Шли дни, но моя любовь к Абдулле становилась лишь крепче. Примерно через неделю мужчины из его семьи пришли к моим родителям, чтобы просить моей руки. Мой отец не хотел говорить с ними, но он не хотел и напрямую отказывать им. Он позвал своего брата, чтобы тот помог ему в переговорах, и вдвоем они решили потребовать такую огромную сумму выкупа за меня, какую семья Абдуллы ни за что не смогла бы заплатить. Они не могли допустить, чтобы их дочь и племянница сама выбрала себе жениха. Они считали, что я совершила чуть ли не преступление. Семья Абдуллы была небогатой, и мужчины, которые пришли к нам, сказали, что им нужно обдумать это предложение. Но через несколько дней они вернулись и заявили, что готовы заплатить эти деньги, потому что счастье Абдуллы для них важнее.

Насриин плакала, рассказывая мне свою историю, и когда она говорила о своей любви к Абдулле, я чувствовала ее боль как свою собственную. Она сказала мне, что ему повезло с семьей, потому что родные уважали его выбор и были готовы отдать все свои деньги, лишь бы ему было хорошо.

Но моим родственникам было наплевать на меня и на мои чувства. Мне не от кого было ждать помощи, потому что даже мама была не в силах что-то изменить. Ее винили в том, что она вырастила бесстыжую дочку, которая посмела полюбить мужчину. Отец продолжал выискивать причины, чтобы не отдать меня в жены Абдулле. Если бы он согласился, это значило бы, что он согласен и с нашей любовью, а этого он не мог допустить. Он говорил родственникам Абдуллы, что причина его несогласия в том, что они не пуштуны, и я, наконец не выдержав, напрямую спросила его, почему он ведет себя так. С отцом чуть не случился припадок: его четырнадцатилетняя дочь посмела так говорить с ним! Он начал бить меня, называя меня проституткой, и кричал, чтобы я не смела любить «этого мальчишку». Он избил меня так сильно, что все мое лицо было в синяках, а губы кровоточили. Все мое тело болело после его побоев.

— Ты девочка и не имеешь права не признавать авторитет своего отца. Я заставлю тебя страдать за твою наглость.

Семейство Абдуллы, наверное, слышало мои крики, когда отец жестоко избивал меня. Мама плакала и умоляла отца не делать мне больно, но он стал кричать на нее, обвиняя в том, что она неправильно воспитала свою дочь.

Всхлипывая, Насриин сказала, что в нашей культуре принято хвалить отцов за хорошее поведение их детей, но если ребенок делает что-то плохое, то винят мать. Я и сама чуть не плакала, слушая ее рассказ. Я надеялась на счастливый конец, надеялась, что Абдулла сумел увезти Насриин куда-то, где они могли бы жить счастливо. А тем временем она рассказывала мне, как ей было плохо после побоев. Все ее тело было покрыто ссадинами и синяками. Она слышала, как Абдулла и его мать плакали за стенкой.

— На следующий день отец сообщил нам, что мы переезжаем в другой дом. Тогда я еще не понимала, что он обсудил это с моим дядей, что они начали строить планы за моей спиной. На следующее утро родители принялись собирать вещи, а Абдулла и его родня наблюдали за происходящим и плакали из-за жестокости моего отца. Признаюсь тебе, Зархуна, я никогда не прощу моего отца за то, что он сделал. Мне все равно, как идут у него дела, и я даже не знаю, где он сейчас живет. Мы переехали в другой дом, но лишь спустя некоторое время я поняла, что он сделал это для того, чтобы я не могла видеть Абдуллу. Я была такой наивной! Теперь я знаю, что мой дядя посоветовал отцу немедленно сменить жилье. После переезда, сказал он, можно будет подумать о моем будущем.

Мой отец ухватился за эту мысль, а мнения матери он не спрашивал. К тому моменту она уже поняла, что не сможет ничего сделать, и не говорила мне о том, что задумал отец. Но я не виню ее за это, ведь ее положение тоже было ужасным. Место, куда мы переехали, находилось далеко от дома, где мы жили раньше. Я безумно скучала по Абдулле и каждый день доставала украшения, которые он подарил мне, и рассматривала их на свету. Все эти безделушки хранили частичку его тепла и любви, и в такие моменты мне казалось, что он рядом.

