Он замечает Линду в тот самый момент, когда она замечает его и начинает неистово махать руками, чуть ли не подпрыгивая на месте. С волосами, забранными в тугие косички – с такой прической она практически всегда ходит на работу, – Линда выглядит, как девушка из школьной группы поддержки спортивной команды. Она стоит рядом с сестрой Твитча Роуз и молодым мужчиной, который работает в ресторане поваром блюд быстрого приготовления. Расти удивлен – он думал, что Барбара покинул город. У того возникли трения с Большим Джимом Ренни, как слышал Расти, из-за потасовки у бара. Сам Расти не работал в тот день, когда ее участники заглянули в Центр здоровья, чтобы их там подлатали. А вообще ему частенько приходилось штопать посетителей «Дипперса».

Он обнимает жену, целует ее в губы, потом Роуз в щечку. Пожимает руку повару, их знакомят.

– Посмотрите на эти хот-доги, – стонет Расти. – Господи!

– Да уж, вам пора готовить судна, док, – кивает Барби, и все смеются. Это удивительно – смех в такой ситуации, но смеются не только они… и, святый Боже, почему нет? Если вы не можете смеяться, когда все плохо – смеяться и устраивать небольшой праздник, – тогда вам лучше умереть или желать себе смерти.

– Так забавно, – говорит Роуз, не подозревая, как скоро забава эта оборвется.

Мимо проплывает фрисби. Роуз выхватывает его из воздуха и бросает Бенни Дрейку. Тот подпрыгивает, чтобы поймать его, потом поворачивается, чтобы бросить Норри Кэлверт. Та ловит фрисби за спиной – выпендривается.

Молельный круг молится. Сводный хор, спевшись по полной программе, переходит к признанному лидеру хит-парадов всех времен и народов – церковной песне «Вперед, Христово воинство».

Девочка не старше Джуди пробегает мимо молящихся, юбка обвивает пухлые коленки, в одной руке бенгальский огонь, в другой – бумажный стаканчик с этим отвратительным лимонадом.

Протестующие ходят по расширяющемуся кругу, скандируя: «Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! Честерс-Милл к свободе лети!»

Пушистые облака с темными брюшками наплывают со стороны Моттона… и разделяются, приблизившись к солдатам и огибая Купол с двух сторон. Небо над головами остается безоблачным, безупречно синим. На поле Динсмора есть люди, которые следят за этими облаками и гадают: когда же теперь над Честерс-Миллом прольется дождь, но вслух никто ничего не говорит.

– Интересно, будем ли мы все еще развлекаться в следующее воскресенье, – размышляет вслух Барби.

Линда Эверетт смотрит на него. Дружелюбия во взгляде нет.

– Вы же не думаете, что и через неделю…

Роуз прерывает ее:

– Посмотрите туда. Ох, зря мальчишка так быстро едет… он же перевернется. Терпеть не могу эти квадроциклы.

Они смотрят на маленький вездеход с четырьмя огромными колесами, наблюдают, как он по диагонали пересекает поле. Направляется не к ним, но определенно к Куполу. На очень большой скорости. Солдаты слышат приближающийся рев двигателя, некоторые наконец поворачиваются.

– Господи, не дай ему врезаться! – стонет Линда Эверетт.

Рори Динсмор не врезается в Купол. Лучше б врезался.

Идея – что простуда. Рано или поздно кто-нибудь обязательно ее подхватит. Эту Объединенный комитет начальников штабов уже подхватил; ее обсасывали на нескольких заседаниях, на которых присутствовал прежний босс Барби, полковник Джеймс Оу Кокс. Эта идея не могла не осенить и кого-то из жителей Милла, и, наверное, не стоило удивляться, что им стал Рори Динсмор, который умом намного превосходил всех Динсморов («Я не знаю, откуда у него такое», – сказала Шелли Динсмор, когда Рори принес домой первый табель с круглыми пятерками… и в голосе звучала скорее тревога, чем гордость). Если б Рори жил в городе – или если бы у него был компьютер, но увы, – то, несомненно, вошел бы в компанию Джо Макклэтчи по прозвищу Пугало.

