Я слушал, кивал головой, соглашаясь, и... не слышал. Во мне будто поселились два человека. Один – разнузданный и распущенный – покорно и с охотой отдавался князю на ложе, второй молча выл, поутру вспоминая произошедшее, и мечтал о скорой смерти как об избавлении... от самого себя.
Долго это продолжаться не могло, и мы оба молча, каждый по-своему, ждали финала. Князь – что я сдамся окончательно, я же... сам не знаю чего.
Так прошло чуть более месяца...
Конец наступил, по своему обыкновению, неожиданно и внезапно. Князю пришло очередное письмо с приглашением в столицу. Он и раньше получал подобные депеши, но в Петербург ехать отказывался, отписываясь тем, что, служа на границе, принесет более пользы Отечеству, нежели на балах. Подобное упорство, разумеется, лишь портило его отношения с начальством и карьеру, но ему вряд ли было до того дело. На этот раз он, однако, отказывать не спешил.
– А что, Андрюша, а не поехать ли нам в столицу? – лениво поглаживая меня по ноге, спросил вдруг он.
Я, сидящий в тот момент у него на коленях, только пожал плечами. Мне было все равно. Но потом... а ведь если он поедет... ведь там, в столице, он же не сможет... Ну конечно, не сможет, Петербург не приграничный гарнизон, так что... А может, он и один поедет, а меня здесь оставит? Вот бы было хорошо, ведь его так просто не отпустят, недаром так звали...
Он, по обыкновению почувствовав мое настроение, шутливо хлопнул меня по плечу.
– Ах, как сердечко-то забилось, а? Столицу посмотреть захотелось? Ну так поедем. С таким спутником, mon ami, я куда угодно поеду, хоть в Китай. И показать не стыдно, и по ночам не скучно.
Эта, невинная по сравнению со многими, шутка и оказалась соломинкой, прорвавшей плотину. В мгновение ока я оказался стоящим на полу, сжимая кулаки от гнева:
– Вы... вы не посмеете!
– Не посмею чего? – князь натурально удивился.
– Не посмеете везти меня... делать со мной... В столице! – я поднял руку к горлу, гнев и отчаяние душили меня, не давая говорить связно. Но я говорил. Я говорил и говорил, путая мысли с чувствами, выплескивая, наконец, всю горечь и боль противоречий, раздиравших меня с момента приезда сюда. Я говорил, не останавливаясь, не обращая уже никакого внимания на реакцию князя. На то, что он потемнел лицом, в кровь кусая губы, на то, что он вскочил, отшвырнув к стене кресло, и возвышался теперь надо мною, словно скала над букашкой, грозя вот-вот смять ничтожное существо, дерзнувшее возразить ей... Мне было все равно. То, что зрело внутри меня, должно было быть выпущено наружу. Так или иначе.
– Зачем? Зачем вы это делали, когда видно было, что вы мне противны? За что вы до сих пор мучаете меня? Почему... почему вы так поступили...
Я иссяк и замолчал наконец, опустив голову. Дальнейшая моя судьба меня сейчас интересовала так же мало, как и количество наложниц у африканских царей. Я даже не ждал, что мне ответят. Просто... стоял.
– Потому что... – начал было князь, но прервался и с силой опустил сжатые кулаки на столешницу. Древний стол хрустнул, но устоял. Я медленно поднял голову. Князь стоял, ссутулившись, упираясь руками в стол и не глядя на меня, пряча лицо за выбившимися вперед прядями волос. Не знай я его столь хорошо, я бы решил, что он сломлен. Но Дикий Барс пограничья никогда не сдавался.
– Почему?.. – тише шелеста ветра прошептал я.
– Потому что... – он резко выпрямился и откинул назад волосы. – Потому что мне так захотелось. Почему же еще? Такого смазливого и упрямого мальчика забавно было ломать. Но ты стал скучен. То стелешься по полу, то взрываешься, словно шутиха, – он нервно переступил ногами по полу. – Это начало меня утомлять. Переигрываешь, сладкий. Раз уж все ТАК плохо, как ты говоришь... Ты свободен. Валяй, катись куда хочешь! Ну, что стоишь? Иди. Завтра я передам тебе бумаги... Ну, что встал?! – и он, чего с ним не было ранее, гневно топнул ногой об пол. – Иди! Или... попрощаться решил?
