Я привык видеть Вульфа за столом, в огромном кресле, сделанном на заказ. Он открывает бутылку пива. Слева от него стоит лелиокаттлея Джакетта с четырьмя цветками, а справа благоухает дендробиум благородный.

И теперь, глядя, как он бредет по улице в синих брюках, желтой рубашке и коричневой куртке, с синим свитером на руке и рюкзаком за плечами, я не переставал удивляться, почему никто не оборачивается ему вслед.

На мой взгляд, в своем походном обмундировании и я был достаточно хорош, но никто не обращал на нас внимания.

Водитель также не проявил к нам интереса, когда мы залезли в его машину и Вульф сказал, куда ехать. Таксист относился к встречным препятствиям с той же небрежностью, что и Телезио, но тем не менее довез нас до старого города, а затем по его узким улочкам доставил к концу причала, ни с кем не столкнувшись.

Я расплатился с ним, пошел за Вульфом и тут-то впервые узрел у причала «Чиспадану».

Около нее стоял Гвидо и с кем-то разговаривал. Заметив нас, он подошел к Вульфу, Здесь, в привычном окружении, Гвидо смотрелся куда лучше, чем в розовой комнате. Он был высоким, худым и широкоплечим, слегка сутулился и двигался как кошка. В разговоре с Вульфом моряк упомянул, что ему шестьдесят лет, но его длинные волосы были черны как смоль, в отличие от пробивавшейся на подбородке седой щетины в полдюйма длиной. И тут возникал вопрос. Если он никогда не брился, почему она не отросла еще больше? А если брился, то когда? Я собирался расспросить его, когда мы познакомимся поближе, но как-то не получилось.

Телезио поклялся, что за триста баксов, которые я ему дал, берет на себя все: нашу экипировку, Гвидо, охрану порта – и, по всей видимости, сдержал слово. Не знаю, как было официально обставлено наше путешествие, но, во всяком случае, никто из местных к нам не цеплялся.

Парочка типов, слонявшихся по причалу, равнодушно наблюдала, как мы карабкаемся на борт, а двое других отвязали и оттолкнули посудину, когда Гвидо завел двигатель и дал им знак. Мы отчалили. Я предполагал, что один из них прыгнет на борт, пока мы отплываем, но этого не случилось. Мы с Вульфом уселись в кубрике.

– А где команда? – спросил я.

Он сказал, что команда – это Гвидо.

– Он один?

– Да.

– Боже мой, я ничего не понимаю в морском деле. Если перестанет работать двигатель или случится что-нибудь еще, кто поведет судно?

– Я.

– О! Так вы моряк?

– Я переправлялся через это море восемьдесят раз. – Он возился с пряжкой ремня на рюкзаке. – Помоги мне расстегнуть эту штуку.

У меня с языка готово было сорваться язвительное замечание насчет практических навыков человека, который не может сам снять рюкзак, но я счел за лучшее промолчать. В конце концов, если сломается машина и мы попадем в шторм, а он спасет наши жизни, обнаружив умение мастерски управлять судном, мне придется это проглотить.

Однако во время пути ничего не случилось. Двигатель производил много шуму, но был исправен. Шторм не разразился. Поздно вечером на востоке появились облака и задул легкий ветер, но море оставалось спокойным. Я даже немного подремал, вытянувшись на сиденье в кубрике.

Пару раз, когда Гвидо надо было отойти от штурвала, к рулю становился Вульф, но это не требовало от него большого искусства. В третий раз, за час до захода солнца, Вульф пришел, облокотился на узкий борт, положил руку на штурвал и стоял неподвижно, глядя вперед.

Впереди вода отливала голубизной, а сзади, там, где солнце садилось над Италией, окрасилась серым, за исключением тех мест, где от нее отражались солнечные лучи.

Гвидо так долго отсутствовал, что я спустился в каюту посмотреть, не случилось ли чего. Оказалось, что он колдует над старой закопченной кастрюлькой на спиртовой горелке.

Что именно он делает, выяснилось позже, когда появились древние глиняные миски, полные дымящихся спагетти, политых соусом. Я удивился. Гвидо принес также вино и металлическую миску с зеленым салатом.

Конечно, спагетти не шли ни в какое сравнение с тем произведением кулинарного искусства, которое Вульф сотворил накануне, но даже Фриц не заправил бы салат лучше. В общем, все было абсолютно съедобно.

