В эту минуту голова Годвина упала на стол, Вульф поднялся, обнажил свой меч до половины, потом обнял шею священника и вместе с ним свалился на стол. И со всеми повторилось то же самое: они покачивались взад и вперед, потом засыпали. Остался трезвым только Георгий, который поднялся, чтобы предложить выпить еще за что-то.

— Чужестранец, — резко сказал сэр Эндрью, — ваше вино очень крепкое.

— Как видно, сэр рыцарь, — ответил Георгий, — но я разбужу их. И, соскочив с помоста, легко, как кошка, он побежал по зале с криком: — Им нужен воздух, воздух. — Он широко распахнул двери, быстро вытащил из складок платья серебряный свисток и пронзительно и громко засвистел, прибавив: — Как, они все еще спят? Ну, я предложу здравицу, от которой все проснутся.

Он схватил роговой кубок, взмахнул им и крикнул:

— Вставайте, вставайте, вы, пьяницы, и выпейте за леди Розу Мира, принцессу Баальбекскую и племянницу моего царственного господина Юсуфа Салах ад-Дина, который послал меня, чтобы я привез ее к нему.

— О, отец, — вскрикнула Розамунда, — вино отравлено, и нас предали!

Едва она умолкла, как послышался топот бегущих ног и через открытую дверь в дальнем конце залы хлынуло человек двадцать или больше с оружием в руках. В эту минуту сэр Эндрью наконец понял все.

С ревом раненого льва он обнял дочь и, постояв с ней минуту, бросился к выходу в солар, где пылал камин и были зажжены свечи; он закрыл за собой дверь и задвинул ее засовом.

— Скорее, — сказал он, срывая с себя праздничное платье, — бежать нельзя, но я, по крайней мере, могу умереть, сражаясь за тебя. Дай мне кольчугу.

Она сняла со стены его доспехи и, в то время как раздался стук, надела на него кольчугу, стальной шлем, вложила в одну его руку длинный меч, а в другую щит.

— Теперь, — обратился он к ней, — помоги мне.

Они вместе толкнули к двери дубовый стол, бросив по обе стороны стулья и кресла, чтобы нападающие споткнулись о них.

— Возьми лук, Розамунда, и стреляй из него, как я тебя учил, — вручил дочери оружие старый рыцарь. — Отойди, чтобы мечи тебя не задели, и стреляй мимо меня. О, если бы Годвин и Вульф были здесь и могли дать урок этим мусульманским собакам!

Розамунда не ответила, ей представилось, как Годвин и Вульф будут страдать, когда они придут в себя и узнают, что случилось с ней и с ними. Она оглянулась. У стены стоял маленький письменный стол, за которым обыкновенно писал Годвин, на нем лежали перо и пергамент. Молодая девушка схватила их и, видя, что дверь стала медленно подаваться, написала:

Поезжайте за мной к Салах ад-Дину. В этой надежде я живу!

Розамунда

Когда тяжелая дверь распахнулась, Розамунда перевернула написанное и, схватив лук, наложила стрелу на тетиву.

Дверь упала, толпа ринулась в солар, но остановилась. Перед ней со щитом, украшенным гербовым черепом, стоял старый рыцарь, подняв свой длинный меч. Ужасная злоба горела в его глазах, и он походил на затравленного волка; рядом с ним — красавица Розамунда в своем праздничном наряде.

— Сдавайтесь! — раздался голос.

Вместо ответа зазвенела тетива, стрела пронзила горло говорившего, и он упал и замолк навеки.

Когда убитый с шумом рухнул на пол, сэр Эндрью громко крикнул:

— Мы не сдаемся языческим собакам и отравителям. Д'Арси! Д'Арси! Против д'Арси — против смерти!

Старый рыцарь издал боевой клич своего рода, хотя недавно думал, что ему уже не суждено его произнести. Молитву старика услышало Небо; оно сулило умереть ему, как он того желал.

— Покончить с ним, схватить принцессу! — Кричал Георгий, но уже не с угодливым выражением виноторговца; он произносил эти слова тоном холодного приказания по-арабски.

На мгновение смуглая толпа остановилась перед блистающим мечом, потом с криком «Салах ад-Дин, Салах ад-Дин!» двинулась вперед, взмахивая копьями и саблями. Перед воинами лежал опрокинутый стол, один из них перескочил через его край, но в эту минуту старый рыцарь, забыв о своих годах и болезни, сверху вниз нанес ему такой удар, что посыпались искры. Сэр Эндрью отступил, чтобы замахнуться вновь, но стол обошли два человека с ожесточенными лицами. В одного из них выстрелила Розамунда, ее стрела пронзила ему бедро, но, падая, он ударил своим острым палашом по краю лука и отсек его, сделав бесполезным. Второй попал в перекладину дубового стула, которого он не заметил, и тоже упал; сэр Эндрью, не обратив на него внимания, с криком бросился в толпу и, подставляя под удары сарацин щит, сам рубил их своим мечом с таким ожесточением, что они отступили перед ним.

— Защитите себя справа, отец! — крикнула Розамунда.

Д'Арси отскочил и увидел, что упавший сарацин поднялся. Он двинулся к нему, тот быстро обернулся, собираясь бежать, и встретил смерть: тяжелый меч поразил его между шеей и плечами. Кто-то закричал:

— Нам плохо приходится от этого старого льва, и мы теряем людей. Сторонитесь его когтей; пронзите его копьями!

