По идее, единственным выходом из сложившейся ситуации было бегство с поля боя. Мишелю оставалось перемахнуть через забор и задать стрекача, уповая на ноги, особенно ценные для боксеров. Накрутить петель меж жилых домов, выйти на какую-нибудь оживленную улицу в парочке кварталов от дома, и двигать себе дальше с максимальной непринужденностью, изображая праздного гуляку, который никуда не торопится, а перед законом — чист как стекло. А я, иду, шагаю по Москве, как в древнем фильме с юным Михалковым. Но, вот как раз этого папа и не мог себе позволить никак. Ибо детский сад, во дворе которого случилась, мягко говоря, потасовка — был моим садиком. Кто ж знал, когда он определял сюда дочь, под крылышко к Нине Моисеевне, что именно здесь, у разноцветной карусели, ставшей одним из самых ранних моих воспоминаний, ему доведется вступить в кулачный поединок с гэбистами! Воспитанники и воспитатели, привлеченные криками, в ужасе наблюдали за дракой, приникнув к окнам. Когда до Мишеля дошло, что где-то среди испуганных детских мордашек маячит и моя, зареванная, он окончательно осознал, что отступать ему некуда, точно, как гвардейцам-панфиловцам у разъезда Дубосеково.

Сообразив, обратной дороги нет, папа снова присел над распростертым на асфальте телом. Выдернул из кобуры ПМ, опустил флажок предохранителя, передернул затвор и вскинул оружие, метя водителю приближающейся легковушки в голову. Наверное, если бы у того было чуть больше мужества, папина жизнь оборвалась бы прямо там, у меня на глазах. Водитель «Волги» просто раздавил бы его как козявку, пистолет Макарова — не то оружие, которым останавливают двухтонные машины. К моему и папиному счастью, оперативник затормозил.

— Вышел из машины! — срывающимся от волнения голосом крикнул Мишель. Не представляю, что он при этом чувствовал. Только что шел, никого не трогал, попросили сигарету, слово за слово, и ты участвуешь в голливудском боевике…

— Не будь мудаком, парень, — вполголоса предложил оперативник. Папа подумал, совет — хорош, только запоздал лет на сто. Приказал оперу положить обе ладони на крышу, обезоружил, а затем и обездвижил, залепив конфискованным Макарычем по уху. Ну и рванул за мной, расталкивая перепуганных воспитателей и нянечек. Думается, я стала первым на их памяти ребенком, кого забрали из детсада столь экстравагантным способом.

— Стыдно признаться, дочка, — рассказывал много позже отец. — Но, в тот момент — я словно ополоумел. Потерял рассудок от страха. Эти проклятые кагэбяры, подстерегшие меня. Этот чертов Мэ, свалившийся прямо на голову. Ужас от одной мысли, что я тебя потеряю. Мою крошечную девочку, самое дорогое, что у меня есть, было и будет. В итоге — я как сбесился. До сих пор содрогаюсь, вспоминая, как вновь выбежал на крыльцо с тобой в левой руке и пистолетом в правой. Сумка с Ключом — висела на шее. С другой стороны, ну а какие у меня еще были варианты? Машину, конечно, не стоило угонять. Но я же не специально, просто хотел, чтобы мы с тобой оказались как можно дальше за максимально короткий промежуток времени.

А что, разве не так, Динуля? Хочешь оперативно убраться восвояси, побеспокойся о хороших колесах. Двадцать четвертая «Волга», по тем временам была, что называется, на высоте. На улицах Питера только-только начали появляться пригнанные из Германии «Мерседесы» и «БМВ» позавчерашней свежести, но позволить себе иномарку могли только самые крутые бандиты. Папочка воспользовался «Волгой». Молодец…

Машина оказалась радиофицированной, ну, естественно, как иначе, и какой-то человек, как догадался Мишель, начальник разбросанных им оперативников, успел выйти с нами на связь, назвав папу по имени и предложив не валять дурака. Это стало для Мишеля такой неожиданностью, что он чуть не протаранил какой-то «Жигуленок», сворачивая с Синопской набережной на проспект Бакунина…

— Михаил, нам надо поговорить с глазу на глаз, — заскрипел незнакомец из динамика. Голос был властный, привыкший отдавать команды. — Не усугубляй своего положения, ты и так — в говне по уши!

— Без вас знаю, что мне надо и в чем я по уши! — отрезал отец, испытав сильное желание послать оппонента по известному всей России адресу из трех букв. «Волга» неслась по Бакунина. Машин было немного.