Гвидо встал за штурвал, пока мы с Вульфом ели, затем босс сменил его, а Гвидо отправился в каюту. Нам он сказал, что не любит есть на свежем воздухе. Запах, стоявший внутри каюты, побуждал меня высказаться по этому поводу, но я воздержался.

Когда Гвидо появился снова, было уже совсем темно, и он зажег фонарь, прежде чем встать к штурвалу. Облака разошлись, появились звезды, и Гвидо запел.

За последние два дня я перенес столько потрясений, что не удивился бы, услышав, как Вульф подтягивает ему, но ничего такого не случилось.

Стало прохладно, и я надел свитер под куртку. Вульф последовать моему примеру отказался – сказал, что скоро и так согреется от предстоящих нам упражнений.

Немного позже он спросил, который час, – мои часы имели светящийся циферблат. Было десять минут двенадцатого.

Неожиданно звук двигателя изменился, замедляясь, и я подумал, ух ты, знаем мы эти штучки, но он продолжал работать. Очевидно, Гвидо намеренно сбросил обороты. Вскоре после этого он вновь обратился к Вульфу, и тот встал к штурвалу, а Гвидо погасил фонарь и вернулся на место.

Теперь мы плыли в полной темноте. Я встал, чтобы осмотреться, и только подумал, что все равно ничего не смогу разглядеть, как впереди что-то замаячило. Я повернулся к Вульфу:

– Мы приближаемся к чему-то очень большому.

– Естественно. Это Черногория.

Я посмотрел на часы:

– Пять минут первого. Значит, мы приплыли вовремя?

– Да. – Но восторга в его голосе я не услышал. – Помоги мне, пожалуйста.

Я помог ему надеть рюкзак и взвалил на плечи свой. Звук двигателя снова изменился, став еще тише. Когда мы приблизились к берегу, Гвидо, оставив штурвал, выключил двигатель и скользнул на нос. Через минуту раздался сильный всплеск. Вернувшись назад, он развязал канаты, которыми к корме была привязана шлюпка. Мы спустили ее на воду и поставили у борта.

Этот маневр обсуждался заранее, и Вульф проинформировал меня о принятом решении. Учитывая габариты Вульфа, Гвидо было бы проще перевезти его на берег первым, а потом вернуться за мной, но это отняло бы у нас лишние двадцать минут. Нам же следовало поторапливаться, чтобы нас не застукали сторожевые катера югославской береговой охраны. Случись такое, Гвидо лишился бы не только судна, но и возможности когда-нибудь увидеть Италию.

Поэтому мы решили уложиться в один рейс. Гвидо влез в шлюпку, я взял Вульфа за руку, чтобы помочь ему перебраться через борт, но он оттолкнул меня, достаточно ловко проделал это сам и уселся на корме. Следом за ним я приземлился на носу. Гвидо, легкий как перышко, шагнул в центр, достал весла и начал грести. Он что-то проворчал, и Вульф сказал мне вполголоса:

– Вода на двенадцать сантиметров выше ватерлинии. Не делай резких движений.

– Слушаюсь, сэр.

Весла Гвидо, гладкие, как бархат, двигались в воде совершенно бесшумно, слышен был только слабый скрип уключин, прорезанных в планширах. Поскольку я сидел на носу спиной к берегу, о конце путешествия мне шепотом сообщил Вульф:

– С левой стороны скала, Арчи.

Я не увидел скалу, но через секунду почувствовал ее локтем – плоскую плиту, которая поднималась на фут выше планшира. Ухватившись за нее, я подтянул к ней шлюпку и держал в таком положении, пока Гвидо не смог дотянуться до скалы. Тогда, получив соответствующие инструкции, я вскарабкался на каменный выступ, растянулся на животе и протянул руку Гвидо. Поскольку мы держали шлюпку плотно прижатой к берегу, Вульф ухитрился выбраться сам, Гвидо отпустил мою руку, оттолкнулся, и шлюпка исчезла в ночи. Я встал. Говорить было запрещено, поэтому я прошептал:

– Я зажгу фонарик.

– Нет.

– Мы свалимся ко всем чертям.

– Держись за моей спиной. Я знаю здесь каждый дюйм. Постой, привяжи это к моему рюкзаку.