И Годвин прочел:

Во имя Аллаха, милосердного и сострадательного, я, Салах ад-Дин Юсуф ибн Айюб, повелитель верных, приказываю написать письмо, которое, запечатав собственной рукой, направляю к франкскому лорду, сэру Эндрью д'Арси, супругу моей сестры от другой матери, Зобейды, красивой и неверной, которой Аллах отомстил за ее грехи. Если он тоже умер, то к его дочери, моей племяннице по праву крови, принцессе Сирии и Египта, которую англичане зовут леди Розой Мира.

Сэр Эндрью, помните ли, как много лет тому назад, когда мы были еще друзьями, вы, отягченный болезнью и неволей, познакомились с сестрой моей Зобейдой, как Сатана вложил в ее сердце желание слушать ваши слова любви и она сделалась поклонницей креста, обвенчалась с вами по франкскому обряду и бежала в Англию? Помните, что хотя я не мог в то время увезти ее с вашего корабля, я послал вам письмо, говоря в нем, что, рано или поздно, я вырву ее из ваших рук и поступлю с ней так, как поступают у нас с неверными женщинами? Через шесть лет до меня дошли верные вести, что Аллах взял ее к себе, а потому я оплакал мою сестру и ее судьбу и позабыл о ней и о вас.

Знайте, что рыцарь по имени Лозель, который живет в той части Англии, где стоит и ваш замок, сказал мне, что после Зобейды осталась красавица-дочь. Мое сердце, которое любило Зобейду, стремится теперь к этой никогда не виданной мной племяннице, потому что, хотя она и поклонница креста, вы (за исключением поступка с ее матерью) всегда были храбрым и благородным рыцарем высокой крови, каким, насколько я помню, был и брат ваш, который пал в битве при Харенке.

Знайте теперь, что, достигнув по воле Аллаха высокого положения здесь, в Дамаске, и на всем Востоке, я желаю оказать вашей дочери честь и сделать ее принцессой моего дома. Я приглашаю ее приехать в Дамаск, а вместе с ней и вас, если вы еще живы. Кроме того, чтобы вы не боялись какого-нибудь обмана с моей стороны или со стороны моих наследников и советников, я именем Бога и словом Салах ад-Дина, еще никогда не нарушавшимся, обещаю вам не принуждать ее силой принять магометанство и не заставлять вступить в нежелательный для нее брак, хотя я и надеюсь, что милосердный Бог изменит ее сердце и она добровольно перейдет в нашу веру. Также я не буду мстить вам, сэр Эндрью, за ваш прошлый поступок, не потерплю, чтобы и другие причиняли вам зло; напротив, я подниму вас до высоких почестей и буду жить с вами в дружбе, как в былое время.

Если же мой гонец вернется и скажет, что моя племянница отказывается от этого предложения, предупреждаю: рука моя длинна, и я, конечно, достану ее.

Поэтому через год от того дня, в который я получу ответ леди, моей племянницы, называемой Розой Мира, мои посланцы явятся туда, где она будет жить, замужней или девицей, и привезут ее ко мне; если она согласится, то с почетом, а если не согласится — все-таки привезут. Теперь, в знак моей любви, я посылаю ей достойные ее дары и грамоту на титул принцессы и госпожи города Баальбека; этот титул и связанные с ним доходы и преимущества занесены в архивы моего государства и обязывают меня и моих преемников.

Мое письмо и дары доставит поклонник креста по имени Никлас. Ему же передайте и ваш ответ; он привезет его ко мне, так как дал клятву исполнить это и исполнит, зная, что если он нарушит данное слово, его постигнет смерть.

Подписано Салах ад-Дином, повелителем верных, в Дамаске, и запечатано его печатью в весеннее время года Хиджры 581.

Заметьте также следующее: раньше чем я подписал и запечатал это письмо, мне пришла мысль, что вы, сэр Эндрью, или вы, леди Роза Мира, можете найти странным, что я не жалею ни трудов, ни расходов ради девушки, не принадлежащей к моей вере, никогда не виданной мной, и усомнитесь в моей честности. Узнайте же истинную причину моего стремления увидеть ее: с тех пор как я услышал, что на свете живете вы, леди Роза Мира, один и тот же сон, посланный мне Богом, трижды посетил меня; в грезе я трижды видел вас. И этот сон означал, что клятва, которую я произнес после бегства вашей матери, перешла на вас; дальше, что каким-то путем, еще не открытым мне, ваше присутствие здесь удержит меня от пролития моря крови и избавит мир от несчастий и бедствий. Итак, вы должны приехать и остаться в моем доме. Да будут Аллах и его пророк свидетелями, что все это верно.

