Купцы отметили окончание импровизированного парада дружными криками, а немногие недовольные выкрики потонули в реве приветствий, которыми было провозглашено создание пироджийского войска.

Весь город лихорадочно готовился к войне. В кузницах день и ночь пылали плавильные печи — там отливали пушки для установки на кораблях и городских стенах. В ворота непрерывным потоком шли и шли крестьяне с телегами, нагруженными провизией, а выгрузив ее, оставались в Пироджии и вступали в войско, если в городе находился кров для их семейств. Крестьяне понимали, что случится с теми, кто живет в деревнях, когда мирные поля станут полями боя.

Однако с одним из крестьян возникли некоторые сложности. Как-то раз, когда семейство Браккалезе завтракало, явился посыльный, а несколько секунд спустя в дверь столовой постучал слуга.

— Синьор Паоло, к вам посыльный из Совета, он ждет вас в вашем кабинете.

— Посыльный из Совета? В такую рань? — в тревоге воскликнула мать Джанни.

— Стало быть, дело срочное, если он явился в столь неурочное время, — заключил Браккалезе-старший, встал и направился к дверям. — Начинайте завтрак без меня. Думаю, мне придется задержаться.

Однако он ошибся. Вернулся он буквально несколько минут спустя, уселся к столу, заправил за воротник салфетку и сказал:

— Ешьте скорее, Джанни и Гар. Думаю, вам придется пройтись со мной.

— Что случилось? — взволнованно спросил Джанни. У него вдруг сразу пропал аппетит.

— Лазутчика изловили, — коротко отозвался его отец. — Ешьте, ешьте. Вам надо заправиться поплотнее.

Они поели, после чего вышли из дома к реке, сели в лодку, но поплыли не к зданию Совета, а к зданию городского суда. Там их встретил Ольдо Болоньоло, но не в качестве председателя Совета, а в качестве городского магистрата. Он провел их в зал суда, где перед скамьей подсудимых стоял, закованный в цепи, оробелый и бледный мужчина в домотканых рубахе и штанах. В целом вид у него был совершенно безобидный.

— Что он натворил? — спросил Джанни. Ольдо жестом велел ему молчать и сказал:

— Синьор Браккалезе, синьоры! Этого крестьянина заметили, когда он следил за учениями нашего войска, затем его видели возле лотка на рынке, где торгуют голубями. Само по себе это, спору нет, не преступно, но затем, купив голубя, он вынес его на набережную, привязал к его лапке кусок пергамента и отпустил. Горожанин, который следил за ним, подстрелил голубя, попав ему стрелой в крыло. Крыло подживает, так что мы сможем использовать эту птицу для того, чтобы отправить другое послание. — Ольдо протянул Браккалезе-старшему обрывок пергамента. — Прочтите и скажите, что нам делать с этим преступником.

Паоло взял пергамент и стал читать его, а Гар спросил у Ольдо:

— Кто свидетельствовал против этого человека?

— Один из горожан, которым я по твоему совету поручил наблюдать за подозрительными людьми. Надо сказать, он оказался чрезвычайно ловок, да еще и сумел шепнуть словечко еще двоим горожанам про то, что этот человек ведет себя сомнительно. Они посмотрели на него и запомнили его. Надо сказать, он уговорил их не проявлять жестокости по отношению к этому несчастному, заблудшему человеку...

— Заблудшему! — взорвался подсудимый. — Это вы, которые отвергли старые порядки и желаете лишить нас покровительства наших господ, говорите, что я — заблудший?!

— Похоже, ему попался добрый господин, — насмешливо проговорил Ольдо, — и потому он не понимает, как ему повезло, и насколько редки такие господа.

— Так он признается в совершенном преступлении? — спросил Гар.

— Признается, — кивнул Ольдо. — На него показывают четверо горожан и свидетельствуют о том, что он совершил.

— Но только не ваш лазутчик! — пылко проговорил подсудимый,

— Лазутчик здесь ты, — возразил Гар. — А наш человек тебя выследил.

— Выследил, а сам мне на глаза не попался, — презрительно процедил сквозь зубы подсудимый. — Побоялся небось.

— Само собой, — усмехнулся Гар. — Что от него толку, если станет ясно, кто он такой? Он поступил мудро — добился того, что показали на тебя другие люди. Насколько я понимаю, сам он и не обвинял тебя ни в чем, а только предоставил суду необходимые сведения.

