- Раньше все детали станка были оригинальными, - говорил главный конструктор. - В модели, которую мы сейчас разрабатываем, почти восемь тысяч деталей. Можете себе представить, сколько потребовалось бы времени на их разработку. А во что это обошлось бы производству, если, начиная от станины и кончая гайкой, нужно было все делать заново. И вот перед конструкторами встал вопрос - унифицировать детали. Это колоссальный резерв в нашем производстве! Мы ставим перед собой задачу - добиться семидесяти пяти процентов унифицированных деталей станка. Задача конструкторов создать станок высокой производительности, надежный, экономичный, небольших габаритов, легко управляемый, безопасный в работе и красивый по форме…

    Николая тянуло в цехи, а мне не хотелось покидать этот светлый зал, заставленный чертежными столами.

    26 января

    Знакомство с цехами мы начали с модельного, где творческая мысль конструктора с плоскостного выражения на чертеже принимает объемную форму деревянной модели. Мы ходили за нашим шефом Федором Сергеевичем, как экскурсанты. Рабочие на нас смотрят одни удивленно - что это, мол, за ватага экскурсантов, другие покровительственно: ничего, не святые горшки лепят, третьи - с иронией - ходят тут, мешают работать.

    Формовщики - это своего рода скульпторы. С какой тщательностью они с помощью гладилок, резцов и других несложных инструментов придают форме законченный вид!

    Я обратил внимание на то, что в литейном цехе инженера трудно отличить от рабочего. Все они в спецовках, с перепачканными руками и лицами. Когда Федор Сергеевич представил нам мастера цеха, молодого инженера, мы приняли его за рабочего.

    Пока мы присматривались, как формовщики колдовали над массивными формами, началось литье. С опаской мы приблизились к вагранке. Федор Сергеевич предупредил нас, чтобы держались подальше, потому что возможны при литье воздушные взрывы, которые далеко по цеху разбрасывают брызги расплавленного металла. Кран подал огромную бадью. Рабочий открыл отверстие в печи, и в бадью по желобу хлынула огненная струя расплавленного чугуна, разбрасывая вокруг искры: они взрывались в воздухе и были похожи на звезды. Зрелище было захватывающее. Вагранщик и литейщик стоят рядом с бадьей, прикрыв лица рукавицами, их будто избегают огненные брызги. Девушка-термистка на расстоянии, как фотограф, то и дело прицеливается аппаратом к струе металла, замеряя температуру. К ней подошел пожилой усатый литейщик, он через темные очки смотрел на струю.

    - Ну, сколько?

    - Тысяча четыреста.

    - Не верю, - улыбается литейщик, озорно подмигивая вагранщику. Подходит вплотную к бадье, ребром ладони резко рассекает струю металла. Мы так и ахнули от изумления. Останется усач без руки. Но каково наше было удивление, когда литейщик сначала понюхал свой указательный палец, потом лизнул его.

    - Правильно, девушка, тысяча четыреста, - сказал он, улыбаясь.

    Мы не могли понять, в чем тут дело. Мастер цеха объяснил нам, что тут нет обмана, все это делается по законам физики. Вокруг руки, когда она попадает в огненную массу, образуется воздушная оболочка, она-то и предохраняет руку от ожога. Если рука будет сухая или слишком влажная, может быть тяжелый ожог. На такой фокус может рискнуть только человек, который запанибрата с расплавленным металлом. Прав главный конструктор - металл надо чувствовать.

    Я часами смотрел бы на захватывающее зрелище литья. Вот где мысль конструктора находит уже более конкретное воплощение.

    Нет, я не жалею, что поступил в станкостроительный институт.

    5 февраля

    Нас раскрепили по местам. Николая зачислили на временную работу в механический цех фрезеровщиком, дали ему станок и восьмой разряд. Повезло Николаю. Он будет не только отбывать практику, приносить заводу пользу, но и зарабатывать деньги. Николай советовал мне пойти к нему подручным, обещал за месяц научить самостоятельно работать на фрезере. Но меня тянет к чертежному «комбайну». Я договорился проходить практику в конструкторском бюро. С чувством священного трепета сел за свое «рабочее» место.

