Так, обдумывая предстоящий праздник, Чарльз подошел к проему в стене, спустился на несколько ступенек и, бросив еще один взгляд на быстро темнеющую площадь, открыл дверь таверны.

Войдя в главный зал, Маттиас вдохнул упоительный дух свежего пива, горячей медовухи, жареных чесночных колбасок и сырной запеканки, приправленных «ароматом» человеческого пота и мускусным «амбре» хорошо поработавших на площади морфов. В свете главной люстры, только сегодня утром утыканной новыми свечами, хорошо было видно, что Молчаливый Мул почти полон. Жители Цитадели пришли сюда этим вечером, чтобы отдохнуть после трудного дня, выпить, поесть, послушать музыку, а может и спеть самим...

Прихватив у Донни кувшин с горячей медовухой и глиняную миску с фирменными сухариками, крыс обвел глазами зал, разыскивая знакомых. Высмотрев столик, занятый коллегами по гильдии Писателей, он направился прямо туда.

Поставив на свободное место миску и графин с кружкой, Чарльз опустил лапу на спинку лавки:

— Ты не против, если я тут сяду? — спросил он сидевшего с краю юношу.

— А... Чарльз! Садись конечно! — Мишель торопливо отодвинулся, освобождая место. — Я тебя и не заметил совсем! А мы тут последние новости обсуждали... слышал? Странник собирается представить на праздник что-то совершенно особое! Видал Криса? Медведь все знает, смотри, аж распирает беднягу от таинственности... но молчит! Вот гад мохнатый! Мы тут страдаем, а он молчит! А еще мне сказали, что на позапрошлом празднике ты с ним... ой... в смысле, со Странником, соревновался на конкурсе лимериков, это правда? А что такое лимерики? И кто победил?

Присаживаясь, Маттиас пожал плечами:

— Лимерики — стишки такие короткие, язвительные. А победа... увы, победа досталась не мне. Разумеется, я умею слагать стихи, но у Странника они получаются такими едкими, что просто слов нет. Язва он первостатейная, любит всех обсмеять. Особенно если увлечется. За что и получает регулярно.

— О... прямо всех?! — еще человеческие глаза Мишеля стали круглыми, а уже морфные уши поднялись торчком. — Ой, я обязательно пойду и послушаю! А как твои дела?

— Да никак, — вздохнул крыс. — Сегодня утром ходил к своим, поговорил с Гектором — бедняга совсем впал в тоску. Впрочем... кажется, после разговора ему стало немного лучше. Что еще? Саулиус выздоравливает, обещал прийти на фестиваль, может уговорю его поучаствовать в конкурсе фехтовальщиков — он отлично владеет мечом. Если ребра заживут, конечно.

Маттиас немного погрыз сухарик, и добавил, многозначительно глянув на сидевшего рядом с Мишелем кенгуру-морфа:

— А еще я перечитывал прошедшие в финал конкурсные рассказы и вспомнил, что кто-то по имени Хабаккук уже давным-давно обещал доделать свой... но что-то не торопится!

Кенгуру вздохнул и перед тем как отхлебнуть еще глоток пива, развел лапами. Было заметно, что он уже хорошо посидел и неплохо выпил... не допьяна, но все-таки.

— Эй, Чарли, я же говорил — доделаю на днях! Я сейчас это... материал подбираю. И вообще... Фокс мне только сегодня показал пару свитков... по теме... а я их еще прочту и доделаю!

— Мда? Ну-ну! — хмыкнул крыс. — Кстати, как там библиотекарь? Я его уже несколько дней не вижу.

Хабаккук пожал плечами, поудобнее упираясь в пол толстым хвостом:

— Как обычно, витает. Одна жрица ведает, где.

— И вообще, я считаю его подозрительным! — прозвучал над столом громкий голос Нахума.

Присмотревшись, Маттиас решил, что у лиса явно был тяжелый день — черно-рыжый мех вымазан чем-то липким и маслянистым, острая морда в грязи, на ухе свежая царапина, под глазом пятно, сильно напоминающее синяк... как будто он с кем-то подрался. Но что бы там ни случилось, Нахум наверняка уже всем все рассказал. Так что Чарльзу даже не нужно никого расспрашивать — еще до конца вечера ему все перескажут и притом не раз.

— А... почему? Что в нем такого... ну... подозрительного? — спросил Мишель.

