А папа Хейли – совсем не такой. Он всегда улыбается, шутит, смеется. Но это не главное его отличие от ее папы, как теперь поняла Шэрон.

Шэрон заметила его сразу, как только они с Хейли спустились в подвал. Это и стало первой подсказкой. В дальнем углу, протянувшись от пола до потолка, стоял какой-то цилиндр из блестящего серебристого металла, похожий на бок самолета или…

Ракеты.

Да, точно. Вот он, секрет.

Теперь Шэрон все поняла. Папа Хейли строит в подвале ракету. Он не мог никому рассказать, потому что, скорее всего, это было незаконно. Наверное, чтобы построить ракету, нужно разрешение от правительства или что-нибудь в этом роде. Но папа Хейли был не из тех, кто заполняет кучу бумаг и ждет разрешения от правительства, – в отличие от ее папы, подумала Шэрон, который всегда делает все как положено и соблюдает все правила, чтобы потом, когда ничего не получится, можно было брюзжать, что он сделал все так, как ему говорили, и все равно ничего не вышло, – нет, папа Хейли совсем не такой. Он бунтарь. Он не спрашивает разрешения. Он делает все по-своему. Если потом у него будут какие-то неприятности… что ж, значит, так тому и быть. Он готов отвечать за свои поступки. Он знал, на что шел.

Шэрон не знала, откуда она это знает. Просто знала и все. Это ракета. Папа Хейли много всего умеет, у него есть инструменты, и теперь ясно, почему он не хочет, чтобы кто-то узнал, чем он здесь занимается. Он строит ракету, и как-нибудь ночью – Шэрон почему-то решила, что это будет уже совсем скоро, – он поднимет ее из подвала, погрузит в кузов грузовичка и отвезет в парк… «Нет, – мысленно поправила себя Шэрон, – конечно, не в парк, что за глупая мысль, парк – это слишком открытое место…» Он отвезет ее за город, на огромное поле, где поблизости нет домов. Там он поставит ее на землю, зажжет огнепроводный шнур, отбежит, спрячется за каким-нибудь деревом и, заткнув пальцами уши, будет смотреть, как ракета стремительно взмоет в ночное небо, извергая искры, и дым, и струю очень красивого желто-синего пламени, такого же подлинного и яркого, как уважение, которым Шэрон прониклась к папе Хейли, к его мечте и готовности воплотить мечту в жизнь. Это и вправду достойно всяческого восхищения.

Знала ли об этом Хейли? Догадалась уже или нет? Сложно сказать. Шэрон наблюдала, как Хейли ходит по мастерской, трогая инструменты, и у нее внутри крепло странное ощущение, что Хейли бывала в подвале гораздо чаще, чем говорила. Ей явно знакомы эти инструменты, она видела их не раз. Когда она прикасалась к какому-нибудь инструменту, в ее жестах не было удивления и интереса. Шэрон подозревала, что Хейли бывала здесь много раз. От этой мысли ее уважение к Хейли чуть-чуть пошатнулось.

Но если Хейли бывала здесь часто, она должна была уже давно обо всем догадаться. Она должна знать, что ее папа строит ракету, подумала Шэрон. И, может быть, даже рассказывала об этом Саманте Боллинджер.

Шэрон почувствовала укол ревности. И решила, что надо спросить. Обязательно надо спросить.

– А ты приводила сюда Саманту?

Шэрон очень старалась произнести это легко и непринужденно, но ее предал собственный голос. Он прозвучал слишком звонко, на грани дрожи. И даже как будто немного с вызовом.

– А?

– До того как она переехала, я имею в виду, – пояснила Шэрон. – Вы с ней тоже сюда приходили?

Хейли пожала плечами. Провела рукой по краю скошенной столешницы верстака, по всей длине, из конца в конец. Потом повернулась к Шэрон и посмотрела на нее совершенно пустыми глазами.

– Саманта не переехала, – сказала Хейли.

– Что?

– Саманта пропала. Ее так и не нашли. Она поехала кататься на велосипеде и не вернулась домой. Своей маме она сказала, что едет к нам, но это неправда. В тот день мы ее даже не видели. – Голос Хейли звучал совершенно спокойно, без всяких эмоций. Она просто перечисляла факты. – Ее мама свихнулась от горя и покончила с собой. Помнишь? Она заперлась в гараже, завела двигатель автомобиля – и так умерла. Неужели не помнишь, Шэрон? Не знаю, что тебя вечно тянет проезжать мимо их дома. Теперь там живет только ее отец, совсем один. Он тоже немного сошел с ума. И от горя, и от всех этих странных мыслей обо мне и о папе.

