- Ничего, всякое бывает, - добродушно сказал Тараненко и пошел дальше по узкому проходу между чертежными столами.

    Трудности в работе встречались на каждом шагу. Надо было почаще спрашивать, советоваться. Но Василию казалось неудобным лишний раз обращаться с вопросом к соседу.

    Вечером у проходной Василия часто поджидал Николай, чтобы вместе идти домой.

    - Ну, как?

    - Плохо, - отвечал Василий.

    - Я же говорил тебе - шел бы ты в механический или сборочный. Там настоящее дело.

    - Если бы я знал производство, как ты.

    - В цехе ты как раз и узнаешь его.

    Василий не мог представить себе, как ему было бы трудно, если бы он не чувствовал локтя товарища. Только сейчас он оценил по-настоящему Николая за его способность быстро разбираться в новой обстановке, знакомиться с новыми людьми. Этого как раз и не хватало Василию. Он медленно вживался в новую среду. После работы Василий часто заходил в механический или литейный, по совету Николая ко всему присматривался, изучал технологию.

    Чем больше Василий вникал в жизнь завода, тем интереснее ему было. Впервые за свою жизнь он познал радость труда, сознание гордости, что он честно зарабатывает свой хлеб, что на производстве он стал пусть пока еще маленькой деталью, каких тут тысячи, составляющих в целом производственную машину. До этого он только брал от жизни, теперь же настала пора отдать то, что он обязан был отдавать стране, народу - труд, знания, силы. И хотя в работе встречалось много досадных просчетов и неувязок, Василий вечером возвращался домой с тем радостным чувством, какое испытывает человек, проживший с пользой свой трудовой день.- Он что-то сделал, может быть, еще не так, как нужно, но завтра он сделает больше и лучше.

НЕВЕСТКА

    Ефросинья Петровна с первых же дней привязалась к невестке, как к родной дочери. Скромная и трудолюбивая, Надя вскоре рассеяла тревоги и свекра. Десяти лет Надя потеряла мать, а через два года на фронте погиб отец. Выросла она у тетки, которая не баловала ее. Варвара Петровна, рано овдовевшая, работала на швейной фабрике. Все домашние хлопоты лежали на плечах девочки.

    Попав в новую семью, Надя и тут не могла сидеть сложа руки, хотя свекровь категорически запрещала ей браться за черную домашнюю работу.

    - От кастрюль и стирки грубеют руки. Труд стряпухи быстро старит женщину. Ты молодая, тебя должен муж любить, - говорила ей часто свекровь.

    - Это плохо, когда муж любит жену за белые ручки, - отвечала Надя.

    - Эх, деточка, не каждый ценит наш бабий труд, - вздыхала Ефросинья Петровна. - В домашних хлопотах баба тупеет.

    В словах свекрови Надя чуяла горькую правду. Неужели и ей, как Ефросинье Петровне, уготована судьба домохозяйки? Василий до женитьбы соглашался с тем, что она будет работать на производстве, учиться на заочном отделении института. Теперь же он и слышать не хочет, чтобы она устроилась на завод, говорит, что тут работать труднее, чем в институтской лаборатории. Неужели он хочет привязать ее к кастрюлям, пеленкам? Нет, в этом она не может упрекнуть его. Наоборот, ему не нравится, что она наравне с матерью хлопочет по хозяйству.

    - Маме тяжело одной всех нас кормить, обстирывать, убирать комнаты. К тому же от безделья можно сойти с ума, - отвечала ему Надя.

    - Бери уроки музыки. Соберем денег, купим пианино. Ты ведь любишь музыку. А о маме не волнуйся, она любит домашние хлопоты. Она и сама не раз мне жаловалась, что ты берешься решительно за все.

    - Не могу же я сидеть и смотреть, как мама с утра до ночи возится по хозяйству. Нас вон сколько, а она одна.

    Наде казалось странным, что Василий не ценит и не жалеет мать, которая не чает в нем души.

