– Нет.

– Вы чрезвычайно любезны. Двадцать против одного, что револьвер не будет обнаружен.

Он хрюкнул.

– Лоис вспомнила, кто я такой, и мне пришлось сказать ей, что ее папаша в курсе дела. Она будет молчать. Тридцать против одного, что револьвер не будет обнаружен.

Он хрюкнул.

– Что касается практической стороны дела, то напрашивается один весьма существенный вопрос: когда же мы все-таки поставим в известность Кремера, поскольку я замешан в этом куда больше, чем вы? Пятьдесят против одного, что револьвер не обнаружится.

Он хрюкнул.

В субботу утром, позавтракав в девять тридцать вместе с Лоис, Сьюзен и Уименом (вместе – понятие относительное, к столу мы собрались по одному), я обследовал весь нижний этаж, кроме библиотеки и кухни. Это нельзя было назвать обыском, ибо я не заглядывал ни под подушки, ни в ящики столов. Вульф предложил, чтоб револьвер положили в такое место, где его можно было бы сразу заметить, поэтому я просто осмотрел всю территорию. Разумеется, я и не рассчитывал, что найду его – я сам сказал, что вероятность найти его равняется один к пятидесяти. Следовательно, я не был разочарован.

Мой второй обход в воскресенье утром был более обстоятелен. Когда, завершив его, я очутился в передней, меня там поджидал Стек.

– Может, я смогу быть вам чем-нибудь полезен, сэр? – поинтересовался он. – Вы что-то потеряли?

– Нет, – сказал я. – Просто я беспокойный человек. – И поблагодарил за заботу. Когда он увидел, что я собираюсь выйти на улицу, он распахнул передо мной дверь, изо всех сил стараясь подавить вздох облегчения.

Если есть возможность, я каждое утро между девятью и одиннадцатью, пока Вульф забавляется в своей оранжерее, выхожу размять ноги и освежить легкие выхлопными газами, но сейчас я вышел на улицу не в силу привычки. В одиннадцать к Джареллу должен был пожаловать помощник окружного прокурора, по-видимому, в сопровождении сыщика, вот я и решил не мешаться у них под ногами.

Пройдя пешком тридцать кварталов до редакции «Газетт», я зашел узнать у Лона Козна, правда ли, что «Гиганты» переезжают в Сан-Франциско. Кроме этого, я поинтересовался, нет ли каких-либо неофициальных сведений, касающихся убийства Ибера. А он, в свою очередь, попытался выведать у меня, кто в настоящий момент является клиентом Вульфа. Мы оба расстались неудовлетворенными. Насколько ему было известно, полицейские лезли вон из кожи, чтобы разгадать убийство и совершить правосудие, а насколько было известно мне, у Вульфа в настоящий момент клиентов не было, но если я узнаю что-нибудь подходящее для первой страницы, я тут же сообщу.

Вульф уже спустился из оранжереи и теперь восседал за своим столом и что-то диктовал Орри, который устроился за моим. Оба оторвались от этого дела, чтоб поприветствовать меня (я это оценил), ибо эти два занятых человека потели над важным посланием Льюису Хьюитту, в котором сообщалось, что гибрид вот-вот зацветет, и приглашали его приехать и понаблюдать за цветением своими глазами. Не имея обычных сорока минут для детального ознакомления с утренней «Таймс», я быстро позавтракал прямо на кухне, устроился на кушетке и только успел ознакомиться с заголовками первой полосы и спортивными сообщениями, как раздался звонок в дверь.

Одного взгляда на этого здоровенного детину в серой форме, широкоплечего и красномордого, было вполне достаточно. Я подошел к двери, накинул цепочку, приоткрыл дверь на два дюйма и сказал через щель:

– Доброе утро. Давненько мы не виделись. Вы прекрасно выглядите.

– Гудвин, откройте дверь.

– Я бы с удовольствием, но ведь вам известно, что сие не от меня зависит. Мистер Вульф занят – у него урок диктанта. Что ему передать?

– Передайте ему, что я хочу знать, почему он изменил ваши имя и фамилию на Алена Грина и послал вас секретарем к Отису Джареллу.

– Я сам ломаю над этим голову. Устраивайтесь поудобнее, пока я буду у него это выяснять. Разумеется, если и он этого не знает, вам ни к чему заходить в дом.

