Гектор засопел, нервно подрагивая носом.

Он мог бы сказать: ему плевать, что думают другие. Но... но это означало солгать самому себе. Честолюбие так долго было его единственной заботой, что он забыл обо всем остальном... А ведь оно имело под собой прекрасную основу — он был плодовитым скульптором! Вот только, за прошедший год, с тех самых пор как он здесь очутился, он вырезал всего одну скульптуру. Скульптуру того, кем он когда-то был — человека...

Его голова была гордо поднята, взгляд направлен в небо... но уже давно она лежала в ящике стола, и Гектор не решался снова взглянуть на неё. Тогда его руки в последний раз взяли резец, чтобы резать дерево, осторожно срезать тонкие стружки, ваять из него прекрасное...

Теперь, то же самое делали его зубы... выгрызали стружки и рвали дерево... грызя палку... Ради того, чтобы сточить их... Как унизительно!!

Гектор повернулся с боку на бок, снова оказавшись лицом к двери.

Сейчас наверно уже позднее утро. У него не было собственных часов, а в этом сыром, темном, всеми забытом месте нет другой возможности узнать, который сейчас час.

Уснуть...

И видеть сны?!!

Опять увидеть норы и коридоры и сородичей?.. Во снах к нему являлось будущее, и становилось все ближе, ближе... Стаи крыс заполняли их, и он чувствовал... Он слышал... Исчезнуть... Раствориться... Стать частицей, безликой, бессловесной...

Нет!!

Гектор еще раз перевернулся. Пора вставать. Если сейчас позднее утро, то вскоре внизу появится Маттиас...

Он появлялся почти каждое утро. Своеобразный ритуал — приветствовать его и остальных крыс, что живут здесь. Чарльз был хорошим человеком... крысом, немногих Гектор мог назвать сейчас друзьями... в этом проклятом Метаморе, Чарльза — мог. Но даже он почти  не знал, о чем думал Гектор в одиночестве...

Наконец поднявшись с постели, Гектор оглядел свой серый мех, почти бесшерстный хвост и поежился. Вот Чарльз — он всегда опрятен, держится уверенно и смотрит прямо... Как джентльмен. Но это выглядит таким нелепым, почти кощунством перед истинной красотой! Он должен скрываться в подвалах, как все они, не притворяясь, не обманывая себя красивыми словами и пустыми, нелепыми должностями. Магистр гильдии Писателей! Один из трех! Смешно! Все равно он крыс! И никем иным ему не стать!

Вот только смеяться Гектору совсем не хотелось. На месте смеха пряталось иное чувство...

Зависть?..

А еще? А еще была Кимберли. Она была довольно симпатична... для крысы. Но все же она была крысой, и Гектор не хотел иметь с ней никаких дел. Да он не хотел иметь дел даже с самим собой! Ведь он тоже был крысой, и он останется крысой, отныне и вовеки — и это конец всего.

Нет никакой надежды на исцеление, это навсегда. Он должен смириться, и просто жить дальше. Так говорил Чарльз. А еще он сказал, что Гектор должен продолжать вырезать. Еще и еще, использовать свой талант и продолжать работать... Да как же он будет работать, если, он резец в лапе еле-еле держит?! Ох, Чарльз...

Лапы Гектора, увы, были непригодны для тонких работ. Он мог держать в них перо для письма, мог писать — но не мог резать. Последняя работа, изобразившая его прежний человеческий облик, лишь подтверждала это, хотя кое-кто считал её действительно замечательным произведением искусства. Но они всего лишь пытались утешить его, они лгали... Он-то видел!

Натянув рубашку и штаны, Гектор сел за стол... достал статуэтку... сжал ее в лапах...

Как он оказался в Цитадели Метамор?

Что заставило его остаться в этом проклятом богами и демонами месте?

Он путешествовал в караване, желая взглянуть на знаменитые ходячие деревья, живущие на побережьях моря Душ. И как раз пересекал земли Цитадели, когда на них напали. Это сейчас он знает, что то была всего лишь горстка голодных лутинов, а тогда... Перепуганные до полусмерти, не слушая охранников и возчиков, Гектор, а вместе с ним и еще несколько человек бросились бежать, куда глаза глядят.

