Даша вспомнила, как зимой она по вызову пришла на квартиру к больной пенсионерке Марье Тимофеевне. Выслушала ее, выписала лекарство.

    - Ох, милая, горе одинокой на старости лет, - пожаловалась больная. - Иногда и свет белый не мил.

    - У вас и родственников нет? - спросила Даша.

    - Нету, милая, никого нету. Сыночки мои до войны не успели обзавестись семьей. Оба погибли на войне. А муж раньше богу душу отдал. Ни сыночков, ни внучков. Одна-одинешенька, - старушка расплакалась.

    - Да, трудно, конечно. Может, вас устроить в дом престарелых? - спросила Даша, тронутая горем одинокой женщины.

    - Что ты, милая! Не к тому я речь веду, - испугалась больная, вытирая глаза уголком простыни. - Свет не без добрых людей. А на кого же я соседа своего оставлю? Он тоже, светик, у меня один-одинешенек. Мы с ним и радость и горе делим пополам. Вот захворала, хлопочет он возле меня, чайку согреет, покушать сварит, комнату уберет. Славный малый и ласковый, как девушка. А вот, поди ж ты, не везет человеку. Я уж сколько говорила: женись, сыночек. Вот слегла, а вдруг помру. Как же он без меня тут будет? Мужики без женского присмотра - все равно, что малое дите без матери. Вы-то, наверное, знаете моего соседа. Инженером он у нас на заводе. Николай Емельянович Горбачев. Его на заводе все знают.

    - Нет, не знаю такого. Я недавно приехала сюда на работу, - ответила она.

    - Вчерась затеял полы мыть. Тряпкой орудует лучше другой бабы. И все с шуточками-прибауточками. Сел возле меня и ну рассказывать всякие смешные истории. Мне вроде бы и не полагается смеяться при болезни, а тут чуток живот не надорвала. Говорю ему, стыдно, сынок, старуху в грех вводить, а он отвечает; ты меня лечила малинкой и липовым цветом, а я тебя смехом лечить буду. Эх, счастливая будет девка, которая за него замуж пойдет, - заключила старушка.

    - Чего же он не женится?

    - Бог его ведает, чего он не женится, - вздохнула больная. - Все на заводе пропадает.

    - Невеста-то у него на примете есть? - спросила Даша.

    - Откуда мне старой знать, есть или нету? Любит какую-то, портрет ее у него на столе. Но только она за другого вышла. Эх, милая, хорошим людям в жизни всегда не везет. Не умеют они устраивать свое счастье, все за других хлопочут, - философски заключила больная.

    - Откуда вы знаете, что он несчастлив, сосед ваш?

    - Пришел как-то выпимши. Жаловался, что ему не везет в жизни. Когда студентом был, на стройке здесь работал. Ну и приглянулась ему его подручная. Даша или Маша, не помню. Он поехал в Москву учиться, а она тут вышла за какого-то инженера, - сказала Марья Тимофеевна.

    У Даши вдруг зарумянилось лицо, а сердце будто кто-то зажал в кулак.

    - Это он вам так рассказывал? - спросила Даша, стараясь придать голосу спокойствие.

    - Веточка у него там еловая с пятью шишками. Он хранит ее, как зеницу ока. Память о зазнобушке. А она-то, бессовестная, забыла его, за другого вышла. Разве девки теперешние разбираются в людях! Для них кто пляшет хорошо да умеет речи красивые говорить, да одеваться нарядно - это для них человек.

    Даша вздохнула, покусывая нижнюю губу. Больная своими рассказами о Николае растревожила ей душу.

    - Ты, милая, рецептик оставь, вечером сосед придет, в аптеку сходит.

    - Зачем его затруднять. Я сама принесу вам лекарство. Телефон есть?

    - В комнате Николая Емельяновича.

    - Разрешите позвонить в амбулаторию? Сестра принесет лекарство, а заодно и банки вам поставит,- сказала Даша.

    - Иди, звони, милая. Дай бог тебе счастья. Замужем?

    - Нет, - ответила Даша.

