менной характер. Живем по перемене нравов.

Спешили тревожные ласки: в поцелуях украдкой, дрожь рес-

ниц не в силах сдержать. Так хотелось поскорее открыть, узнать

того, кто перед ними. Торопливо поднимались веки — замирал

взгляд, с увиденным образом приходила радость, — радость на-

шей любви. Одаренные, уже не отпускали друг друга, каждый о

чем то мечтал…

Свет из других домов, силясь попасть к нам, слабо мерцал в

запотевшей витрине окна. Я встал и подошел к окну. Проводя по

нему рукою, рисовал странные узоры, стирая, превращал их в

капли.

— Ты грустный… я не понимаю почему? — Агнешка облокоти-

лась и обеспокоенно посмотрела на меня.

— Да… есть немного. А ты знаешь, что можно жить другой жиз-

нью? — и быть более там, чем здесь. Будучи маленьким я попал в

больницу: серое унылое здание, с длинными мрачными коридора-

ми и палатами, — где железных кроватей и холодных стен в разы

больше чем тепла от людей… Все вокруг тебя бесцветно… не серое, а именно бесцветное… Я был один. Лечение занимало немного

времени, остальное — ты должен лежать, давая покой своему телу, а мысли возникали одна за другой, куда их девать — никто не ска-

зал…

Возникало нечеловечески сильное желание покинуть все это

против и вопреки непослушному телу. Я лежал возле стены, на

ней были фотообои: поле золотое, в колосьях гулял ветер, с его

175

Нахим Угоден

приближением, трепыхаясь, перемешивалась зеленая трава.

Вдоль нивы шла пыльная тропинка, вела она к большому и кра-

сивому дубу, кругом не было ни души. Я представлял себя там…

Слышал, как шумит крона, лежа на траве, впитывал в себя всю

прелесть летнего дня. Шелест и дивный запах пшеницы — спо-

койствие природы вошло в мою душу. Гулял там, бегал, вздымая

пыль, падал в спасительную тень, нежился в ее прохладе, сердце

колотилось, звенело радостью бытия… Это был — мой мир. Не

осталось воспоминаний о больнице — я там не находился… только

пребывал.

— Ты так странно говоришь, меня это пугает.

— То же самое я чувствую в нашей комнатке. Мое счастье быть

с тобой — здесь, в тишине не потревоженной любви. Она настоль-

ко природная, нежна и ранима… Мы вынужденно прячем ее от по-

сторонних, тем самым продлевая ей жизнь в постоянстве сокро-

венности и спокойствия. Это чувство бесценно, прекрасно, в нем

тайна прелести твоей, от чего оно тревожит силы тихой злобы, в

человеческих сердцах: они не терпят откровенности, не позволя-

ют испытать то, что должно быть вожделенно. Последние надеж-

ды тают быть в любви — в стороне от внешнего. Внутри себя осоз-

наешь, как рождается опасность, но сил больше, когда ты за моей

спиной. Нет беспокойства, страха нет... Ты готов и непреклонен, встречаешь лицом к лицу неведомое. Твой взгляд непоколебим, чем оно ближе, тем больше смеешься в беспечной наглости своей.

Успеваешь принять и вступить в борьбу — за нее! Однажды при-

нял вызов, чтобы стоять до последнего мгновения, пока есть ты и

сердце бьется.

— Ты боишься за меня?

— Да, моя милая, страшно сознавать, что я могу быть причи-

ной твоих несчастий. Не совершая, но быть поводом, принимая

участие по воле жалких людей с единственным предназначением

— «отобрать»… Агнешка, может так случится, что мы не будем

говорить… Ты будешь злиться, испытывая только ненависть, но

если ты больше веришь чувствам, чем моим словам… обещай, что

вопреки всем доводам в простоте ситуации, ее понятности, ты

усомнишься и поверишь мне. Обещаешь? — я посмотрел на нее.

176

Банковская тайна: игра в людей

— Не оставляй… Даже ради меня — не оставляй!

— Ты не говоришь того, что знаешь… Зачем?

— Потому что люблю тебя… Скажи, в тебя когда-нибудь игра-

ли?

— Нет, как играли?