Рори запретили посещение ярмарки/молитвенного митинга/демонстрации; вместо того чтобы есть сомнительные хот-доги или помогать парковать автомобили, отец велел ему остаться дома и накормить коров. А после этого смазать соски каждой бальзамом, чего Рори терпеть не мог. «Когда же соски будут чистыми и блестящими, – добавил отец, – ты можешь подмести коровники и уложить тюки сена».

Его наказали за то, что вчера, хотя отец однозначно это запретил, он близко подошел к Куполу. И даже, прости Господи, постучал по нему. Обращение к матери (обычно это срабатывало) в данном случае результата не принесло.

– Ты мог погибнуть, – ответила ему Шелли. – Кроме того, отец говорил, что ты сболтнул лишнего.

– Только назвал им фамилию повара, – запротестовал Рори и за это схлопотал от отца очередной подзатыльник.

Олли наблюдал за происходящим с самодовольной улыбкой, говорившей о том, что решение родителей он одобряет.

– Ты слишком умен, – сказал Рори отец. – Это тебе только во вред.

Укрывшись за спиной отца, Олли показал младшему брату язык. Шелли, однако, это увидела… и теперь подзатыльник, уже от нее, получил Олли. Но она не лишила того удовольствий и шумихи ярмарки, спонтанно возникшей на их поле.

– И не вздумай прикасаться к этой самоходной телеге. – Олден указал на квадроцикл, стоявший между коровниками номер один и номер два. – Если тебе понадобится перенести сено, тащи на себе. Нарастишь мышцы.

Вскоре после этого туповатые Динсморы отбыли, направившись через поле к тенту Ромео. А самого умного оставили с вилами и банкой бальзама «Бэг балм», большущей, как цветочный горшок.

Рори принялся за работу, мрачный как туча, однако делал все добросовестно. Из-за острого ума он иной раз наживал себе неприятности, но сыном был хорошим, и мысль о том, чтобы с прохладцей отнестись к порученным делам, даже не пришла ему в голову. Поначалу в голову вообще не приходили никакие мысли. Эта пустота иногда становилась весьма плодородной почвой, из которой вырастали самые яркие сны и самые интересные идеи (как хорошие, так и особенно плохие), сначала проклевывались, а потом расцветали пышным цветом. Но всегда присутствовала цепочка ассоциаций.

Когда Рори начал подметать центральный проход коровника номер один (ненавистную смазку вымени он оставил на потом, решив, что сделает это в самую последнюю очередь), до его ушей донеслось «поп-пах-пом». Так могли звучать только взрывающиеся шутихи. Грохот этот отдаленно напоминал выстрелы. Рори подумал об отцовском карабине, «винчестере», который стоял в стенном шкафу в прихожей. Мальчикам строго-настрого запрещалось прикасаться к нему без присмотра отца – они стреляли из «винчестера» по мишеням или в охотничий сезон, – но стенной шкаф не запирался, а патроны лежали на верхней полке.

Тут и сверкнула та самая идея. Рори подумал: Я смогу пробить дырку в этой штуковине. Может, взорву ее. И перед его мысленным взором появился яркий и четкий образ: спичка, поднесенная к надутому воздушному шарику.

Он выронил щетку и побежал к дому. Как и многие умные люди (особенно умные дети), он руководствовался озарением, а не расчетом. Если бы такая идея (что вряд ли) пришла в голову его старшему брату, Олли подумал бы: Раз уж самолет не смог прошибить барьер или лесовоз, мчащийся на полной скорости, неужели это по силам пуле? Он мог даже взглянуть на ситуацию с иного угла: Меня уже наказали за непослушание, а это непослушание равносильно прежнему, возведенному в девятую степень.

Но… нет, Олли до такого бы не додумался. Математические способности Олли давали слабину на простом умножении.

Рори, с другой стороны, уже решал алгебраические задачи на уровне колледжа и не испытывал никаких сложностей. Если бы его спросили, как пуля сможет добиться того, что оказалось не по зубам лесовозу и самолету, он бы ответил, что ударное воздействие пули «Винчестер-элит-ХР3»[60] будет куда как выше. И логика в этом была. Во-первых, пуля движется с большей скоростью. Во-вторых, ударное воздействие концентрируется в наконечнике пули, весящей 180 гранов[61]. Рори не сомневался, что это сработает. Воспринимал сие, как изящное алгебраическое уравнение.