Да, это правда. Шэрон не могла не признать правоту подруги. Она вычеркнула из памяти все, что случилось с Самантой Боллинджер на самом деле, и придумала другую историю, которая ей нравилась больше, – историю, изменившую судьбу Саманты так, как хотелось Шэрон.

– Как б ты то ни было, – сказала Шэрон, – ты уже все поняла, да? Ты уже сообразила, чем занимается здесь твой папа?

– Ну да. – Хейли пожала плечами. – Правда, мне удивительно, что ты тоже сообразила. В смысле так сразу.

Так сразу? Шэрон чуть не рассмеялась. «Я же умная, – подумала она. – Может, я страшненькая и толстая, но зато умная. Очень умная».

Именно так ей однажды сказал ее папа: «У тебя хотя бы есть мозги». Шэрон мысленно подставила первую часть фразы, которую папа не произнес, но явно подразумевал: «Пусть ты и толстая, но у тебя хотя бы есть мозги».

– Твой папа строит ракету, – выпалила Шэрон. Ей опять захотелось смеяться. От волнения и восторга. Подумать только! Ракету! – Но ты не волнуйся, – быстро добавила она. – Я умею хранить секреты. Честное слово. Я никому не скажу.

Хейли молча смотрела на нее.

С лестницы, сверху, донесся шум. Резко скрипнула ступенька, когда на нее наступили ногой в тяжелом ботинке. В голове Шэрон молнией мелькнула мысль: «Папа Хейли сможет ее починить. Сделать так, чтобы она не скрипела. Наверняка он уже внес это в список ближайших дел». Она не обернулась на звук. Она застыла на месте, глядя в глаза Хейли. Шаги приближались. А потом папа Хейли одним стремительным неуловимым движением обхватил шею Шэрон согнутой в локте рукой, а другой рукой зажал ей рот, оборвав крик.

Он потащил ее к блестящему металлическому цилиндру в углу, держа за шею, словно тяжелый большой мешок. Ее толстые ноги брыкались, такие ненужные и бесполезные. Шэрон вдруг поняла – понимание взорвалось ослепительной вспышкой, осветив небо мыслей, – что он не звонил никакому начальнику, а лишь притворился, что звонит и что его срочно зовут на работу. А потом перед мысленным взором возникла другая картина, такая же яркая и живая: Шэрон увидела, как летит в небо над крышами города, над собственным домом, и там внизу – мама, и папа, и сестры, Элизабет и Меган, и ее пес Оливер, и ее набор «Юный химик», мензурки и колбы стоят аккуратным рядком на верхней полке книжного шкафа – точно так, как она их оставила. Она явственно слышала голос Хейли в телефонной трубке, серьезный и сосредоточенный голос: «Не знаю, миссис Лайнарт. Она уже давно ушла домой и не говорила, что зайдет по дороге куда-то еще, я не знаю, да, конечно, мы сразу же позвоним, если что-то станет известно…»

Потом Шэрон услышала скрежет металла по полу, увидела, как блеснула металлическая откидная створка, когда Хейли со знанием дела задвинула ее на место, и на Шэрон обрушился запах влажной земли – темный, холодный и окончательный. Что-то толкнуло ее в спину, что-то ударило по виску, и оказалось, что Шэрон падает, падает неумолимо и тяжело, как ракета – с небес.

С Рэем Брэдбери у меня вышло так, что сначала я съела десерт. Еще ребенком, будучи ненасытным читателем-сладкоежкой, я поглощала фантастику и ужасы с таким же пылом и упоением, как шоколадные конфеты и карамельные батончики, вовсю наслаждаясь «Марсианскими хрониками» и «Человеком в картинках». Позже, став взрослой, я добралась до основного блюда: романов и статей – и тех же самых рассказов, которыми я пировала еще ребенком. Однако теперь я смогла оценить меру художественного труда, вложенного в эти вещи, чтобы они представлялись такими легкими, словно написанными без малейших усилий, играючи. Они читаются не как вымышленные истории, а просто как данность, как явление природы, и это – бесспорное доказательство феноменального мастерства Рэя Брэдбери, его запредельного воображения: его истории воспринимаются как подлинные.