Чтобы не показаться невежливым, я оставил дверь на цепочке.

– Прошу прощения, что прервал ваши занятия, – сказал я, приблизившись к столу Вульфа, – но инспектору Кремеру хочется знать, почему вы переделали мои имя и фамилию на Алена Грина и послали меня секретарем к Отису Джареллу? Сказать ему?

– Откуда он это узнал? – рявкнул Вульф. – От этой девчонки Джарелла?

– Нет, не знаю откуда. Но если вам надо непременно свалить вину на женщину, пусть это будет Нора Кент. Только в этом я тоже сомневаюсь.

– Черт возьми. Проведи его ко мне.

Я вернулся в переднюю, откинул цепочку и распахнул дверь.

– Он восхищен, что вы к нам пожаловали. Я тоже.

Возможно, последних двух слов Кремер не расслышал, потому что швырнул шляпу на лавку и рванул в сторону кабинета. Когда я, заперев входную дверь, вернулся туда, он уже восседал в красном кожаном кресле. Орри видно не было. В холл он не выходил, значит, Вульф отослал его в приемную. Дверь туда была закрыта. Я занял место за своим столом и снова стал самим собой.

Кремер с ходу взял быка за рога:

– Хотите, чтобы я повторил свой вопрос?

– Это вовсе не обязательно. – Вульф был любезен, но не слишком. – Мне было бы небезынтересно узнать, откуда у вас эти сведения. Что, разве за мистером Гудвином установлена слежка?

– Нет, но с восьми утра сегодняшнего дня установлена слежка за одним адресом на Пятой авеню. Было замечено, что в четверть десятого оттуда вышел Гудвин, от привратника в вестибюле узнали, что человек, который только что вышел, носит фамилию Ален Грин и работает у мистера Джарелла секретарем. О чем и было доложено мне, а я, в свою очередь, проявил к этому обстоятельству интерес. Будь это обычный интерес, я бы велел сержанту Стеббинсу связаться с вами по телефону. Как видите, я приехал сам.

– Хвалю ваше рвение, мистер Кремер. К тому же мне приятно вас видеть. Однако, боюсь, сегодня утром мои мозги слегка притупились, и вам придется проявить снисходительность. Признаться, я не подозревал, что устройство на работу под вымышленным именем расценивается как антиобщественный поступок, а следовательно, требует вмешательства полиции. И лично вашего, шефа отдела по расследованию убийств.

– Что касается снисходительности, это уж точно, не в первый раз имею с вами дело. Но, черт побери, я не собираюсь проявлять…

Он оборвал себя на полуслове, вытащил из кармана сигару, покатал ее между ладонями и засунул в рот. Он никогда не зажигал сигары. Вид Вульфа, звук его голоса и связанные со всем этим воспоминания до такой степени взбудораживали его кровь, что он нуждался в успокоительном.

Он вынул сигару изо рта.

– С вами чрезвычайно трудно, когда вы не склонны к сарказму. Когда же вы настроены саркастически, с вами и вовсе нет сладу, – сказал Кремер, очевидно совладав с возбуждением. – Известно ли вам, что в четверг днем человек по фамилии Ибер был убит выстрелом из револьвера в собственной квартире на Сорок девятой авеню? Позавчера?

– Да, мне это известно.

– Известно ли вам, что он пять лет проработал секретарем у Отиса Джарелла и только недавно был уволен?

– Да, это мне тоже известно. Это повторение пройденного характеризует вас не с самой блестящей стороны. Я читаю газеты.

– О'кей, но это одна из деталей целого, которое вы хотите иметь перед глазами. В соответствии с имеющейся у меня информацией Гудвин впервые появился в доме Джарелла днем в понедельник, за три дня до убийства Ибера. Джарелл сказал привратнику в вестибюле, что его зовут Ален Грин и что он будет проживать у него. Он на самом деле проживал у него. Верно, Гудвин? – повернулся ко мне Кремер.

– Верно, – сознался я.

– И вы с понедельника находитесь там под вымышленной фамилией в качестве секретаря Джарелла?

– Да, если не считать служебных отлучек. Но в настоящий момент меня там нет.

– Тут вы, черт побери, правы. Вы смотались оттуда, как только пронюхали, что Джарелла собираются навестить из конторы окружного прокурора, а вам не улыбалось попадаться им на глаза. Угадал?