    Ведущий конструктор дал мне скопировать головку шлифовального станка. На чертежном деле я немного набил руку, когда мы с Николаем брали на дом работу в проектном бюро. И все-таки я волновался, приступая к работе. На первый взгляд она была не очень сложной, и тем не менее я кое-что напутал в чертежах. Это заметил мой сосед Женя Белов, работающий в конструкторском отделе уже третий год. Чертеж пришлось переделывать заново.

    8 февраля

    Я успел уже разочароваться в конструкторском деле. Целыми днями мне приходится механически вычерчивать детали, несложные узлы. В бюро на этой работе сидит группа девушек. Я предполагал, что главный конструктор или его заместитель поручит мне самостоятельную работу, пускай даже пустяковую. А тут сиди и вычерчивай то, что уже давно изобретено. И надо хорошо знать нормали - стандартные части станка - гайки, болты, рычаги, рукоятки, шестерни. В технической библиотеке я беру литературу. Часами торчу у чертежной доски ведущего конструктора Ивана Филипповича, если у меня нет срочного задания. Постепенно начинаю понимать язык конструкторов, читать то, что чертят на бумаге.

    Конечно, премудрость рядового конструктора я все-таки освою, тут надо отлично знать математику, законы физики, черчение, характер металлов, ну, а технологию буду осваивать постепенно. Меня пугает другое. Мне хочется изобрести машину, чтобы я был ее творцом. А это как раз и невозможно при современном производстве. Над модернизацией уже существующих станков работает все конструкторское бюро - шестьдесят человек! Меня просто обескураживает, что в коллективе теряется личность конструктора.

    Николай работает в механическом цехе на фрезерном станке. Я каждый день бываю у него. Мне нравится механический, здесь, как ни в каком другом цехе, видно торжество техники.

    Я снова невольно завидую своему другу. Завод для него - родная стихия, здесь он все схватывает на лету. Он может разговаривать с мастерами и рабочими о таких производственных делах, что мне и в голову никогда не придут. Ко всему же этому он получает ставку фрезеровщика восьмого разряда. Только теперь я начинаю испытывать на себе, что значит идти в институт со школьной скамьи. И не только один я это чувствую, но и мои однокурсники, кроме Николая и Володи Брускова. На нас тут смотрят, как на школяров. Даже обидно. Ведь мы скоро будем инженерами. Соберемся в столовой во время обеденного перерыва и перемываем косточки всем, кто отвечает за нашу практику. Познакомили с производством, распределили по местам и забыли о нашем существовании. Струков сидит в плановом отделе, пишет никому не Я нужные бумаги. Вельш на побегушках у начальника, литейного цеха, он тоже целыми днями сидит в конторе, ведет учет. Нам не дают настоящего дела, на производстве мы не нашли еще своего места.

    С ужасом я думаю о том, что через год мы защитим диплом, получим назначение на работу. Какие из нас инженеры, если мы не знаем производства…

    22 апреля

    Весна! Прекрасная и трудная для нашего брата студента пора. В скверике на липах, покрытых легким зеленым пушком, неугомонно чирикают воробьи. Небо чистое и голубое.

    Я опять начал писать Наде стихи. В сердце столько радостных чувств. Порой становится грустно. Грустно оттого, что надоело под семью замками прятать свои чувства от той, которая стала дороже жизни. Хочется настоящей, большой любви. Но я не смею даже намекнуть ей о своих чувствах. Мне всегда кажется, что стоит только одному из нас признаться Наде в любви, наша дружба втроем развеется, как туман под ветром.

    24 апреля

    У Николая - новое увлечение. Он задумал сконструировать универсальный токарный станок нового топа. Эта мысль зародилась у него давно, когда он до института работал еще на заводе токарем. Об этом он говорил мне не раз на первом курсе. Во время производственной практики Николай снова вернулся к этой мысли. Весь вечер он объяснял на чертежах принцип задуманного им станка, своей смелой идеей увлек и меня. Договорились работать вместе. Сидели за чертежами чуть ли не до утра.