Прищурившись, Энтони вгляделся в женщину. Поскольку сейчас она стояла между ним и большим факелом, ее сгорбленный силуэт выделялся на фоне яркого золотистого сияния, и он различил грубо остриженные локоны и маленький задиристый нос. Осадив коня всего в нескольких дюймах от нее и гневно глядя сверху вниз, он прорычал:

– Что вы делаете? Клянусь, если София пострадала, я разрублю вас надвое!

Он ожидал, что женщина, бросив стол, кинется наутек. Именно так и поступало большинство благоразумных людей, когда он говорил таким тоном. Но она лишь подняла к нему лицо и нахмурила брови.

– Я хороню корсеты, – спокойно ответила она. – А вы мне мешаете.

– Прошу прощения? – строго переспросил он.

Энтони сощурился еще больше из-за яркого света факела, стараясь не выпускать ее из поля зрения. Удалось ему это не очень хорошо. Он видел лишь обнаженные в широком оскале белые зубы и длинные грязные ноги, виднеющиеся сквозь разорванный подол ее бесформенного одеяния.

– Мои корсеты. Знаете ли, я их никогда не любила. Ужасные приспособления. – Она выпрямилась. – А вы все портите. Уйдите.

Энтони нахмурился. Чем-то ее голос его зацепил, напомнив о… Но он покачал головой. Эта женщина не могла быть Софией. Его будущая жена никогда бы не вышла из дома в такой час и не стала бы вести себя как сумасшедшая. Сейчас она, несомненно, пьет чай, ее тетушка, старая дева, вероятно, сидит рядом и читает вслух томик поэзии. А эта воровка тем временем, похоже, намерена умыкнуть их мебель.

– Верните все на свои места! – приказал он, угрожая ей мечом.

– Еще чего! – бросила она.

Рассвирепев, Энтони выпрыгнул из седла, намереваясь силой заставить женщину подчиниться. Грузно приземлившись, он почувствовал острую боль в и без того уже беспокоящей его ноге, но, не обращая на это внимания, грозно шагнул вперед.

Однако неровная, влажная от недавних дождей земля под его ногами сыграла с ним злую шутку, и, оступившись и едва вымолвив «Что?..», Энтони полетел в глубокую яму. Взмахнув мечом, он покатился кубарем, пока вдруг не остановился, упершись плечом в самое дно.

– Вот незадача! – услышал он сверху ее восклицание. – Выбирайтесь оттуда, чтобы я могла сбросить секретер.

Этнони пропустил ее слова мимо ушей, уже придя к заключению, что женщина безумна. Но и сумасшедшая могла представлять опасность, а он обязан защищать Софию и от подобных душевнобольных людей тоже. С болезненным усилием он поднялся на ноги, хмурясь, заметил под собой странные предметы. Он ощутил ткань, ленты, а потом его рука наткнулась на что-то продолговатое. Длинное и твердое… не оставалось сомнений в том, что это кость.

Кость? От одной этой мысли у него пошли мурашки по спине.

– Что тут? – Говоря это, он поднял глаза вверх. – Бог мой! – воскликнул он. – Что вы делаете?

Вопрос явно был глупым. Он и сам вполне ясно видел, что она делала. Она продолжала толкать то, что, как теперь он понял, являлось довольно тяжелым письменным столом, прямо к краю ямы.

– Прекратите! – проревел он.

– Но если я подтащу его к самому краю, вы сможете выбраться оттуда. Не переживайте, что он поцарапается. В любом случае я намереваюсь сбросить его в яму. Это дурацкая вещь со всякими нелепыми ящичками, годящимися лишь на то, чтобы хранить в них бессмысленные письма, которые я писала день за днем. Что вообще может быть более символичным, чем избавление от нее?

Затем она зарычала, явно упираясь изо всех сил, чтобы подтолкнуть тяжелый деревянный стол к краю ямы. Энтони в ужасе наблюдал, как стол закачался на краю. Боже милостивый, если тот опрокинется в яму, то убьет его незамедлительно! А она, скорее всего, не видит, где он находится.

– Осторожней, не подходите близко, пока я его не поставила там, где надо! – выкрикнула она, хотя в этом и не было никакой необходимости.

Впрочем, Энтони все равно ее не слушал. Он давно был не в том состоянии, когда соблюдают осторожность. Он уже выбирался из грязной ямы настолько поспешно, насколько позволяла его раненая нога.

