«Фу!» - дернулась, руку с плеча убрала, - «Какой вы бука!» - и из

домика выскочила. Ну девуля, ну дает, представляю, что ждет ее мужа!

Но из рабочего настроя она меня вывела, и мысли опять вернулись к

этому чертову партизану. К тому, что вместо крайне необходимого отпечатка

его туфель я нашел отпечаток большого сапога, и точно другого человека.

Тогда вопрос: «Кого?»

Я перебрал в памяти всех отрядных мужиков – сапоги носили только

полевики, и только те из них, кому не приходилось бегать по горкам.

Остальные предпочитали легонькие кеды, и в данный момент меня не

интересовали.

И кто же у нас не бегает? Канавщики точно. Их к месту работы

подвезли на машине, и там же забрали. Им, кстати, без сапог и работать

41

опасно. Сорвется камень и по ноге хрястнет – сапог и защитит, отделается

работяга синяком.

А большие сапоги всего у двух: у «Пахана», длинного тощего, бывшего

зековского авторитета, пытавшегося и в отряде качать права, и еще у одного

работяги, роста среднего. Только вопрос: зачем одному из них по проселку

гулять, тем более ночью, ежели все канавщики еще по светлому в своих

палатках затихали, после тяжелейшей работы.

Шофера тоже не бегают, но я никогда никого из них в сапогах не видел.

Так что отпадают.

Больше никто не припоминался. То-есть, проверить мне нужно всего

двух человек. Но как? Не полезешь же замерять у мужиков обувку на ногах

рулеткой, а в отряде под ногами щебенка, на которой следов не остается.

Придется завтра за работягами проследить, когда они пойдут из отряда по

проселку к своим канавам. Нехорошо, конечно, но что делать?

А после ужина я пробежал по выезду из отряда на партию, километров

семь. И никаких следов хотя бы отдаленно подходящих под человеческие не

увидел! Партизан наш в партию точно не рванул.

Вернулся в отряд, а в домике Розочка, в кровати и одна. Смотрит на

меня с улыбочкой.

«А Вика где?» - поинтересовался, где мне в случае чего придется ту

искать.

«Вике хорошо», - вздохнула и приняла вид несчастной, - «Слава ночью

дежурит, а она с Сашенькой одни в домике остались!»

Я молча погасил свет и плюхнулся в кровать: разговаривать с

квартиранткой мне противопоказано, мысли у нее всегда на одну тему.

Часть одиннадцатая.

И вторая ночь прошла спокойно. Утром караулы я проверил – Саша и

опять Егорыч были на местах. Канавщики в столовой уже завтракали,

Виталий тоже. Поздоровался и сел рядом с ними.

«Копать кончаем, начальник», - напомнил мне высокий тощий, -

«готовь работу».

«Будет работа», - ответил, и невольно взгляд скользнул на ноги работяг,

убедиться, что они в сапогах.

Дождался, пока мужики после завтрака перекурили, натянули на себя

рабочие робы, набрали в канистры водички, и потянулись из отряда, вначале

кучей, потом расходясь по одному в одну от проселка сторону. Когда

скрылись в горках, не торопясь пошагал за ними.

Следов на проселке за воскресенье и понедельник, плюс и сегодняшнее

утро - было много. Столько, что друг друга перекрывали. Потом их

количество начало уменьшаться - работяги по одному отворачивали к своим

канавам. Последним, чьи следы уже никто не перекрывал, отвернул

канавщик, для меня неинтересный: сапога носил точно меньшего размера,

чем нужно. Дальше по проселку следов не было, и я повернул назад,

42

внимательно смотря под ноги, и пытаясь разглядеть, где хозяева самых

больших сапог с проселка сворачивают к своим канавам. Ну а кто их копает –

я знал отлично.

Ничего не получилось! Да, два канавщика имели большие сапоги, да,

нашел я их отпечатки, и места, где они с проселка исчезали. Да, по канавам

определил их хозяев. Те, кого раньше и предполагал! С одинаковыми

сапогами! По размеру близкими с тем, отпечаток которого я нашел в

воскресенье и рядом положил два камня. И который к идентификации не

годился! Ну и что добился? А ничего. Хотя нет: два подозрительных человека

все же появилось.

