– Мой отец говаривал мне, – не без яда заметил Лалбахадур, – что в природе есть только два типа мужчин. Обычно я не пропускал мимо ушей его мнимомудрые высказывания, потому что сам я считаю, что мужчины действительно делятся только на два типа: на тех, кто делит мужчин на два типа, и тех, кто этого не делает.

Тут он замолчал, немного запутавшись в собственных словах.

– Ну, так что твой отец говаривал про два типа мужчин? – помог ему Стэн.

– Папаша имел обыкновение говорить так: есть одни, которые готовы часами начищать до блеска оружие и кожаную амуницию, и другие, которые с большим удовольствием пропустят стаканчик. Капитан, вы к какому типу мужчин принадлежите?

– И не соблазняй, хавилдар, – досадливо хмыкнув, отозвался Стэн. – Я ж как-никак на службе.

Коренастый коротышка старшина отдал ему честь и зашагал прочь. У Стэна оставалось несколько минут перед началом обхода постов, поэтому он подошел к выходу из туннеля и стал наблюдать за парадным проходом преторианцев.

Да, эти парни были хороши, очень хороши – как и должны быть любые мужчины и женщины, которых собрали в подразделение и непрестанно обучают нехитрым вещам – беспрекословно подчиняться начальству, уметь часами стоять не шевелясь на часах и совершать дурацкие церемониальные пируэты.

Стэн понимал, что он не совсем справедлив к преторианцам, но его самого несколько раз заставляли участвовать в парадах, и всякий раз это было для него карой небесной. Возможно, чей-то глаз и радуют в ногу марширующие солдаты, однако разумный человек должен задумываться, стоит ли овчинка выделки – всех этих бесконечных отупляющих часов муштры, чистки оружия и амуниции.

Тем не менее Стэн не мог не признать, что преторианцы отлично обучены. Для парада они были вооружены архаичными винтовками – короткие виллиганы, их обычное оружие, хоть и обладали чудовищной убойной силой, для эффектной демонстрации ружейных приемов мало подходили. К тому же к виллигану нельзя примкнуть штык. В сороковом веке штык только на то и годен, чтобы им консервные банки открывать – да еще пускать солнечные зайчики на параде.

Но из песни слова не выкинешь – преторианцы очень красиво брали на плечо почти полуметровыми винтовками со штыком на конце.

Новая команда – и более шестисот винтовок, блеснув штыками, слетели с плеч и застыли на уровне поясов.

Теперь одна шеренга отделилась от строя, двинулась вперед, по команде развернулась кругом и пошла на поднятые штыки другой шеренги. Солдаты замерли в сантиметре от нацеленных им в грудь штыков, и Стэн невольно испуганно заморгал, потому что подумал: а случись старшине на полсекунды запоздать с командой – они бы так и нанизались на эти штыки или все-таки инстинкт самосохранения их бы остановил?

Погромыхивая винтовками о твердое покрытие парадного плаца, солдаты совершали бесконечные эволюции с винтовками, имитировали штыковой бой...

Стэн наблюдал за всей этой великолепно отрепетированной и синхронной галиматьей со здоровым цинизмом, но, не будучи хорошим знатоком истории, не мог воскликнуть вслед за старинным поэтом: “Какая красота, но что тут от войны?”

Есть живые существа, навстречу которым душа раскрывается сразу: создается впечатление, что они существа некоего более высокого порядка, нежели мы. Как ни странно, удивительная способность не рождает завистливой ненависти. Этим благородным особям свойственно чрезвычайно творчески подходить к собственной жизни и взирать на нее как на искусство – что отчасти претенциозно. Однако их выручает способность иронически относиться ко всему на свете, в том числе и к собственным претензиям на исключительность.

Именно к таким существам принадлежали Марр и его любовник Сенн, которые сейчас расточали комплименты преторианцам – стражникам из императорской гвардии.

– Ах, какие крепкие ребята! – говорил Марр. – Мускулатура – залюбуешься! А как упоительно пахнут мускусом! Даже досадно, что я не человек!

– Будь ты человеком, ты бы понятия не имел, что и с одним из них делать! – насмешливо фыркнул Сенн. – Уж я-то тебя знаю! Я успел позабыть, когда ты приласкал меня в последний раз!