Годвин опустил письмо, и все с изумлением переглянулись.

— Ну, конечно, — промолвил Вульф, — кто-то захотел сыграть с нашим дядей недобрую шутку.

Вместо ответа сэр Эндрью приказал ему поднять шелковую ткань, которая закрывала вещи, спрятанные в шкатулке, и осмотреть их. Вульф исполнил его приказание и откинул голову назад, точно ослепленный внезапным светом: из ящика ярко сверкнули драгоценности. Красные, зеленые и синие лучи рассыпались во все стороны, посреди камней тускло горело золото и матовым светом переливались белые жемчужины.

— О, какая красота, — прошептала Розамунда.

— Да, — подтвердил Годвин, — это достаточно красиво, чтобы смутить женский ум и заставить его перестать отличать хорошее от дурного.

Вульф же ничего не сказал. Он молча вынимал из ящика сокровища: корону, жемчужное ожерелье, шейное рубиновое украшение, сапфировый пояс, драгоценные браслеты для щиколоток ног, покрывала сандалии, платья и другие одежды из лилового шелка, вышитого золотом. Между ними, тоже запечатанная печатями Салах ад-Дина, его визирей, сановников и секретарей, лежала грамота с титулами Баальбекской принцессы, с определением размера и границ ее обширных владений, с суммой ее неслыханно большого ежегодного дохода.

— Я ошибся, — произнес Вульф. — Даже восточный султан не мог бы позволить себе такой дорогой шутки.

— Шутка! — перебил его сэр Эндрью. — С первых же строк письма я понял, что это не шутка. Оно наполнено духом Салах ад-Дина, самого великого человека на земле, хотя он и сарацин; я, друг его юности, хорошо знаю это. Да, он прав. С его точки зрения, я погрешил против него, так же, как и его сестра, под влиянием нашей любви. Шутка? Нет, он не шутит; ночное видение, которое он считает голосом Бога, или слова звездочетов глубоко взволновали его великую душу, и это заставило его сделать такой странный шаг.

Он замолчал, потом поднял голову и продолжал:

— Знаешь ли ты, дитя, кем тебя сделал Салах ад-Дин? В Европе много королев, которые были бы рады приобрести титул принцессы Баальбека и роскошные земли близ Дамаска. Я знаю и замок, о котором он говорит. Это величавое строение на берегу Оронта, и после военного губернатора (потому что этой власти Салах ад-Дин не отдаст христианину) ты будешь первой во всей стране. Печать Салах ад-Дина — самый верный залог в мире. Скажи, хочешь ты туда уехать и царить там?

Розамунда посмотрела на сверкающие драгоценности, на пергамент, который давал ей царское достоинство, и ее глаза вспыхнули, а грудь поднялась, как тогда, подле церкви на эссекском берегу. Все наблюдали за ней; она трижды посмотрела на привлекательные вещи, потом отвернулась, точно от великого искушения, и ответила только:

— Нет.

— Хорошо сказано, — удовлетворенно заключил сэр Эндрью, знавший ее характер и стремления. — Но если бы ты ответила не «нет», а «да», ты отправилась бы одна. Дай мне чернила и пергамент, Годвин.

Принесли то и другое. Старик написал:

Султану Салах ад-Дину от Эндрью д'Арси и его дочери Розамунды.

Мы получили Ваше письмо и отвечаем, что останемся там, где живем, и сохраним то положение, которое Господь даровал нам. Тем не менее мы благодарим Вас, султан, потому что считаем Вас честным, и желаем Вам всякого добра и удачи во всем, за исключением Ваших войн против креста. А Ваши угрозы постараемся разбить. Зная обычаи Востока, мы не отсылаем Вам обратно Ваших даров, потому что, сделав это, мы нанесли бы оскорбление одному из величайших людей во всем мире; но если Вы пожелаете потребовать их обратно, они Ваши, а не наши. Ваше сновидение мы считаем пустой ночной грезой, о которой мудрый человек забыл бы.