Вернулся в отряд, сразу зашел к Виталию.

«Ни-че-го!» - помотал он головой на мой выразительный взгляд, - «У

поварихи никто ничего не брал, ни вчера, ни сегодня!» - то-есть, партизана

его коллеги втихаря не поили и не кормили.

«На проселке в партию следов тоже нет», - подтвердил я, что партизан

и там не отметился.

«Два дня ни слуху ни духу, в нашей жаре, без еды и воды», - Виталий

помотал головой, - «значит харакири сделал. Или просто загнулся, в пустыне

ему одному не выжить».

«Он от отряда никуда и не убежал – следов нигде не оставил. А

столовая у нас – на отшибе, и караул ночью в ней не сидел. Так что мог

придти, и за водой, и на кухне пошарить».

«Точно не приходил», - Виталий с уверенностью, - «я и об этом

повариху пораспрашивал – никто в погребе не шарился, она на него замок

повесила, а на кухне ничего не лежит, я об этом попросил». Сказал, и у меня

в голове мелькнуло: может, действительно наш канавщик, этот тюхтя-

матюхтя, уже в другом мире? Не от харакири, конечно, а помощи того, кто

оставил отпечаток большого сапога? Может, нам действительно нужно труп

искать?

«Что дальше будем делать?» - поинтересовался у Виталия, постарше

меня по возрасту, а значит и поопытней.

«Искать заставят. Завтра менты прикатят – и начнем. Глядишь – по

запаху и наткнемся. Только», - он на секунду задумался, и уже с тревогой», -

«сейчас возьму пару ребят, и все остатки сайги вокруг столовой соберем и

закопаем. А мясо спрячем. Вдруг с ментами еще кто-либо прикатит, вроде

охотинспекции!»

«Повариху предупреди, что бы и завтра, и послезавтра все с тушенкой

готовила», - предложил я еще одну меру предосторожности, - «а ребят всех, у

кого ружья есть – что бы припрятали. Мало ли чем менты могут

заинтересоваться и что в отряде искать!»

Виталий с озабоченным видом – он же не последний в незаконной

добыче сайги – пошел организовывать маленький субботник вокруг

столовой, а я зашел в камералку, посмотрел чем там занимаются, кое с кем

поговорил, кое-что техникам подсказал. И что бы дальше не толкаться и всем

мешать, палатку-камералку покинул, и побежал по проселку на юг, к

43

отпечатку сапога, для защиты которого положил рядом неподъемные два

камня. Должен я сравнить его с сегодняшними отпечатками сапог двух

канавщиков, попробовать найти отличия или сходства, хотя в этом очень

сомневался, все они были размазанными.

Когда к камням подбежал, пришлось выматериться (про себя) и в

сердцах сплюнуть: один из них понравился лисе, она вокруг его потопталась,

и подняла лапу. В итоге, от ценнейшей улики ничего не осталось, и мне

соваться с ней к ментам бесполезно. Теперь канавщик Гриша - партизан и для

них однозначно!

Часть двенадцатая.

Милицейский Уазик прикатил на следующий день к обеду.

Остановился за нашим домиком, из него вылезли шофер, с погонами

сержанта, Леня, Палыч, Рома, и казах в звании капитана. Шофер полез в

двигатель, что-то в нем смотреть, остальные в домик зашли, со мной

поздоровались. Капитан облюбовал табуретку, другим достались кровати.

«Ну и жара!» - подергал страж порядка на груди офицерскую рубашку,

выгоняя из под нее тепло и пот в надежде охладить тело; выбрал из

присутствующих меня, - «Что у вас нового? Поджигатель не появлялся?»

Я поискал глазами Леню, и он мне кивнул, разрешая ответить:

«Нового ничего, поджигатель не появлялся и следов своих нигде не

оставил».

«Разберемся», - уверил капитан, и от меня взгляд перевел на Леню, -

«Домик найди, что б я со свидетелями и подозреваемыми мог поговорить,