Я снова отвернулся к окну:

— Вот так просто, как в мячик… Тебя пинают — и ты падаешь:

то там — то там. Ты не понимаешь куда и зачем — ты же мячик,

просто мячик… Но тот кто бьет — он знает, знает наверняка, и

жалости в нем нет — только цель ясна… Я принял предложение

отца Эдика…

— Зачем ты так… Прошу тебя, измени свое решение, ты не пред-

ставляешь, что это за люди. Нет, ты знаешь и все равно идешь, на-

меренно. Матвей, ответь мне…

— Иду. Решение приняли за меня. Не мне и отказываться… — я

рисовал на стекле вопросительный знак. — Скоро мы узнаем кто…

* * *

Мы сидели в кабинете Василия Васильевича, как в прошлый

раз. Он не скрывал своего хорошего настроения, не переставая

гомонить и смеяться.

— Ну что, Матвей, вы готовы?

— А вы готовы? — улыбнулся я в ответ.

— Мне не нравится ваша улыбка…

— А она вообще мало кому нравится.

177

ЧАСТЬ II

ГЛАВА 1

Первый рабочий день — это всегда волнительно: новые люди

будут присматриваться, обнюхивать, что ты есть за человек, как к

тебе относится или стоит «пристроится». Отдаленным было и мое

понимание, чем я буду там заниматься. Меня хотели — я пришел,

теперь буду требовать объяснений.

Снизил скорость и попытался рассмотреть нужный мне адрес

и денежное место. Пропустишь — можешь добрых два часа кру-

жить, или нахально припарковаться на ногах у прохожих, но знать

правду о себе в тонкостях мне не хотелось. Я свернул с оживлен-

ного проспекта в переулок: поворот не туда? — да нет же! — все

правильно. Приехали…

Передо мной возникло здание советской постройки, в пять с

лишним этажей: то, что было «лишним», на этаж не тянуло. Все

здание было увешано разноцветной рекламой без какого либо

сочетания. Может, кто-нибудь и хотел узнать содержание, но эта

«хрень» не давала. Оно давило на тебя, призывая к немедленному

побегу. Здание было безжалостно захвачено рекламой. Засмотрев-

шись, я даже проехал немного дальше. Не мог принять случивше-

гося, у меня другие были представления об успешном предпри-

ятии. Еще раз с тоской посмотрел в бумагу: это оно, сомнений

быть не может. Теперь понимаю, почему за меня так переживали…

Да-а-а, вспомнил я себя: «Детали меня не интересуют!» — а зря…

180

Банковская тайна: игра в людей

Пошел к зданию, вход был огорожен решетчатым забором, его

обычно ставят от чего-то, этот стоял просто так. Не понимая, где

вход, я шел вдоль забора, нашел калитку, на ней кодовый замок

— отлично! Тыкая пальцами на удачу, я все-таки вошел. Дверь

указывала на наличие входа в эту обитель зла. И снова кодовый

замок, — удача не помогла. Я увидел людей на уровне первого эта-

жа, на меня не обращали внимания. Немного попрыгав, я размял-

ся, посему решил постучать: на минуту движение внутри замерло

и смотрело в окно, спустя еще одну — возобновилось.

Дверь щелкнула, из-за нее высунулось усатое лицо.

— Добрый день, подскажите, пожалуйста, мне нужен офис ком-

пании Н… Это, наверное, дальше?

Неумолим:

— Нет, это здесь. Вы к кому?

— К Обманилову.

— Тихо, кричать не надо. Вы договаривались? — Я кивнул. —

Звоните.

— Василий Васильевич, я у вас.

— Хорошо, Матвей, за вами сейчас спустятся.

Меня впустили в темный тамбур. Из-за угла холла выглянуло

низенькое коротконогое существо с высоким самомнением, выра-

женным в непроизвольной, особой подаче своей персоны. Образ

дополняли очки из толстой черной оправы и яркая вспышка на

голове.

— Вы, Матвей? — Она потрясла меня вместе с моей рукой. — Я

— Малина Мозговая, кадровик, нам предстоит с вами поработать.

Можете называть меня Малинка.

Я повернулся к охраннику: полное равнодушие…

— Малинка?! — само вырвалось.

— Да, хи-хи, мой папа был из тех еще девяностых, потом девя-