день столько впечатлений, что она и дома жила ими.

С работы приходили вместе. Василий снимал пиджак, ложился на диван, и в ожидании обеда читал газету. Надя облачалась в домашний халатик, принималась помогать свекрови.

    Однажды в начале зимы солнечным днем Василий и, Надя отправились на лыжах в сосновый бор. Светило неяркое солнце, в его лучах запушенные снегом сосны сверкали хрусталем. В лесу было тихо и торжественно. От мороза и быстрого бега у Нади раскраснелось лицо. В бежевом свитере и красной трикотажной шапочке она под солнцем вся светилась здоровьем и счастливой молодостью. Василий вспомнил подмосковный лес, прогулку на лыжах. Вот такая же она была тогда - веселая, красивая.

    - Надя, помнишь наши прогулки в Москве? - спросил Василий, идя рядом с нею.

    - Нас было трое. Ты читал нам стихи, - ответила Надя, повернув к нему улыбающееся лицо.

    Василию захотелось сейчас повторить московскую прогулку. Он начал читать стихи, которые тогда писал для Нади. Так же, как в подмосковном лесу, они остановились под елью, покрытой снегом. Надя с улыбкой смотрела на него. Вдруг она уронила в снег палку, покачнулась, приложила руку в синей варежке к глазам.

    - Ой! - отчаянно вскрикнула она.

    Василий успел подхватить ее, испуганно прижал к груди.

    - Что с тобой, Наденька?

    Она с трудом держалась на ногах.

    - Надя, милая, тебе плохо?

    Она молчала, губы ее были сжаты, глаза закрыты, веки слегка вздрагивали. На лбу выступили капельки пота.

    - Наденька?! Что же ты молчишь?

    Она открыла глаза, обхватила руками его шею, припала щекой к его щеке. На ее губах мелькнула чуть уловимая улыбка, в глазах светилось что-то гордое, радостное.

    - Кажется, я… У нас будет ребенок.

    В порыве радости он начал целовать ее холодные губы, щеки, глаза.

    - Наденька, это очень хорошо! - растроганно проговорил Василий. После того, как Василий женился на любимой девушке, начал на заводе самостоятельную трудовую жизнь - все ему виделось в розовом свете. Люди, окружавшие его, казались ему хорошими, готовыми в любую минуту подать руку помощи. Мир для Василия был полон очарования. Временами ему казалось противоестественным то, что человек может быть всем доволен

    - Теперь тебе придется оставить работу на заводе. Время подумать о нашем будущем ребенке, - не раз говорил он Наде.

    - Не волнуйся, Вася. Все будет хорошо, - отвечала Надя. - У нас прибавится семья, а это вызовет новые расходы. И тете Варе помогать надо.

    - Варваре Петровне от каждой получки я буду высылать деньги.

    - Ты не так уж много зарабатываешь.

    - Я буду искать дополнительную работу. Может быть, начну писать в газету.

    - Тебе и без этого хватает работы. А мне не тяжело. Понимаешь, я люблю свое дело. Если ты уважаешь меня, не требуй, чтобы я ушла с завода.

    Надя так ласково смотрела ему в глаза, что Василий не стал настаивать. Матери он строго-настрого приказал, чтобы она, боже упаси, не разрешала Наде поднимать тяжести, носить воду, мыть полы.

    - И, сынок, будто я не знаю, что женщине надо в этих случаях, - ответила мать

    Вечером часто приходил Николай с чертежами. Они с Василием усаживались в горенке за стол. Чертили, высчитывали, рылись в справочниках, спорили. Иногда засиживались до утра. Им никто не мешал работать над изобретением универсального токарного станка, который они задумали еще в Москве.

    Надя тут же сидела за шитьем детских распашонок, капоров, простынок. Она смотрела на увлеченных чертежами товарищей и радовалась их дружбе. Когда они уставали в бесплодных поисках какого-то сложного конструкторского решения, Надя старалась отвлечь их от работы, дать им передохнуть, показывала свое шитье. Товарищи охотно оставляли свои чертежи и принимали в ее рукоделии самое горячее участие.

    В доме Тороповых все заботливо готовились к появлению нового члена семьи. В одну зарплату Василий купил детскую кроватку, во второю - коляску.