– Нет, подождите! – вскрикнула она, увидев его.

Но было уже слишком поздно. Пытаясь помочь ему, она не совладала с секретером. С громким скрежетом он тронулся с места и пополз вниз, прямо на Энтони.

К счастью, это не застало его врасплох. Быстро отскочив в сторону, он едва успел избежать удара по голове ножкой несущегося мимо стола. И, к несчастью, сумасшедшая потянулась к нему, загородив ему единственный путь, позволяющий выбраться на поверхность. Он карабкался, а она тянулась к нему. Ухватившись за ее руку, он рванулся что было сил, чтобы уберечься от стола, с грохотом сползающего вниз.

Этого было более чем достаточно.

Она оказалась значительно сильнее, чем можно было предположить по ее внешнему виду. С ее помощью он буквально вылетел из ямы, но, прежде чем они оба успели восстановить равновесие, покатились по грязи друг через друга, прочь от края ямы.

Через несколько секунд ему удалось остановиться, и к этому времени они с ног до головы вымазались в грязи и судорожно хватали ртами воздух. Он оказался лежащим на ней, ощущая тепло ее рослого гибкого тела, глядя в ее широко распахнутые удивленные глаза.

– Ну, это определенно не является частью ритуала, – сказала она, тихо хохотнув.

Смех у нее был грудной, и, несмотря на обстоятельства, Энтони не смог совладать с ответом своего тела, разгорячившегося от ее движений.

Он хотел что-то сказать, но смог издать лишь сдавленный стон, пока медленно пытался с нее слезть. Эти напряженные акробатические этюды вызвали в ноге жгучую боль, и, несмотря на прелесть его положения, неловкая поза лишь усугубляла страдание. Нужно было вставать с нее, но малейшее движение пронзало его тело мучительными стрелами боли.

Тем не менее он, стиснув зубы, напряг все силы, пытаясь вежливо ее освободить. Это было подобно изощренной пытке, и вскоре он весь взмок от напряжения.

Она ни слова не проронила во время всей этой возни, хотя, несомненно, ощущала его не менее остро, как и он каждый изгиб ее тела. Но прежде чем окончательно с нее встать, он ощутил, как по ее телу пробежала легкая дрожь. Издавая негромкие всхлипы, она заплакала.

– Черт, – сказал он тихо, чувствуя исключительную неловкость, перекатившись наконец на мягкую траву рядом с ней. – Я вас поранил?

Ответом на его вопрос стали усилившиеся приглушенные всхлипы, и прошло еще какое-то время, прежде чем он понял, что она не плачет, а смеется. Теперь уже ее веселье стало вполне явным, как хохот солдата, напившегося в первый раз в жизни.

– Мадам… – начал было он.

– Боже, я ведь действительно это сделала! – сказала она, отсмеявшись. – Я валялась с мужчиной на траве!

Схватившись за живот, она вновь захохотала.

– Мадам, – сказал он сухо, – я спас вас от падения в яму. Определенно, я не валялся…

– Нет, – перебила она его, – валялись! И я вам искренне благодарна за это. Это превосходное завершение моего ритуала. – Она приподнялась на локтях, продолжая хихикать. – Тетя Агата будет мною очень гордиться! Приглашаю вас к нам на чай.

Энтони заморгал, глядя на ее длинную шею. Ясно, она безумна. Он медленно сел, вытянув перед собой раненую ногу. Затем похлопал ее по руке, стараясь делать это ободряюще.

– Дайте мне минутку отдохнуть, и потом я помогу вам хоронить… то, чего вы лишились.

Подняв глаза, она устремила на него внимательный взгляд.

– Лишились? Что вы имеете в виду? Вы что-то потеряли?

Она огляделась, словно в поисках чего-то, спрятанного между деревьями.

– Разумеется, я ничего не потерял! – сказал он резким от раздражения голосом. – Вы лишились!

Обернувшись, она уставилась на него.

– Кости, – объявил он. – В яме.

– Кости? – переспросила она, явно смутившись. Вдруг лицо ее озарилось догадкой. – А, кости. И что с ними?

Он уже едва сдерживался от того, чтобы не сорваться на крик.

– Чьи кости вы пытались закопать?

Она только недоуменно захлопала глазами.