– Я восхищаюсь этими молодцами без задних мыслей. Просто их вид радует глаз. Секс тут ни при чем. Это ты у нас зациклен на сексе – только о нем и думаешь.

– А, не цепляйся к словам. Марр, дорогой, давай не ссориться. Ведь мы на торжестве. Ты же знаешь, я просто обожаю праздники.

Сенн бросил дуться, чтобы его поведение не напоминало поведение невоспитанного человека. Он поближе придвинулся к Марру, и их головные усики нежно переплелись. Марр тоже любил празднества.

Во всей Империи, собственно говоря, была лишь горстка существ, которые разбирались в искусстве организации праздничных приемов так же хорошо, как Сенн и Марр. Празднества самого разного характера и масштаба были их специальностью. Они обладали талантом украсить любое помещение без значительных расходов, организовать хороший стол – опять-таки без серьезных затрат, а главное, они умели подбирать и правильно сервировать интересных гостей, так что и общение на их празднествах было сытным и разнообразным. В Прайм-Уорлде Сенн и Марр занимали официальные должности поставщиков двора Его Величества и были по совместительству неофициальными императорскими церемониймейстерами. Они имели привычку ныть по поводу того, что очень часто уровень организации торжественных сборищ, которые затевает лично Вечный Император, вгоняет их в краску. Однако, будучи существами деловыми, они сетовали лишь из чистого кокетства – ведь именно благодаря императорскому пристрастию к частому приему гостей услуги Сенна и Марра требовались постоянно. Заказы на проведение банкетов были расписаны на многие годы вперед.

В эпоху, когда постоянство в любви стало редкостью, парочка милченцев представляла собой впечатляющее исключение. Их связь длилась более столетия, и оба страстно надеялись, что она продлится по меньшей мере еще столько же. Впрочем, такого рода постоянство отнюдь не было редкостью для того вида живых существ, к которым принадлежали Сенн и Марр; для милченцев из системы Фредерик-II характерна “любовь до гроба” – в буквальном смысле слова, ибо когда один из партнеров умирал, второй угасал в считанные дни. Среди милченцев абсолютно все долговременные связи были однополые. Союз заключался между самцами – назовем их так, за неимением другого термина. Представители второго пола – назовем его “женским”, опять-таки лишь для удобства – носили имя урсуулы. Среди множества живых существ неисчислимых галактик урсуулы выделялись необычайно нежной, хрупкой красотой. Этим легким полупрозрачным существам, непрестанно меняющим свой цвет и аромат, был отпущен короткий срок жизни – всего лишь несколько месяцев. Зато в этот краткий срок они предавались необузданной любви. Самым везучим парам милченцев удавалось соединяться с “самками” два-три раза в жизни. Такие тройственные союзы давали потомство – двоих “самцов” и полдюжины до времени погруженных в сон урсуул. Мать успевала шепнуть только несколько ласковых слов своим детям, после чего умирала, препоручая все заботы о многочисленном потомстве паре отцов.

Для милченцев жизнь была бесконечной трагедией, связанной с гибелью самок при рождении потомства, что снова и снова порождало муки одиночества у самцов и со временем могло бы привести к вырождению вида. В порядке защиты они обнаружили единственный выход – однополую любовь. Подобно всем существам своего вида, Марр и Сенн испытывали прочную взаимную привязанность, были преданны друг другу – и всему, что есть прекрасного в мире.

Внешне это были стройные существа примерно метрового роста, покрытые мягким золотистым мехом. Огромные черные глаза воспринимали спектр вдвое шире, чем глаза людей. Их головы украшали чувствительные обонятельные усики, которыми можно было ласкать друг друга как перышками. На изящных руках, напоминающих лапку обезьяны, имелись вкусовые сосочки – вот почему именно милченцы считались наилучшими кулинарами и поварами во всей Империи. Сам Вечный Император ворчливо признавал, что в искусстве приготовления пищи милченцам нет равных среди живых существ, населяющих Вселенную. Разве что чиле-кон-карне – блюдо по старинному мексиканскому рецепту, острейшее мясо с красным перцем – готовят лучше все-таки люди.