Через несколько дней после переезда я заметила, что наш дом начали посещать какие-то чужие люди, но мне было все равно. Я проводила все свободное время, молясь о том, чтобы Абдулла пришел и забрал меня. Я надеялась, что мой отец больше не гневается на меня и позволит нам быть вместе. Но я и понятия не имела, какую ужасную месть придумал он. Отец считал, что я совершила преступление, и решил наказать меня. Я должна была догадаться, что он замышляет что-то ужасное, потому что в те дни он вообще не разговаривал со мной по-доброму, так, как отцы должны разговаривать с детьми. Он ругал меня, хоть я старалась вести себя хорошо, и обращался со мной хуже, чем с собакой. Я не понимаю, как Аллах допускает, чтобы у таких мужчин были семьи. Наверное, отец относился плохо даже к собственной матери, потому что он жестоко обращался со всеми женщинами без исключения.

Наконец я спросила у матери, что за люди приходят в наш дом.

— Я не знаю, — ответила она.

— Но я уверена, что это не к добру. У меня такое впечатление, что нас накрыла густая тень, и это пугает меня.

На следующий день отец сказал матери, что она должна приготовить еду для особых гостей. Казалось, что моя мать знала, кто они, но не говорила мне. Это единственное, чего я не могу простить ей. Она могла бы, по крайней мере, сообщить мне по секрету, что происходит. Наконец пришли гости — пожилые пуштуны, и я слышала, как они обсуждают чью-то свадьбу. Когда они наконец ушли, мама попросила меня помочь ей вымыть посуду, и я охотно согласилась, потому что у меня не было других дел. С того самого дня, как отец узнал о моей любви к Абдулле, он запретил мне посещать школу и даже выходить из дому, так что я находилась под домашним арестом. Все это время я мечтала об Абдулле. Конечно же, он не мог послать мне весточку — это было слишком опасно для нас обоих. Узнав об этом, мои родственники убили бы и его, и меня.

Я еще мыла посуду, когда мать заговорила со мной.

— Поспеши, мне еще нужно будет нанести рисунок хной на твои руки.

Я удивилась, потому что в ближайшее время не намечалось никакого праздника, и спросила, зачем это делать.

— Затем, что завтра ты выходишь замуж, — ответила она. — С завтрашнего дня ты будешь жить в другом доме.

В первое мгновение я решила, что буду жить с любимым.

— Он таки женится на мне? — спросила я.

Мать начала кричать на меня:

— У тебя что, совсем нет совести? Разве я не говорила, чтобы ты забыла об Абдулле? Никогда не упоминай его имя в доме своего будущего мужа, иначе твоя жизнь превратиться в сущий ад!

Я начала плакать.

— Я не хочу выходить за чужого мужчину! Кто он? Отец не может поступить со мной так!

— Может, и твои желания его не волнуют. Семья твоего будущего мужа уже заплатила ему большие деньги за тебя.

Я умоляла мать помочь мне сбежать, но она только плакала и повторяла, что я согрешила и должна понести наказание. Я говорила, что не совершила ничего противозаконного, что я просто хочу быть с Абдуллой. Как только я упомянула его имя, она ударила меня и назвала бесстыдницей.

— Ты должна благодарить Аллаха за то, что отец сохранил тебе жизнь! Согласно традициям он мог отречься от тебя. Я думаю, он поступил с тобой справедливо.

Я стала кричать, что скорее умру, чем стану женой другого мужчины, что хочу быть с любимым человеком и знаю, что он ждет меня. Мать разозлилась еще больше и заявила, что любовь — это чушь и афганские девушки не могут любить и не имеют права выходить замуж за кого захотят.

Я проплакала всю ночь напролет и не позволила матери разрисовать мои руки хной. Наверно, я была самой несчастной невестой на свете. В полдень мой дядя и один из братьев пришли за мной. В общем, свадьбы у меня не было, не было даже нового платья, которое обычно покупают невестам. Мне не дарили свадебных подарков. Я не могла смириться с мыслью, что ни один из членов моей семьи не хочет помочь мне. Я вцепилась в дверную ручку, но дядя схватил меня и силой запихнул в машину. Там меня ждал мой будущий супруг, сорокалетний наркоман. Я плакала и умоляла его отпустить меня.