    Как- то Василий пришел с работы домой и не застал Надю: ее увезли в роддом. Не став обедать, он побежал узнать, как она себя чувствует. В палату его не пустили, и ему пришлось написать Наде записку. Утром, идя на работу, он делал большой крюк, чтобы узнать о здоровье Нади, передать ей цветы и гостинцы. С работы он обязательно забегал в роддом, потом уже шел домой. С завода два-три раза на день звонил дежурной сестре.

    И однажды в телефонной трубке женский голос сказал ему, что его жена родила сына и чувствует себя превосходно. Василий отпросился у ведущего конструктора и побежал в роддом, толкая по дороге встречных прохожих.

    Появление в доме нового члена семьи чувствовалось во всем. Все стало выглядеть в новом свете. Иван Данилович начал смотреть на сына, как на взрослого человека. В депо он встречному и поперечному с гордостью сообщал, что у него в доме появился внук. Домой Иван Данилович теперь шел не как обычно - не спеша, вразвалку, а торопливо, озабоченно. Ведь дома в детской кроватке, посапывая, лежит внук. Войдет в дом, чинно повесит фуражку и первым делом в горенку, нагнется над кроваткой, почмокает губами, сощурит в улыбке глаза.

    - Ну, как, брат, - живем? Ну живи, живи. Места у нас хватит всем.

    Но больше всего ликовала Ефросинья Петровна. Не доверяя неопытной невестке, она сама купала внука, стирала его пеленки, пеленала.

    Все в доме были по-своему счастливы. Ребенок еще прочнее сплотил семью.

    Чем больше Василий Торопов чувствовал полноту семейного счастья, тем острее Николай Горбачев ощущал неустроенность своей личной жизни. В этом была какая-то обратная зависимость. Одному сопутствовала удача, другого она обходила стороной.

    А время шло своим чередом. В труде, в постоянном напряжении незаметно проходили дни, - каждый из них был неповторим и в то же время похож на другой, как близнецы.

    В то время как Василий Торопов за чертежным столом добросовестно вычерчивал детали машин, Николая Горбачева перебрасывали с одной работы на другую. Шесть месяцев он работал мастером механического цеха, три месяца помощником начальника этого же цеха. Здесь он не сработался со своим начальником Медведевым. Началось с того, что Николай поддержал двух рабочих рационализаторов, помог им технически оформить и произвести некоторые расчеты в чертежах. На производственном совещании он выступил с критикой в адрес своего начальника за без душное отношение к рационализаторам. Позже оба предложения рабочих были одобрены и приняты, но Медведев затаил обиду на своего помощника. Отношения их испортились. Начальник цеха в молодом; энергичном инженере увидел претендента на свое место: Медведев имел только среднее техническое образование. Трения между ними дошли до того, что дирекция вынуждена была перевести Горбачева исполняющим обязанности начальника самого отстающего на заводе кузнечного цеха. Начальник здесь болел третий месяц, работа была запущена, цех систематически не выполнял план.

    Николай только освоил кузнечное дело, устранил неполадки в цехе, наладил производство - на работу вышел старый начальник цеха. К этому времени на заводе не было вакантных мест, и Николай неожиданно оказался не у дел. Дирекция временно перевела его в сборочный цех на заштатную должность - мастером сборочной бригады экспериментальных станков. Эту должность директор ввел в счет административно-управленческой единицы по заводоуправлению. Николаю ничего не оставалось делать, как смириться со своим положением и ждать, когда министерство утвердит новое штатное расписание.

    Тогда и в голову не приходило, что впоследствии заштатная должность принесет ему много неприятностей.

НАЧАЛО ИСТОРИИ

    Надя давно начала замечать, что Василий вечерами, если не работал с Николаем над проектированием станка, все чаще стал засиживаться за письменным столом. Он что-то писал, зачеркивал, переписывал, иногда в досаде рвал написанное и опять принимался писать с какой-то фанатической настойчивостью. В эти часы он не любил, чтобы его отвлекали по мелочам. Надя знала, что он ведет дневник, но никогда не заглядывала в него, считала, что дневник - это разговор человека наедине с собой. Еще по студенческим стихам она заметила у Василия литературные способности.