Но Розамунда, понимавшая их язык, заслонила собой отца и ответила по-арабски:

— Да, поразите его, но раньше убейте меня и расскажите об этом Салах ад-Дину.

— Тот, кто дотронется хотя бы до одного волоса принцессы, умрет, — прозвучала спокойная команда Георгия. — Если можно, возьмите их обоих живыми, но на нее не поднимайте руки. Стойте!

Нападающие остановились и стали переговариваться.

Розамунда коснулась отца и показала на человека, лежавшего на полу с ногой, пронзенной стрелой. Он старался подняться на колено и тянул к себе свой тяжелый палаш. Сэр Эндрью поднял меч, как слуга поднимает палку, чтобы убить крысу, но тотчас же опустил со словами:

— Я не убиваю раненых. Брось оружие и иди к твоим.

Раненый повиновался и, отползая прочь, даже дотронулся лбом до пола в виде почтительного «салама», — он понял, что ему подарили жизнь и что это было великодушно по отношению к нему, человеку, собиравшемуся нанести коварный удар.

Георгий выступил вперед. Это уже был не тот человек, который подавал отравленное вино и предлагал восточные вышивки, а гордый сарацин с высоким челом, одетый в кольчугу, скрывающуюся под его купеческим платьем. Теперь на его груди вместо распятия блестело украшение в виде звезды из драгоценных камней, знак его рода и положения.

— Сэр Эндрью, — обратился он к старому рыцарю, — выслушайте меня. Благороден был ваш поступок, — он указал на раненого, которого унесли товарищи, — и вы благородно защищались, защищались образом, достойным ваших предков и вашего рыцарского сана. Рассказ об этом понравится моему господину, — говоря это, он поклонился, — то есть если Аллах дозволит нам без помех и в целости вернуться к нему. Вы же, конечно, сочтете, что я поступил бесчестно с вами, победив силу храбрых рыцарей, сэра Годвина и сэра Вульфа, не ударами мечей, а отравленным вином и сделав то же самое с вашими слугами, которые до завтрашнего утра не освободятся от дурмана. И вы правы: это поступок, достойный раба, а я до конца жизни буду со стыдом вспоминать его, и, может быть, отмщение за это падет на мою голову и покроет меня кровью. Но подумайте о нашем положении и простите нас. Нас было очень немного в вашей обширной стране, и мы скрывались в пещере львов, которые убили бы нас без жалости, если бы узнали, кто мы. Это, конечно, было бы неважно; что такое наши жизни, из которых несколько уже пресек ваш меч, да и не только ваш, но и мечи близнецов-братьев там, на молу.

— Я так и думал, — презрительно произнес сэр Эндрью. — Поистине ваш поступок был достоин вас: двадцать или больше — против двоих!

Георгий поднял руку.

— Не судите нас поспешно, — сказал он, медленно произнося слова, так как хотел выиграть время. — Ведь вы читали письмо нашего господина. Видите ли, мне было поручено взять в плен Розу Мира, и, если возможно, без кровопролития. Я осматривал местность, взяв отряд моряков со своего корабля, они плохие бойцы, со мной было очень немного моих собственных солдат, когда разведчики донесли, что леди Роза Мира выехала из замка в сопровождении двух человек. Понятно, я считал, что она уже в моих руках. Но рыцари победили меня искусством и силой, и вы знаете, чем кончилось дело. Тогда мой гонец привез вам письмо, которое, правда, следовало доставить вам раньше. Письмо тоже не приблизило нас к цели, потому что ни вас, ни принцессу, — и он поклонился Розамунде, — нельзя было подкупить. Хуже того, все окрестные насторожились; вы окружили себя вооруженными людьми; братья-рыцари охраняли вас, и вы собирались бежать в Лондон, где нам трудно было бы уловить вас в сети. Поэтому я, принц и эмир, который, хотя вы не помните этого, в молодости скрестил с вами меч, сделался продавцом отравленного вина. Послушайте меня, сэр Эндрью, сдайтесь, вы сделали достаточно, чтобы ваше имя воспелось многими поколениями, примите любовь Салах ад-Дина; я, принц аль-Хасан, — он не хотел выбрать человека менее значительного для этого поручения, — снова подтверждаю слово моего властелина, говоря, что вам не сделают зла. Сдайтесь, спасите вашу жизнь, живите среди почестей, сохраняя собственную веру до тех пор, пока Азраил не увлечет вас от прелестных долин Баальбека к источникам рая, если только в рай могут войти неверные, хотя бы славные и храбрые. Знайте — так должно свершиться. Если мы вернемся без принцессы Розы Мира, мы умрем все до одного; если же мы причиним ей вред или оскорбим ее, нас постигнет такая ужасная смерть, что я вам и сказать не могу. Не прихоть великого властителя заставляет его украсть девушку, в жилах которой течет родственная ему благородная кровь. Ему повелел это голос самого Бога устами ангела сна. Трижды Аллах говорил с ним в грезах, открывая нашему властелину с милосердным сердцем, что только руками вашей дочери и при помощи ее благородства может быть спасено бесчисленное количество человеческих жизней, поэтому он скорее согласился бы лишиться половины своих владений, чем дать ей ускользнуть. Перехитрите нас, разбейте, возьмите нас в плен, прикажите пытать, казните — явятся другие посланцы, чтобы исполнить его приказание, поистине они уже на пути сюда. Кроме того, бесполезно проливать кровь, ведь в книгах судьбы написано, что принцесса Роза Мира вернется на Восток, выполнит свое предназначение и спасет человеческие жизни.