Братья ехали молча и казались бесстрастными; кругом них волновалась толпа, время от времени разрывавшая ряды их телохранителей. Вдруг к Годвину протянулась рука, в ней было письмо, и при свете луны он прочитал короткую записку, набросанную по-английски:

Я не могу говорить с вами; да хранит вас Бог, братья, и дух моего отца. Бейтесь, Вульф, бейтесь, Годвин, и не бойтесь за меня — я сумею защититься; победите или умрите, и в жизни или в смерти ждите меня. Завтра, во плоти и в духе, мы увидимся.

Розамунда

Годвин передал бумажку Вульфу. В ту же минуту молодой рыцарь увидел, как стражники поймали седую старуху, подавшую ему записку. Они спросили у нее что-то, но она только отрицательно покачала головой. Тогда воины со смехом бросили ее под копыта своих лошадей… Она умерла раздавленная, а толпа смеялась.

— Разорви записку, брат, — сказал Годвин. Вульф исполнил его совет со словами:

— У нашей Розамунды храброе сердце, мы одной крови с ней и не посрамим ее.

Д'Арси выехали на открытую площадку против узкого моста… Здесь теснилась чернь, которую сдерживали ряды воинов; зрители толпились также на плоских крышах, на стенах вдоль пропасти, на укреплениях, которые высились близ противоположного конца моста, на строениях внешней части города. Перед мостом были низкие ворота, на их крыше сидел аль-Джебал в праздничном красном наряде, а рядом с ним Розамунда; лунный свет играл на ее драгоценностях. Впереди стояла Масуда, переводчица, или «уста аль-Джебала», в роскошном платье. Драгоценность в виде кинжала искрилась в ее черных волосах. Позади нее теснились даи и воины.

Братья выехали на площадку перед воротами и остановились, салютуя копьями со значками. Выехала и вторая процессия, впереди держался Лозель на вороном коне. Массивным и свирепым казался сэр Гуго.

— Что это? — крикнул он, взглянув на д'Арси. — Мне одному придется сражаться против двоих? Вот так рыцарство!

— Нет, нет, сэр предатель, — ответил Вульф, — вы дрались с Годвином, теперь очередь Вульфа. Убейте Вульфа — останется Годвин, убейте Годвина — останется Бог. Презренный раб, в последний Раз видишь ты луну!

Лозель обезумел от ярости и от страха:

— Властитель, — закричал он по-арабски, — ведь это же убийство, неужели ты желаешь, чтобы меня погубили люди, ищущие руки девушки, которой ты хочешь оказать честь, сделав ее своей женой?

Синан услышал и посмотрел на Гуго долгим взглядом.

— Смотри, смотри, но я говорю правду. Они совсем не ее братья, разве из-за сестер так сражаются? Разве из-за сестры они пошли бы сами в твои сети?

Синан поднял руку в знак молчания и повелел:

— Бросьте жребий, кто бы ни были эти люди, пусть бой состоится, бой честный.

Один даи поднялся, бросил на землю жребий, «прочитав» его, объявил, что Лозель должен проехать на отдаленный край моста! Минуя братьев, Лозель усмехнулся им в лицо и произнес:

— Одно верно: вы тоже смотрите в последний раз на луну, я отомщен — Синан убьет вас обоих у нее на глазах.

Братья ничего не ответили. Абрис вороной лошади Лозеля стал неясен в неверном свете луны, затем конь и всадник исчезли под аркой, которая вела к внешней части города. Закричал герольд, Масуда переводила его слова, в то же время другой герольд, стоявший на противоположном краю пропасти, громко повторял:

— Трижды прозвучат трубы. На третий раз рыцари должны выехать на мост и встретиться на его середине. Далее они могут биться, как угодно, на коне или пешими, копьями, мечами или кинжалами; побежденный не получит пощады. Если его живого принесут с моста, он будет сброшен в пропасть. Таково повеление аль-Джебала.

Коня Вульфа провели к мосту; с противоположного края вывели вороного Лозеля.

— Дай тебе Бог счастья, брат, — напутствовал Вульфа Годвин, когда тот поравнялся с ним. — Мне жаль, что биться выезжаю не я.

— Может быть, придет и твоя очередь, брат, — мрачно сказал Вульф, приготовляя копье.