Маттиас глянул на юношу, рассеянно, отмечая, как тот передвинул ноги вперед и назад. Мишель, все еще продолжал изменяться. Его лицо, правда, лишь чуть расширилось, а вот уши уже вытянутые и покрывшиеся светло-серым мехом, заметно сместились вверх. Правда, кончики ушей остались круглыми... странно. Кожа по бокам головы тоже начала покрываться светло-серым мехом... Ага! Вот почему он ерзает — стопы его ног начали вытягиваться, превращаясь в лапы. Зато руки все еще оставались человеческими — никакого меха и когтей. Похоже, Мишель устанавливал рекорд: через три недели после появления первых признаков изменения, он все еще выглядел почти человеком.

— Куттер всегда раздражал меня! — тем временем продолжал вещать Нахум, прерываясь чтобы отхлебнуть очередной глоток, и делая это куда как часто. — Да! Всегда один, всегда отдельно! Не просто же так он нас всех сторонится! — лис долил кружку из кувшина, и продолжил. — А его самого спрашивать — что с кирпичной стенкой говорить. Молчит как убитый!

Краем глаза Маттиас заметил шевеление за соседним столом, глянув же туда, узрел Криса, медведя-морфа, коллегу Фокса. Пока еще спокойно сидящего, но уже мрачно поглядывающего в их сторону.

Подумав, крыс решил немного разрядить ситуацию:

— Коллеги, не прижать ли вам языки? В конце концов, наш библиотекарь не столь уж плох... и нередко помогал всем нам.

Хабаккук, заметив что Чарльз беспокойно посматривает на соседей, оглянулся тоже и издал короткий лающий смешок:

— Погляди-ка, Нахум... нет, ты глянь, глянь! Видишь? Вон тот старый медведь... Щас как даст тебе... по загривку! Враз это... язык себе откусишь!

Нахум бросил на Хабаккука испепеляющий взгляд и презрительно фыркнул, но голос понизил:

— Вы слышали последние слухи?

Маттиас поморщился — ему все это совсем не нравилось. Развлекаться, распространяя мерзкие слухи и сплетни... члену гильдии Писателей такое не пристало!

Таллис, черно-белый крыс-морф, обычно тихий и молчаливый, наклонил кудрявую макушку над столом и заговорщицким тоном проговорил:

— Я тут недавно слышал про него кое-что интересное! Кое-кто шепнул мне по секрету, что Фокс — наемный убийца, получивший неудачный контракт. Иначе почему его обнаружили у ворот Цитадели чуть живого, истекающего кровью после нескольких ударов ножом, а вокруг не было ни души? Это я в смысле — много ли людей приходит сюда добровольно, а?

— Ну... пекарь Грегор пришел сам, — напомнил Маттиас.

— Кто бы спорил! А ты знаешь, во сколько его «добровольность» обошлась лорду Хассану? — фыркнул Таллис.

— А... кто такой Грегор? — спросил Мишель.

Чарльз посмотрел на юношу:

— Грегор — пекарь, сейчас капибара-морф. Когда три года назад в Цитадели умер пекарь, ни один из его учеников не был готов занять это место. А Грегор уже тогда был весьма известен, хоть состоял пекарем у какого-то мелкого барончика в северном Мидлендсе. Лорд Томас Хассан предложил Грегору место придворного пекаря, а тот, зная, что с ним произойдет в Цитадели, настоял на хорошей оплате... очень хорошей.

— Вот именно! — высказался Нахум. — Таллис совершенно прав! Всех, кто пришел сюда по своей воле, можно посчитать по пальцам! И даже ноги не понадобятся, лап хватит!

— Все равно! — гнул свое Маттиас. — Наемный убийца? Окститесь, коллеги! Неужели вы и в самом деле считаете что Фокс мог кого-то убить?

Нахум фыркнул:

— Чарльз, с каких это пор ты стал судить по внешнему виду? И вообще, на себя посмотри! Да-да! Что там произошло в подвале, а? Саулиус еле жив остался после встречи, не с тобой ли?

Чарльз недовольно поморщился и принялся ожесточенно грызть палку.

— Разговор сейчас не об этом! — немного успокоившись, сказал он. — Вы все распространяете ложные... хорошо, хорошо, — заметив возмущенно привставшего Таллиса, поправился Маттиас, — непроверенные слухи о нашем товарище, таком же защитнике Цитадели, как и все мы. И я нахожу такое поведение крайне неприятным!