! Клянусь, сэр Перси, я бы рассказал вам раньше, если бы не страшная спешка, в какой нам довелось покинуть Нью-Йорк! Ну а потом, когда мы плыли на «Приаме», у меня, признаться, просто не повернулся язык. Стало жалко портить вам впечатление от поездки, вы с Генри представляли такую идиллическую картину, отправляясь осматривать старые испанские форты… Опять же, повторяю, товарищ Шпырев — не чудовище какое-то, как вы решили. Примите во внимание его положение, оно же обязывает, сэр! Он ведь перед мраксистской партией головой за нашу безопасность отвечает, чтобы ни с вас, ни с Генри, волосок, понимаешь, не упал! А тут такая неприятность, враг напал. Слава Вишну, корабль уцелел, но люди-то погибли, его подопечные! Ясно, что товарищ Шпырев — не в себе. Вам разве хотелось бы, чтобы ему было начхать? Очень сомневаюсь, полковник. Что же до секретности, то тут вообще все просто. Их партия столько лет провела в подполье, что до сих пор в нем местами остается, хоть давно стоит у руля. Отсюда и вся их тяга к паролям, псевдонимам и прочей дребедени! Впрочем, дребедень она или нет, надо у тех морячков спросить, что на баке под парусиной сложены, в ожидании погребения…

Я все еще подыскивал слова, подходящие, чтобы ответить, когда через порог шагнул товарищ Триглистер, и я потерял мысль, потрясенный очередной метаморфозой в исполнении бывшего счетовода. Сколько их было всего? Затурканный бухгалтер из Нью-Йорка в скромной пиджачной паре и шляпе, мариачи с футляром от гитары, в котором лежал Томми-ган, пародия на британского колониального офицера в дурацком пробковом шлеме и шортах — все эти перевоплощения остались позади. В новой ипостаси Триглистер выглядел как заправский чекист. Точно, как на карикатурах в недружелюбных по отношению к СССР газетах. Кожаная куртка и кепка, кожаные галифе, скрещенные на спине портупеи и широкий пояс, оттянутый на бедре потертой кожаной кобурой с револьвером.

— Триглистер, это вы?!

— А кто по-вашему еще? Вы, кажется, возмущены пегеходящей все гганицы ггубостью товагища Шпыгева? Ваше возмущение вполне законно, и я обещаю вам пгистгунить его самым гешительным обгазом!

— Думаете, у вас получится?

— Еще как. Такая уж у меня должность — пгиглядывать, чтобы никто не загывался, а то с геволюционегами такое — сплошь и гядом. Пламенные сегдца, гогячие головы и никаких тогмозов…

— Должность? Какая должность?

— Пгостите, забыл пгедставиться в новом качестве. Комиссаг экспедиции особого назначения «Кгасные Вгата», — смахнув кожаную кепи со звездой, Триглистер протянул мне свою миниатюрную ладошку. Я пожал ее машинально, совершенно растерянный.

— Отныне, обгащаясь ко мне, вы будете обгащаться ко всей пагтии магксистов-ленинцев. Ну и моими устами соответственно с вами станет говогить вся пагтия, а она, как известно — ум, честь и совесть нашей эпохи…

— Да неужели… — пробормотал я.

— Юмог тут совегшенно неуместен, а сагказм я бы вообще гасценил как вгаждебный выпад — строго предупредил новоявленный комиссар. — Мы на военном когабле, товагищ, более того, это советский когабль, где дисциплина есть осознанный пгодукт классовой сознательности. Мы с вами обязательно поговогим об этом позже. Вообще, смело идите ко мне как к духовнику, если у вас наболит…

Наболит?! Я только начал осознавать, в какую катавасию втравил меня Вывих, но уже нисколько не сомневался — наболевшего будет — хоть черпай ведром. Только вряд ли имело смысл идти с этим к товарищу комиссару…

— Вы что же, отныне, кто-то вроде капеллана?