Не помня себя, я вылетел за дверь.
– 4 –
Стряхнув первый снег с сапог, я толкнул дверь и вошел в переднюю. Вот и зима. Без малого полгода прошло с последней моей встречи с князем, почти год с первой... а словно целая жизнь пролетела.
Бумаги мне тогда князь выписал отменные. С направлением служить в столицу и ходатайством о повышении в чине, за «усердную службу и заслуги перед Отечеством». Я даже не рассмеялся тогда, так мне горло сдавило. И здесь нашел возможность поглумиться этот дьявол. Приятным же сюрпризом оказался двухмесячный отпуск, который за малой выслугой не полагался мне вовсе, однако был без вопросов одобрен и подписан.
Я в тот же час уехал домой, в имение, и весна, пробуждая все живое ото сна, ехала вслед за мною. Выбросив все из головы, я отсыпался сутками, отдыхая и телом и душою, и словно приходил в себя после тяжелой болезни. Единственное, что я не мог сделать, это поделиться хоть с кем моими злоключениями. Не имелось у меня никого столь близкого, кому бы я такое доверил. Сомневаюсь, что и духовному отцу смог бы я поведать про то. Сие было во мне похоронено, и я старался забыть о том как можно скорее. А потому просто позволил времени течь сквозь меня, пока не почувствовал, что наконец... поправился.
Тогда я, не дожидаясь конца увольнительной, поехал в столицу. В Петербурге я более положенного не задержался и с первой же оказией перебрался в по-домашнему уютную, нежели ее северный брат, Москву. Два месяца прошло, как я видел князя в последний раз, и виделось мне то – сном.
Несмотря на домоседство, дела моей семьи находились в преотличном состоянии, имя наше было довольно известно и скандалами не замарано, так что я с легкостью обзаводился знакомыми и был принят во многих домах. Жизнь моя наладилась, положение упрочилось, дни потекли слаженным чередом... и сразу же стало заметным отсутствие в моей жизни того, от чего я так страстно бежал все это время. Лишь только тело мое пришло в согласие с душою, как оба они стали терзаться неутолимым желанием, от которого не стало мне скоро покоя ни днем, ни ночью.
Вот это и есть зрелость, думал я ночами, все чаще бессонными и... странно одинокими.
Вообще, Москва с ее неторопливым, почти домашним укладом более склоняла к размышлениям, чем столица. Там у меня, положим, не было времени на тщетные копания в себе. Каждый день мой был заполнен так, что я, вернувшись домой, был только рад забыться сном.
Ведь я и впрямь был неопытным провинциалом, «солдафоном», а поставил себе целью сделаться человеком светским, раз уж решил служить при штабе. Старые связи моей семьи были еще достаточно прочны, да и деньги сыграли немалую роль, так что недостатка в «учителях» у меня не было. Особенно старался молодой поручик ***. Все недолгое мое пребывание в Петербурге он без устали обучал меня тонкостям светской жизни. За мои, разумеется деньги. Но я был ему только благодарен, и расстались мы совершеннейшими друзьями, получивший каждый желаемое. Я мог теперь не краснея выходить в свет, а он рассчитался со всеми своими карточными долгами... чтобы тут же наделать новых.
Помимо прочего, «обучение» включало в себя и женщин: «А как же без них?» – с удивленьем восклицал он, таща меня в какой-то, как мне казалось, притон.
«Притон», к счастью, оказался весьма солидным заведеньем, чуть ли не в центре столицы. Барышни были все как на подбор миловидны и приятны в обхождении, и вышел я оттуда в самом приятном расположении духа.
Чтобы ночью увидеть во сне князя и, проснувшись поутру и схватившись за голову, признать, что этот дьявол все еще не отпустил меня и что, видно, долго мне еще быть рабом ненавистных мне грез.
Я пытался уйти от них в Москве, несколько раз посетив и здесь подобные заведения, но, как и столичные, московские красавицы оставили меня равнодушным. Они не удовлетворяли меня, и я уходил из их объятий, терзаемый даже более сильным желанием, чем накануне.