К сожалению, их глаза глядели не туда, куда следовало бы... Они заблудились и несколько дней блуждали в лесах и перелесках предгорьев Барьерных гор, скорее всего, вблизи самой Цитадели, и этот факт, сыграл роковую роль в его судьбе...

Слухи и жуткие истории об этом месте передавались из уст в уста по всему Мидлендсу... Но выбора не было — им нужна была пища, одежда и помощь в розыске каравана. О да! Они знали, что будет, если остаться в Цитадели слишком долго. Но в их планы входила, лишь краткая задержка — самый минимум необходимых вещей, быть может, хоть какие-то вести об их караване, да нанять или выпросить у лорда Хассана охрану... К сожалению, они просчитались. Он просчитался. В то утро, когда они должны были покинуть Цитадель, Гектор обнаружил на руках мех...

Его спутникам повезло — по какой-то причине они избежали заражения, и скорее всего, благополучно вернулись на земли Мидлендса. Гектору же пришлось остаться.

Тогда он еще надеялся — пусть он станет животным, но животным красивым... Львом или леопардом... волком... псом... да хоть бы, на худой конец жеребцом... или быком, но даже этого не досталось ему. Он понял это в тот день, когда начал уменьшаться. В прежней жизни Гектор был высоким крепким мужчиной, теперь же стал совсем миниатюрным, выше Чарльза, но все равно не больше двенадцатилетнего ребенка...

Все, к чему он привык, все, что составляло саму основу его жизни — любовь и восхищение женщин; обожание почитателей, бессильная зависть коллег, клиенты, заказы, богатство... И самое плохое, самое ужасное — его руки стали лапами!  Они больше не могли держать резцы и ножи, долото и молотки. Он не только изменился внешне, он потерял профессию! Все, о чем он мечтал, исчезло во время изменения. Все, что когда-то имело значение, оказалось уничтожено Метамором. Все!

Как он хотел бы проклясть это место и его обитателей!! В бессильных мечтах ему виделись океанские валы, изничтожающие само место, где стояла Цитадель, но... Он не был магом.

— Доброе утро, друзья! — бодрый голос Маттиаса, сопровождаемый стуком в дверь, прервал печальные мысли.

Гектор поёжился.

Маттиасу нравилось проводить время вместе с ними, нравилось беседовать и... лезть в душу другим. А Гектор ненавидел общество. Ненавидел сочувственные взгляды, ненавидел шепот за спиной, ненавидел других крыс, видя в них отражение себя самого. Однако Маттиас может зайти в комнату сам, если не выйти навстречу.

Что ж... Придется идти.

Гектор взял свою последнюю палку для грызения, и вышел, чтобы поздороваться с мастером Гильдии Писателей.

Маттиас был элегантно одет в идеально чистую изумрудно-зеленую рубашку с белым жилетом и зеленые, с белой отделкой рейтузы. Его палка для грызения была продета в петлю на поясном ремне, словно меч, а черные глаза светились жизнью и энергией.

«Конечно, он может быть счастлив, ведь он обманывает себя и не понимает, что все тут желают лишь одного — чтобы он поскорее ушел. И к тому же... к тому же, у него теперь есть подружка...» — думал Гектор, разглядывая Чарльза.

Остальные крысы пришли тоже.

Саулиус, все еще забинтованный и старающийся не сгибаться лишний раз. Благородный и печальный, Саулиус за неделю, прошедшую после памятного всем крысам поединка с Маттиасом, не произнес и десяти слов, но все это время вел себя нормальнее, чем когда-либо раньше.

Эллиот, крыс с пятном рыжего меха на спине, там, где его обожгло одно из зелий Паскаль, лихорадочно грыз свою палку. Ленивый и склонный к полноте, он имел привычку тянуть все дела до последней минуты, поэтому ходил всегда грязноватый, в помятой одежде, а его резцы благополучно отрастали до непомерной длины.

Марк, малорослый, темношерстный, почти черный; утонувший в глубине плаща, мешком висевшего на его едва трехфутовой фигуре. Бедняга получал какое-то извращенное удовольствие от своего крысиного бытия. И, похоже, ему действительно нравилось жить под землей... Даже Маттиас уже оставил надежду когда-либо вытащить его на дневной свет