    Со смешанным чувством радости и любопытства Даша вошла в комнату Николая. Ей бросились в глаза пять шишек на одной веточке, они висели на стене над письменным столом. Она вспомнила, как Николай, рискуя сорваться с дерева, достал эту веточку для нее. Но каким образом она снова очутилась у него' Неужели он был в ее доме, когда она, Даша, ушла зимой от мачехи? Лицо ее озарилось улыбкой. И вдруг радость ее померкла. На столе стояла миниатюра в черной овальной рамке. Что-то знакомое было в лице белокурой девушки, в ее счастливой улыбке. А ведь это Надежда Торопова! Кровь бросилась Даше в лицо. Она присела на стул, закрыла лицо руками…

    Даша подошла к окну, навалилась грудью на подоконник и долго смотрела вдаль, где темнел лес.

    Сумерки медленно сгущались. Уже стушевалась лиловая полоса леса. Даша продрогла от вечерней прохлады, струившейся в раскрытое окно. На улице зажглись фонари. И в этот момент на противоположной стороне улицы против своего дома Даша увидела Брускова. Он стоял у фанерного столба и смотрел на нее. Значит, он все время был тут, а она не замечала его. Поеживаясь от прохлады, закрыла окно и задернула его занавеской.

БУДНИ

    Перед окончанием второй смены Дашу вызвали в литейный цех, где произошла авария. Схватив походную аптечку, Даша поспешила туда.

    Когда она добралась к месту аварии, возле вагранки суетились рабочие и инженеры, директор. В шести шагах от вагранки краснел и чадно дымил пролитый на землю расплавленный чугун. На огромном крюке мостового крана висела бадья - с одного конца у нее была оторвана дужка.

    - Доктор, сюда! - услышала Даша.

    На опоке сидел молодой литейщик, держась за босую ногу, левая штанина поднята до колена. Лицо парня искажено гримасой боли.

    Даша присела перед ним на корточки.

    - Немножко покалечило, доктор. - У парня была обожжена ступня и колено.

    - Ой, как же это вы?! - спросила Даша, рассматривая обожженную ногу. Быстро раскрыла аптечку.

    - Бадья подкачала… Я вчера еще говорил мастеру, что ее надо заменить… - сказал парень, скрывая от врача, что ему очень больно.

    - Придется вас положить в больницу.

    - Зачем в больницу?…

    - Вам нужно стационарное лечение.

- Заживет.

    Второму рабочему обожгло руку. Даша оказала и ему первую медицинскую помощь.

    Директор выговаривал начальнику цеха Брускову.

    - Безобразие! Ни в одном цехе нет столько аварий, как у вас. Вы что, хотите, чтобы нас с вами отдали под суд?

    - Геннадий Трофимович, я ведь сколько раз говорил вам, писал докладные… - пытался возразить Брусков.

    - Вы бы получше смотрели за оборудованием. Чтобы отремонтировать неисправную бадью, не нужно писать докладных. Халатность. Да, халатность! Попрошу написать объяснение.

    Даша заметила, что Брусков среди инженеров выделяется опрятностью: на нем синяя, хорошо сшитая куртка, тщательно выутюженные брюки, аккуратно завязанный галстук.

    - Даша! - услышала она голос Николая. - Здравствуйте, Дарья Алексеевна. - Он крепко пожал ее руку. - Ну, что с пострадавшими? Опасны ожоги?

    - Как это могло случиться? - спросила она, глядя ему в глаза.

    - Не соблюдают инструкций, наплевательски смотрят на технику безопасности.

    - Могли быть жертвы.

    - Брусков спас литейщику жизнь, когда тот упал и литье хлынуло из бадьи.

    Брусков, суровый и расстроенный, стоял в стороне с мастером цеха, часто поглядывая на Дашу, вот он кивнул ей головой. Она ответила ему таким же легким кивком головы. Николай посмотрел на Брускова.

    - Вы с ним знакомы?

    - Знакома.

    Помолчали. Даша сделала движение, чтобы отойти от Николая.

    - Помните, как мы строили этот цех?

    - Помню. - Глаза ее стали задумчивыми. Ей показалось, что Николай был все тем же веселым и ласковым и что между ними ничего особенного не произошло.

    - Я часто вспоминал то время, - проговорил Николай.

    Даша с чуть заметной усмешкой посмотрела на него.

    - Значит, вы недовольны настоящим, что заглядываете в прошлое?

    Он передернул плечами.

    - Как вам сказать. Возможно. Прошлое всегда обволакивается дымкой романтики.