Лазутчик нетерпеливо махнул рукой.

— Ну, что теперь? Повесите меня? Давайте вешайте. Я готов умереть за моего господина!

— О, я думаю, это не понадобится, — покачал головой Гар и, обратившись к Ольдо, добавил: — Я бы посоветовал вам оказать этому человеку гостеприимство. Пусть он погостит в городе, предоставьте ему отдельную комнату — конечно, не слишком роскошную, и угощениями его слишком баловать не стоит. Поселите его в комнате с зарешеченным окном, и пусть он там поживет, пока не присмиреет. Быть может, его господин высоко оценит такого верного сторонника, и во время войны за него можно будет выторговать дюжину пленных.

— Превосходная мысль, — сказал Ольдо. При мысли о такой выгодной сделке глаза его весело засверкали. — Стража! — распорядился он. — Отведите этого пленного и заприте его в одиночной камере, дабы он не мог долее произносить свои подстрекательские речи!

Как только стражники увели заключенного, Ольдо сказал Гару:

— Благодарю тебя, друг мой, за столь ценный совет. Я непременно назначу еще несколько наблюдателей, дабы они еще более пристально следили за прибывающими в город людьми.

— И за коренными жителями тоже, — уточнил Гар. — Некоторые из них, возможно, не питают доверия к флоту и создающемуся войску, и могут попытаться обеспечить безопасность своих семейств тем, что станут передавать сведения дворянам.

Лицо Ольдо помрачнело.

— Самая мысль об этом удручает меня, но я так и сделаю. И что же, на твой взгляд, так важно, чтобы свидетелями в суде по-прежнему выступали другие люди, а не наши разведчики?

— Это очень важно, — подтвердил Гар, — поскольку при таком положении люди, назначенные разведчиками, не превратятся в доносчиков, не станут пользоваться возложенными на них обязанностями для того, чтобы сводить старые счеты со своими недругами. Нет, синьор председатель, я настоятельно советую вам действовать, как прежде, и требовать от каждого разведчика предоставления свидетелей с надежными доказательствами вины того или иного человека.

— Что ж, да будет так, — вздохнул Ольдо. — Благодарю вас, синьоры.

Как только они вышли из зала суда, Джанни ошеломленно проговорил:

— Я и представить себе не мог, что в городе действуют разведчики!

— Ну конечно, а как же! — воскликнул Гар. — Это ведь один из главных моментов военного времени!

— А как с войсками дворян? — спросил Джанни. — Туда тоже будут засланы лазутчики?

— Они уже засланы, — ответил Гар. — Верно, синьор Браккалезе?

— Засланы, — кивнул отец Джанни, а Джанни вдруг почувствовал себя немыслимо юным и нестерпимо наивным. Однако он не мог отказать себе в том, что опыта набирался быстро.

А вместе с ним опыта набирался весь город. Торговый город, никогда не испытывавший нужды в регулярном войске, засучив рукава постигал науку приготовления к войне. Все городские плотники трудились на корабельных верфях. Покинув недостроенные дома, они строгали кили будущих каравелл. Лавочники скупали у прибывавших в город крестьян всю пеньку, все полотно для шитья парусов и плетения канатов.

В жизни Джанни наступили две самые напряженные недели. Гар муштровал его отдельно, обучая тому, как проводить учения с новобранцами. За день он успевал втолковать Джанни столько, что надо бы за два. Затем он поставил его во главе учений вместе с начальником пироджийской городской стражи и несколькими стражниками. Мать и отец Джанни вели учет новобранцев, а бывший попрошайка Владимир занимался заказом и закупкой форменных плащей, шляп с перьями и оружия. Все мастерские города работали денно и нощно, а горожане не могли уснуть от звона молотков в кузницах, где круглые сутки кипела работа. Старик Грепотти трудился рука об руку с Владимиром, ворча по поводу каждого истраченного дуката, но при всем том он исправно снабжал золотом городских торговцев. Сам председатель позаботился о том, чтобы в распоряжении Карло было как можно больше денег из городской казны. Ольдо самолично наносил визиты купцам и уговаривал их сделать щедрые пожертвования, упирая на то, что тогда Совету не придется поднимать налоги.