От изумления Алеа лишилась дара речи. Такое она слышала впервые. Значит, все, что она слышала в детстве, все эти кошмарные истории — ложь! Ее обманывали!..

— Но все равно мы не можем тебя принять, — печально продолжал Горкин. — Твои собственные слова — тебя не изгнали, ты убежала сама. И правильно сделала. Но кто поручится, что ты не лазутчица и однажды не поднимешь руку на тех, кто дал тебе кров и стол, что ночью тайком ты не откроешь ворота и не впустишь своих соплеменников, чтобы они всех нас перебили?

Увидев, что Алеа готова возразить, Горкин поднял руку в предупреждающем жесте.

— Нет-нет, я тебя ни в чем не обвиняю. Я даже не верю, что такое возможно. Но где мне взять уверенность? Кто поручится, что ничего подобного не произойдет?..

Сил, чтобы сдерживаться, больше не было, и предательские слезы медленно покатились по щекам девушки.

— Ты уж извини нас, моя милая, — произнесла Мораг так, словно сердце ее разрывалось от такой несправедливости. — Родись ты у нас, все было бы иначе. Дети невысокого роста — единственные, кому дозволено жить среди нас. Но если мы начнем пускать к себе таких, как ты, то с каждым днем вас будет становиться все больше и больше. И вот тогда, будь уверена, среди нас заведутся лазутчики. Нет, конечно, будут и те, кто только рад найти у нас пристанище и новую семью. Но когда вас наберется много, скажем, сотня-другая, вновь возродятся былые подозрения, былая ненависть. Мои соплеменники вспомнят, какие песни пели вам ваши бабки, когда вы лежали в колыбели. Вновь вспыхнет старая вражда, и мы начнем убивать друг друга прямо на улицах наших поселений. Как мне ни тяжело отказывать тебе, но я вынуждена сказать — «нет».

— Поверь, мы желаем тебе только добра, — вмешался Горкин, и было видно, что он говорит от чистого сердца. — Мы оставим тебе вот это.

С этими словами он отстегнул висевшую у него поясе кожаную флягу и положил ее на дорогу.

— Прощай. И пусть боги будут благосклонны к тебе, — произнес гигант и повернулся, чтобы уйти прочь.

— Прощай. — В голосе Мораг слышались слезы. — Вот, возьми и будь готова постоять за себя.

Великанша положила на землю рядом с флягой нож и тоже отвернулась, по-прежнему прижимая к себе Рокира и Йорака.

Йорак обернулся. Глаза его были мокры.

— Прощай и... спасибо тебе. Жаль, что мы не можем остаться с тобой. Теперь нам по пути с великанами.

— И правильно! — воскликнула Алеа и тоже расплакалась. — Я бы ни за что не простила себе, если бы ради меня вы пожертвовали выпавшей вам возможностью. Ступай, Йорак, и пусть боги будут благосклонны к тебе!..

Она резко отвернулась и стала ждать, пока гиганты уйдут.

Затем девушка украдкой бросила взгляд через плечо, чтобы убедиться, что на дороге никого не осталось, и только тогда опустилась на обочину и горько заплакала.

Алеа рыдала и в душе надеялась, что сердце ее не выдержит и разорвется от горя.

Магнус с трудом сдерживался, чтобы не послать Геркаймеру по радио сигнал бедствия.

На этой планете ему было одиноко и неуютно. Если бы не дорога под ногами, то трудно было бы поверить, что здесь живут люди — несмотря на сделанные с орбиты фотографии. И вообще, не будь эта дорога десяти футов в ширину, она вполне могла оказаться звериной тропой.

Для средневековой тропинки она была слишком широка, но Магнус предположил, что это вполне может быть творением рук гигантов. От этой мысли по спине его пробежал холодок. Почему-то ему всегда казалось, что великаны бывают только в сказках.

Нет, конечно, эти пониже, чем герои мифов, не сорока футов ростом, и никто из обыкновенных людей, даже при большом желании, не может спрятаться в их пивной кружке или провести ночь в перчатке. И все равно — это гиганты.

Судя по сделанным с орбиты фотографиям, нейтральная территория между Мидгардом и страной великанов была открыта и для одних, и для других. Здесь можно было повстречать и гиганта, и человека привычных размеров. Но как здесь пусто и безлюдно! Широкая равнина, поросшая травой по колено высотой, деревья слева — судя по всему, расположившиеся вдоль течения какого-нибудь ручья. Но зато справа от дороги настоящий лес. Очевидно, эту тропу проложили вдоль естественной границы.

Из-за поворота показались какие-то люди. Их было с полдесятка — все в доспехах, с боевыми топорами на поясах, и с ними два юноши-подростка.

Магнус удивился, как близко от него оказался поворот — на глазок он находился на приличном расстоянии. Но вот на нем появились люди, и он словно стал ближе.

И только тогда до Магнуса дошло, что это не изгиб дороги стал ближе к нему, просто сами путники необычайно высокого роста Магнус остановился. По мере того как люди эти подходили ближе, его глаза от удивления открывались все шире. Впервые с того момента, когда он сам подростком неожиданно для всех вытянулся на две головы за одно лето, ему пришлось смотреть на другого человека снизу вверх. И не просто так, а задрав голову.

Великаны подошли совсем близко — казалось, они заслоняют собой белый свет. И дело не только в их росте, хотя самый маленький из гигантов был на две-три головы выше Магнуса. Они давили на Гара своей мощью — по сравнению с ними он почувствовал себя жалким костлявым недоростком.

Великаны были как минимум вдвое шире его в плечах и бедрах. Ноги их напоминали исполинские стволы деревьев, а рукам наверняка позавидовала бы любая горилла.

Да и вид их был под стать, особенно у старшего — судя по седым прядям волос, наверняка их начальника.

— Кто ты такой? Что привело тебя сюда из Мидгарда? — потребовал он у Магнуса ответа, а сам положил правую руку на боевой топор.

— Меня зовут Гар Пайк, — отвечал Магнус, пытаясь подражать местному акценту.

Старший не смог сдержать улыбки.

— Ну и имечко тебе дали родители!

Ну а поскольку родители ему этого имени не давали, Магнус счел себя в праве возмутиться.

— А что такого в моем имени? Чем оно вам не нравится, хотел бы я знать?

— Ну, Гар Пайк — это такая огромная рыбина, ты же размером с уклейку! — с презрением произнес старейшина.

Впервые за пятнадцать лет Гара назвали недоростком. И надо сказать, это ему совсем не понравилось, тем более что в данных обстоятельствах в подобной оценке имелась доля истины.

— Нет, Гар — это уменьшительное от «Эдгар», а Пайк — наше семейное имя уже многие столетия.

Гар умолчал о том, чье это — наше.

— Что ж, в таком случае прости мне мою грубость, — извинился старейшина. — А меня звать Горкин. Каким ветром тебя занесло на эту ничейную землю, Гар Пайк?

На мгновение Гар даже оторопел. Ему до сих пор казалось, что он вторгся на чужую территорию. Тем не менее он собрался с мыслями и ответил:

— Я держу путь издалека...

Кстати, как это сказал великан? Из Мидгарда? Точно, из Мидгарда!

— Я попал в рабы в Мидгарде. Мне сказали, что я слишком высок ростом, слишком похожу на великана. — Гар попытался изобразить улыбку. — Мне кажется, они ошиблись.

— Ну, не слишком, — ответил Горкин. — У нас есть дети не выше тебя ростом, а некоторые даже пониже. Но ты не наш отпрыск и к тому же слишком низок. Мы не примем тебя к себе.

С этими словами Горкин похлопал по плечу одного из юношей.

— Вот Йорак. Ему всего четырнадцать, но он уже перерос тебя на целую голову. А ведь он вытянется еще на два фута и станет настоящим гигантом. А сколько тебе лет, чужестранец? Тридцать, самое малое.

— Что ж, ты угадал, я не первый день живу на белом свете, — медленно произнес Гар. — И ты почти угадал. Мне тридцать один.

— Двое, всего за один день! — произнесла стоявшая рядом с Горкином великанша.

Кстати, Гар весьма изумился тому обстоятельству, что перед ним женщина. Но черты лица у нее были мягче, чем у Горкина, волосы ниспадали по плечам, а на груди к кожаным доспехам крепились две стальные выпуклые чаши, показавшиеся Гару малопривлекательными.