    - Я боюсь, что ты погрязнешь в будничных хлопотах, - недовольно проговорил Василий. Он все чаще стал замечать, что Надя вечером, слушая его рассказы о делах завода, вдруг впадала в задумчивость и украдкой вздыхала. Ее что-то волновало и томило. Не раз он пытался вызвать ее на откровенный разговор, но она отмалчивалась. Неужели ей не нравится его дом, семья или она тоскует по Москве? - Наденька, я тебя очень люблю и хочу, чтобы тебе хорошо было в нашей семье, - как-то сказал Василий и ласково привлек ее к себе.

    - А мне почему-то кажется, что ты из меня хочешь сделать домашнюю хозяйку, - чуть слышно проговорила Надя.

    У него удивленно приподнялись брови. Он не понимал, почему она пришла к такому выводу, что плохого в том, что он окружает ее заботой, хочет, чтобы она была довольна его семьей, ограждает от всего, что может омрачить ее.

    - Наденька, ты обижаешь меня, - сказал он сконфуженно. - Я ведь для тебя хочу лучше…

    Она задумчиво прошлась по комнате.

    - Я хочу устроиться на работу, - ответила она.

    - Разве тебя упрекают в чем-нибудь?

    - Дело не в этом, Вася. Я не привыкла сидеть дома. Меня угнетает праздная жизнь. Разве у твоих товарищей жены не работают?

    - Тяжело там будет работать. Не надо торопиться. Ты же хотела поступить в заочный институт. Надо хорошенько подготовиться. Я помогу тебе. Работа от тебя никуда не уйдет.

    - Тебе не хочется, чтобы я работала на заводе.

    У Нади характер был покорный и ласковый. Она любила Василия и не хотела с ним спорить. Но этот разговор заставил ее серьезно задуматься. Чуткая ко лжи, она в разговоре с мужем скорее почувствовала, чем услышала что-то фальшивое. Что же дурного в том, что ей хочется работать на заводе, а не скучать дома от безделья? В Москве осталась тетя Варя, ей надо помогать, но из заработка Василия она не решалась выкраивать старушке немного денег. Оставить ее на произвол судьбы она не могла.

    Надя посоветовалась со свекровью.

    - Что ты, доченька! Осрамить нас хочешь? Нас соседи засмеют. И не думай об этом, - заявила Ефросинья Петровна.

    В тот же день за обедом она напустилась на сына:

    - Уж не ты ли заставляешь Надю устраиваться на работу? Этого только нам недоставало.

    - Что ты, мама! Я пытался отговорить ее… Надя сидела, потупив глаза. Иван Данилович косо посматривал то на сына, то на жену. Положил ложку, вытер салфеткой усы.

    - А у тебя что, есть охота работать? - спросил он невестку.

    - Я хочу поступить на завод. Я ведь техникум окончила, лаборанткой работала, - ответила Надя, ища у свекра поддержки.

    - Ну что ж, хорошее дело надумала. Что толку дома сидеть. От безделья человек портится. В такие годы надо трудиться на производстве, - сказал Иван Данилович.

    - Соседи нас засмеют, что невестка не успела приехать к нам, а мы ее на работу погнали, - заявила Ефросинья Петровна.

    - Пусть дураки смеются, для них законы не писаны, - отрезал Иван Данилович. - Это дело ее доброй воли. Ежели хочет работать, пускай работает. Одобряю! А нет - пущай дома сидит. Стряпухой будет. Так-то.

    - Или у нас есть нечего? Или мы попрекаем? - начала было Ефросинья Петровна.

    - Не в этом дело, мать. Надежда - техник. Ее место на заводе, а не у плиты. Ежели бы меня сейчас оторвали от производства, от людей, я сразу бы завял. Вот в чем соль. - Для большей убедительности Иван Данилович поднял указательный палец.

    С чувством благодарности Надя посмотрела на свекра. Он понял ее. Перевела взгляд на Василия. Он нервно постукивал вилкой по скатерти. Наде стало жаль его.

    Василий раньше не подозревал, что у Нади за кротостью ее характера скрывается настойчивость. Ему ничего не оставалось, как примириться с тем, что Надя устроилась на работу. Первые дни он опасался, что она, устав на работе, не будет уже той ласковой и внимательной, какой была все время. Но опасения его были напрасными. Надя стала более веселая, подвиж- ная, будто ожила. С работы она приходила довольная, с увлечением рассказывала домочадцам заводские новости, о своей работе, о новых подругах. Работа на заводе давала ей за