С одной из ближайших башен прозвучал первый продолжительный трубный звук, толпа затихла в мертвом молчании. Конюхи хотели осмотреть подпруги, узды, ремни стремян, но Вульф знаком отослал их.

Вторично прозвучали трубы. Вульф вынул из ножен большой меч, который когда-то блистал в руке его отца на иерусалимской стене.

— Ваш подарок! — крикнул он Розамунде, и тотчас в тишине прозвучал ее звонкий ответ:

— Пусть он разит врага, как поражал нападавших в Иерусалиме и как защищал меня в зале Стипля.

И снова наступила тишина, продолжительная и глубокая. Вульф посмотрел на узкую белую полосу моста, на черную пропасть, зиявшую по обе ее стороны, на синее небо с золотой луной, потом наклонился и потрепал Дыма по шее.

В третий раз прозвучали трубы, с обоих концов моста, длиной шагов в двести, рыцари поскакали навстречу друг другу, точно живые слитки стали. Вся толпа поднялась, встал даже Синан. Только Розамунда сидела неподвижно, сжимая руками подушки. Глухо стучали копыта лошадей, кони летели все быстрее, а рыцари все ниже склонялись к седлам. Вот они близко друг от друга… вот встретились. Копья дрогнули, лошади сшиблись, повиснув над бездной, крупный вороной поскакал к внутреннему городу, а Дым помчался к противоположному краю моста.

— Они проскакали, они проскакали! — загремела толпа.

Но Лозель закачался в седле, его шлем был сбит, кровь лилась из его головы, раненной копьем.

— Слишком высоко, Вульф, слишком высоко, — сокрушался Годвин. — Ах, завязки шлема не выдержали!

Воины поймали вороного и повернули его.

— Другой шлем! — крикнул Лозель.

— Нет, — ответил Синан, — тот рыцарь потерял щит. Новые копья, и только.

Сэру Гуго дали копье, и под новый взрыв трубных звуков кони опять понеслись по узкой дороге. Они встретились. Лозель упал с седла, но еще держался за поводья, еще один удар отбросил его далеко назад, и он упал на мост. От толчка свалился и вороной конь и лежал, как бьющаяся большая груда.

— Вульф упадет на него! — вскричала Розамунда. Но Дым не упал; чудный конь весь сжался — при ярком лунном свете все видели это — и, чувствуя, что он не может остановиться, перескочил через упавшую вороную лошадь, через лежавшего всадника и поскакал дальше. Наконец и вороной нашел опору для ног и побежал к отдаленным воротам, Лозель поднялся, собираясь скрыться.

— Стой, стой, трус! — завыла толпа, он услышал, обнажил меч и остановился. Дым сделал три больших прыжка, Вульф осадил его и повернул на задних ногах.

— Бей его! — закричала толпа, но Вульф не двигался, не желая нападать на рыцаря без лошади, затем сам соскочил с седла и пешком пошел к Лозелю. Дым бежал за ним, как собака. По дороге д'Арси бросил свое копье и обнажил большой меч с крестообразной рукояткой. И снова все замерло. Вдруг тишину нарушил крик Годвина:

— Д'Арси! Д'Арси!

— Д'Арси! Д'Арси! — послышалось с моста, и слабое эхо в глубине рва повторило голос Вульфа. Годвин обрадовался — он понял, что его брат невредим и не потерял сил.

Вульфу недоставало щита, Лозелю — шлема, их силы были равны. Они столкнулись, мечи блеснули в лунном свете, слышался непрерывный звон стали о сталь. Один удар упал на кольчугу Вульфа, он шатнулся назад. Еще удар, еще и еще, и он все отступал, все отступал к краю моста, пока не натолкнулся на коня, который стоял позади него; тут, казалось, он нашел опору. Внезапно все переменилось. Вульф кинулся вперед и обеими руками взмахнул мечом. Удар опустился на щит Лозеля и разделил его на две половины, верхняя его часть с грохотом упала на камни. Сам Лозель пошатнулся, опустился на колено, поднялся и в свою очередь ударил мечом. Но он шатался и отступал и наконец с громким стоном упал от страшного удара, направленного в голову, но пришедшегося на плечо; он лежал как бревно, и лунный свет облил его руку в железной перчатке, поднятую с просьбой о пощаде.

С крыш, со стен террасы, с высоких ворот и укреплений неслись крики, походившие на раскаты грома: