Я убрал монокль, и все вокруг снова подернулось туманной дымкой.

— Не знаю. Я, видишь ли, шел из библиотеки в свою комнату, забрел в один из внутренних садов и малость заблудился.

Несколько ударов сердца Маттиас переваривал сказанное, потом уставился на меня чуточку изумленно:

— Во внутреннем саду?! Ты шутишь!

— И мысли такой не было. Присел на камушек, пошел к выходу, прошел ряд деревьев... и очутился тут.

— А-а... забавно... — вздохнул Чарльз и замолк, похоже, опять углубившись в свою печаль.

Я огляделся по сторонам. Двор Цитадели потихоньку затягивала туманная дымка. Или мне кажется? Демон побери мои усталые близорукие глаза! Прикрыв их лапой, я посидел немного молча и спросил:

— Не так уж часто я вижу тебя в такой час, Маттиас. Что происходит? Что обеспокоило тебя?

Крыс повернул голову:

— Ты слышал о случившемся сегодня утром?

— Чарльз, в Цитадели почти две с половиной тысячи жителей. Невозможно слышать все и обо всех.

Я солгал.

Еще в обед Брайан рассказал мне, что у Саулиуса сломано три ребра, и только броня сохранила ему жизнь. Что нагрудник старого рыцаря теперь имеет ясно различимую выемку в форме крысиной лапы. И что крысы, живущие в подвале, рассказали ему, кто почти уложил Саулиуса в могилу, нанеся тому всего один удар. Маттиас, Чарльз Маттиас. Придворный писатель, директор гильдии Писателей и крыс-доминант нашей крысиной стаи.

Вот только, что-то за этим событием укрыто. Что-то еще. Что-то... странное. Мой нос прямо таки повело предчувствием тайны. Уж больно необычным было поведение до сего дня неизменно выдержанного, спокойного директора гильдии Писателей. Что всколыхнул этот единственный удар? Какие тайны укрываются под серой шерстью нашего крыса?

— Расскажи мне. Расскажи, что случилось. Что заставило бойца и воина прятаться в углу, как нашкодившего крысенка?

Маттиас, оскалив зубы в легком подобии улыбки, повернул голову, поглядел на меня и снова уставился в плотную стену тумана, окружившую скамейку.

Наступила удивительно вязкая и тягучая тишина. Все звуки главного двора — перекличка часовых, звон их оружия, стук шагов — исчезли, отрезанные непроницаемой стеной, остался только магический огонек, освещающий саму скамейку и нас, да тяжелые удары, ритмично бьющие в уши. Вслушавшись в них, я вдруг понял, что это звук моего сердца...

Не знаю, сколько мы просидели так, оцепеневшие, укутанные в туманный кокон... может быть час, может быть вечность, а может быть минуту. Но вот внезапный порыв ветра, разогнав туман, взъерошил нам шерсть.

Маттиас спрыгнул со скамейки и, сделав пару шагов, уселся на древние, покрытые резным узором перила, обвив один из столбиков хвостом. Вздохнув, я поднялся следом.

С открытой площадки Северной Дозорной башни мне открылся потрясающий вид. Только сейчас, взглянув с высоты птичьего полета, почти из-под облаков, я понял, насколько велика Цитадель Метамор. О боги! Подсвеченная магическим светом луны, она плыла, окруженная плотной стеной тумана, прекрасная и грозная.

Мили и мили внешней стены; бессчетные крыши, скаты, балконы, внутренние дворы центрального комплекса; гильдия Писателей... Вблизи поражавшее своей роскошью и величиной, отдельно стоящее здание гильдии, по сравнению с основным комплексом казалось совсем маленьким, почти игрушечным. А расстояние до него я не смог прикинуть даже приблизительно. Где-то немыслимо далеко, почти на горизонте...

— Я потерял контроль над своим гневом.

Что?! Кто?! Ох. Чарльз!

Но демон меня побери, я был прав! У него есть тайна... И я хочу ее узнать!

— В самом деле? Ты?

Он нехотя кивнул, его лапы, сжались в кулаки:

— Первый раз за шесть лет.

— Шсть лет? — я отвернулся от перил и взглянул на крыса-писателя. Где-то в глубине сознания мелькнуло и пропало удивление тем, как хорошо я его вижу без монокля. — Это случилось раньше?

Маттиас отвернулся, невидящим взором уставившись куда-то вдаль.

— Это уже в прошлом, Крис. Лучше всего там его и оставить.

Я кивнул и пожал плечами. Жаль. Впрочем... еще не все потеряно. Есть и другие возможности.

— Чарльз, ты знаешь, что такое исповедь?

— Исповедь? — Маттиас повернулся ко мне, удивленно шевельнув усами-вибриссами. — Разумеется, я знаю, что такое исповедь. Я ведь писатель, если ты слышал! Вот только какое отношение она имеет ко мне?

Я легонько улыбнулся:

— Возможно, тебе очень помогла бы возможность рассказать все без утайки кому-то, кто будет молчать.

— Я не принадлежу к вере Учителя! Сейчас не принадлежу. Я чер... — Маттиас схватил себя за горло, как будто испугавшись слова, что чуть не вылетело из его пасти. — Я не могу идти путями Эли. Это будет... Ложью. Святотатством. Извини Крис, но этот путь для меня... закрыт.

— Так ли это? Подумай Чарльз! Разве Эли не всезнающий? Разве он не всепрощающий? Разве не говорит он — открыт путь ко мне любому? Не важно, поклоняешься ли ты ему сейчас, ты можешь попросить о помощи. И рассказать свою историю, хоть кому-то! Конечно, даже Эли не сможет исправить произошедшее много лет назад. Но ты можешь спросить его совета о произошедшем вчера... и попросить за сэра Саулиуса ты тоже можешь!

Крыс нахмурился:

— Но в Цитадели нет наставника Эли! Куда мне идти? До ближайшего селения больше двух дней езды верхом. И неизвестно, есть ли там святой наставник.

Я повернулся спиной к Цитадели и сел, прислонившись боком к древним каменным поручням.

— Маттиас, у нас есть Жрица. Быть может она не молится Эли... Но наверняка она знает все ритуалы. И еще одно — кому бы она не молилась, она будет молчать об услышанном от тебя.

Маттиас рассерженно встопорщил усы:

— Она не священник, она, она... Она Жрица! Она... — но потом сердито тряхнул головой, и глубоко вздохнул: — Все-таки кое-чему я научился за шесть лет, проведенные здесь... принимать чужую помощь.

Он взглянул мне в глаза:

— Спасибо за совет, Христофор.

Низко поклонившись, он шагнул в сгущающийся вокруг нас туман и бесследно исчез. А белая стена уплотнилась, подступила ближе, я успел бросить еще один, прощальный взгляд на раскинувшуюся где-то внизу панораму Цитадели, уже исчезающую за текущими белыми слоями и тут все застило белесой мглой...

Я зевнул, уже совсем потеряв счет времени, проведенному в белой полумгле, лишь самую чуточку озаренной моим анемичным светлячком... И вдруг понял, что никакого тумана вокруг меня нет, зато есть привычная полутьма да очень знакомые запахи. Схватив монокль, я вставил его на место, сделал магический огонек поярче... Точно! Я сидел, прислонившись к стене, прямо напротив двери в мою комнату.

Еще немного посидев у стенки, я все-таки поднялся и отправился к себе. Разоблачившись и всласть почесав ноющую спину об угол стены, я погасил наконец-то свой магический огонек, лег в кровать и попытался привести в порядок сегодняшние впечатления.

Что-ж... Можно сказать, сегодняшний день оказался очень и очень познавательным. Я узнал кое-что интересное о Цитадели и о Чарльзе...

«Потерял контроль над своим гневом» — сказал он.

Что же такого есть в прошлом нашего крыса-писателя, что сама Цитадель пожелала вмешаться и направить туда меня? Потерял контроль... Разумеется, Жрица не произнесет ни слова. Но может быть, она что-нибудь предпримет... А я подожду и посмотрю — что... И подумаю.

Не успев обдумать хорошенько эту мысль, я провалился в сон...

Перевод — Рэдгерра, Дремлющий.

Литературная обработка — Дремлющий.

Особая благодарность от редактора Аазу и Redgerrе — за ценные и вдохновляющие замечания.

[1] Примерно 30 метров.

[2] 181,5 килограмм.