— Я — комиссаг, — с гордостью и легкой обидой поправил Триглистер. — Ничего общего с капелланом. Всякая гелигия — опиум для нагода, как учит нас товагищ Магкс. И еще тгуположество, как говогил Ильич, — он кинул взгляд на часы. — Все, товагищи, идемте, вгемя поджимает. А то этот чегтов паникег Шпыгев опять закатит одну из своих истегик…

***

К тому времени, как мы поднялись на палубу, похожий на пожар закат тронул огнем далекие верхушки пальм, а тени, отбрасываемые лесом на речную гладь, превратились в неправдоподобно длинные игры гигантского дикобраза, топорщившиеся на восток. Судно перестало вибрировать, «Сверло» сбросил скорость и шел самым малым ходом, его еле хватало, чтобы удерживать нас на месте, сопротивляясь напористому течению Амазонки. Красный флаг был приспущен, команда выстроилась во фронт, лицом к группе старших офицеров, ее возглавлял Шпырев. Чуть поодаль стояли матросы почетного караула, вооруженные винтовками Мосина с примкнутыми штыками. Мертвецы, покрытые парусиной, несколькими рядами лежали на юте. Триглистер, согнувшись, ходил между трупами, раз за разом приподнимая ткань. Словно кого-то искал. Или, памятуя его недавние слова, совершал некий заупокойный ритуал в марксистской редакции. Что-нибудь вроде: и вечный бой, покой нам только снится, как у симпатизировавшего революции поэта Блока. Издали было не видно, чем конкретно занят Меер Аронович, вообще говоря, его появление на юте сбило меня с толку. Ведь мы только что вместе поднимались на палубу, он шел прямо за нами, и я решительно не мог понять, как это ему удалось нас опередить. Обернувшись к Гуру, я столкнулся с комиссаром нос к носу и вскрикнул от удивления.

— Что у вас опять стгяслось?! — Меер Аронович скорчил недовольную мину.

— Но как же… — пробормотал я, окончательно растерявшись. Тем временем двойник товарища Триглистера нашел, что искал, и сделал знак двум крепким матросам. Те легко подняли мертвеца и куда-то потащили. Мнимый комиссар поспешил следом. Только тут до меня дошло, что я не просто обознался, а еще и принял за Триглистера женщину. В оправдание позволю себе заметить, она была тех же габаритов, вдобавок, одета в точности так же — в чекистской коже с головы до пят и с увесистой кобурой на бедре. Когда незнакомка приблизилась к нам, я убедился, она молода и красива…

— Отбгосьте свои дугацкие предрассудки, Офсет, — по-своему истолковал мое замешательство Триглистер. — Да, на нашем судне плывет женщина, и что с того?! Товагищ Эльза Штайнег — выдающаяся ученая из Швейцагии, пгивлеченная советским пгавительством…

— Эльза Штайнер?! — фамилия показалась мне знакомой. — Штайнер, Штайнер, — повторил я про себя. — Кажется, мой добрый товарищ месье Шпильман рассказывал мне о некоем Рудольфе Штайнере, возглавившем теософское общество Германии с благословения Анны Бризант. Поль говорил, он якобы грозился построить некий аппарат для мгновенного перемещения в Шамбалу, названный им Колесницей Индры. По словам Шпильмана, речь велась о чем-то вроде механизма телепортации, запускавшегося с помощью обряда Дхармы — это была такая духовная практика, позволявшая телепортируемому на мгновение узреть призрачные лучи Темного Солнца, в которых купается Шамбала, и засечь курс, используя компас…

— Фройлен Штайнер — родная сестра герра Рудольфа, — сказал Гуру. — Верная помощница мэтра и большая умница, недавно получила степень доктора медицины. К сожалению, герр Штайнер не смог лично принять участие в экспедиции из-за пошатнувшегося здоровья. Но он прислал свою сестру…

— Фгойлен Штайнег — кгупный специалист по пегеходным состояниям, — важно изрек Триглистер. — И, оценив мой недоумевающий взгляд, добавил: — Между мигами…

— Между мирами?!

Матросы, тащившие мертвеца, свернули на одну из боковых лестниц. Эльза Штайнер спустилась за ними.

— Куда они потащили труп, Вывих? — шепотом спросил я.

— Наш павший товагищ — один из пгеданнейших бойцов пагтии. Глупо газбгасываться столь ценным человеческим материалом…

— Разбрасываться?! Что вы имеете в виду, Триглистер, черт бы вас побрал?! — у меня, признаться, глаза полезли на лоб.

— Т-с, — зашипел Гуру, приложив палец к губам. — Вам что, повылазило, полковник?!

И верно, хоть он мне и нагрубил, церемония как раз началась. Начальник экспедиции Шпырев, смахнув простецкую матросскую бескозырку, шагнул вперед, перебирая головной убор в ладонях кузнеца.