— У тебя ж дочь маленькая, еб твою мать! Маргарита, так? Не глупи, парень…

Мишель едва не выпустил руль. Какая трогательная забота, ну надо же, дочку вспомнили, суки…

— А не пошли бы вы нахер, уважаемый! — процедил он.

— Я-то пойду, Михаил, только тебе от этого только хуже будет, — голос незнакомца дрогнул от обиды.

— Да ну?! — усомнился папа

— Даже не сомневайся, сынок.

— Что вам надо?! — изо всех сил стараясь обуздать распоясавшиеся нервы, выдохнул Мишель.

— Сам, знаешь, что, так что не еби мне мозг, сынок…

— Я вам не сынок!!

— Да? Ну, как скажешь. Но я бы на твоем конкретном месте не возражал против такого бати, кхе-кхе. Тогда вот что, просто отдай херовину, которая один болт не твоя, и, я тебе гарантирую, мы все забудем. Уголовное дело против тебя закроем, обеспечим охраной, еще и деньжат тебе отсыплем, чтоб в своей бухгалтерии сраной не торчал. Скажи, как понял меня?

— Охрану?! — воскликнул отец. — От себя самих?!

— Ты не врубаешься в ситуацию, парень. От тех, кто тебя через день, максимум — два, вычислят, возьмут за срандель, пожалеешь тогда, что мамка на свет пустила. Такие уж они люди, если их, конечно, людьми можно назвать. Я б блядь не стал…

— А вы, значит, белые и пушистые?!

— Никак нет, сынок. Не пушистые, это уж точно. Тоже кусаться умеем. Это, кстати, для тебя — благо. Потому как без нас тебе с Ритой — кранты. Абзац. Ну так как, по рукам?

Мишель смолчал. Свернул с Невского в улицу Марата.

— По рукам, говорю?! — напомнил о себе незнакомец.

— Черта с два! — отец выжал тугое сцепление на светофоре. Далеко впереди показалась угрюмая бетонная коробка ленинградского ТЮЗа. Бастион Сен-Жерве. Трех месяцев не прошло, как папа водил меня туда на Новогоднюю елку…

— У тебя нет выбора, парень, — голос из динамика стал проникновенным, чуть ли не ласковым. — А я тебе слово офицера дам, что будет точно, как обещаю…

— Слово?! И много оно стоит?!

— Мое — немало…

— Да ну ладно! — воскликнул Мишель. — Я даже имени вашего не знаю!

На противоположном конце линии случилась заминка. Папа не сомневался, что так и будет, позвоните с любой задрипанный ЖЭК, попробуйте вытрясти, с кем именно говорите! Черта с два. А тут — органы ГБ. Не любят они высовывать носов на свет, по глупой традиции именуемый божьим…

— Меня зовут Чуйка Юрий Иванович, — после колебания, но с расстановкой и четко, почти по слогам, сказал невидимый собеседник отца. — Генерал-полковник Чуйка, сынок. Нехорошо, конечно, мне себя в прямом эфире называть, не по уставу это, но, что поделать, раз у нас тут с тобой ситуация нештатная. Я бы даже сказал, чрезвычайная ситуация…

У папы отвалилась челюсть. Такого оборота он не ожидал. Генерал-полковник? Как военнообязанный и лейтенант запаса, Мишель, худо-бедно, разбирался в советской табели о рангах и знал, в армии генерал-полковники командуют округами. Это в мирное время, пока армии и корпуса каждого округа не будут развернуты во фронты. Какие посты занимают люди с тремя здоровущими звездами на каждом из беспросветных погонов в ГБ?! Об этом Мишелю было боязно даже думать! Юрий Андропов, всесильный шеф КГБ, насколько он помнил, был генералом армии, то есть, стоял всего ступенькой выше…

— Вы из КГБ? — спросил Мишель, слегка осипнув от волнения.

— Никакого касательства к этой сраной своре оборотней и космополитов не имею, сынок…

— Тогда кто же вы?!

Генерал-полковник Чуйка тяжело вздохнул.

— Я первый заместитель начальника ГРУ Генштаба, сынок. Слыхал о такой структуре?

— ГРУ — это ведь разведка?!

— Так точно, разведка, сынок. Военная разведка. Та самая, где Штирлиц служил…

— Значит, вы врете! Я лично видел документы одного из уродов, которые на меня напали! Они были из КГБ!