А еще за городком, в полях подсолнечника и люцерны, есть такие, как он. Дети. Они тихо передвигаются вдоль посадок, мягко опираясь о землю ладонями и ступнями. Они почти не оставляют следов на глинистой почве. Они поднимают головы и сверкают золотыми глазами.

– Когда-то у меня был мальчик, – говорит мистер Бриз.

Теперь они реже делают остановки, часами слушают кассету, где поет мужчина и детский хор. «Б-И-Н-Г-О, – поют они. – Бинго – так звали его-о!»

– Сын. Он был ненамного старше тебя. Его звали Джим.

Мистер Бриз неопределенно разводит руками, не отрываясь от руля.

– Джим обожал камни, – продолжает он. – Разные горные породы и минералы. Жеоды – души в них не чаял. И окаменелости! У него их была целая коллекция!

– Ммм… – отвечает Питер.

Ему трудно представить мистера Бриза в роли отца – с его костлявой головой, тощим телом и ртом, как у куклы-чревовещателя. Интересно, как выглядела его жена? Может, была таким же скелетом, как и он сам? В длинном черном платье, с длинными черными волосами и ходила, как паук? Или, наоборот, пухлая фермерская дочка, румяная блондинка, улыбчивая любительница готовить, например печь блины.

А может, он все выдумывает. Скорее всего, у него не было ни жены, ни сына.

– А как звали вашу жену? – спрашивает наконец Питер.

Мистер Бриз долго не отвечает. Дождь перестал, и горы на горизонте видны все отчетливее.

– Конни, – говорит мистер Бриз. – Ее звали Конни.

Поздним вечером они миновали Шайенн – плохое, очень опасное место, по словам мистера Бриза, – и подъезжали к Ларами, где, как сказал мистер Бриз, есть отличное, хорошо организованное ополчение и высокий забор по периметру города.

Питер заметил Ларами издалека. Фонарные столбы там толстые и высокие, как секвойи, а грозди галогенных ламп на их верхушках светят нестерпимо ярко. Питер понял, что не хочет туда. Его руки и ноги зазудели, он чешется своими короткими, сточенными до мяса ногтями, хотя даже касаться ими кожи ему больно.

– Питер, перестань, пожалуйста, – мягко просит мистер Бриз, а когда Питер не перестает, протягивает руку и щелкает Питера по носу.

– Перестань, – говорит мистер Бриз. – Сейчас. Же.

Впереди мигают желтые огни и стоит шлагбаум. Мистер Бриз останавливает «Кадиллак». Из-за конструкции, сооруженной из бревен, колючей проволоки и деталей старых машин, заточенных в некое подобие пик, выходят двое мужчин. Они похожи на солдат, в руках у них винтовки. Незнакомцы сквозь лобовое стекло светят фонариком в Питера и мистера Бриза. Проволочный забор за их спиной колеблется на ветру, отбрасывая на асфальт призрачные тени.

Мистер Бриз включает ручной тормоз и достает из бардачка свой пистолет. Двое медленно подходят к машине, и один из них громко командует:

– СЭР, ПОЖАЛУЙСТА, ВЫЙДИТЕ ИЗ МАШИНЫ.

Мистер Бриз касается пистолетом ноги Питера.

– Будь хорошим мальчиком, не пытайся бежать, иначе они тебя застрелят.

Потом мистер Бриз натягивает на лицо широкую, яркую улыбку, как у деревянной куклы.

Он вынимает бумажник, чтобы мужчины увидели его удостоверение, увидели золотую печать Соединенных Штатов Америки, сверкающие золотые звезды. Он открывает дверь и выходит наружу. Пистолет заткнут за ремень брюк, но руки он держит подальше от оружия, выставляя перед собой документы.

Дверь со стуком закрывается, Питер один в машине. Со стороны пассажира на двери нет ручки, поэтому дверь не открыть. Если бы он захотел, то мог бы проскользнуть на водительское кресло, открыть дверь мистера Бриза и выкатиться на дорогу, а потом бежать со всех ног в темноту, бежать зигзагом, чтобы пули, летящие вслед, только взрывали землю, и он смог бы добраться до каких-нибудь кустов или леса, и бежать, бежать дальше, пока голоса и яркий свет не останутся далеко позади.

Но мужчины пристально за ним следят. Один направляет фонарь так, чтобы тот светил прямо в лицо Питеру, а второй не спускает с него глаз, пока мистер Бриз объясняется словами и жестами, как телеведущий, который пытается что-то продать детям. Но незнакомец только качает головой.

– Мне все равно, какие у вас бумаги, мистер, – отвечает он. – Я не пропущу вас с этой тварью через мои ворота.

Когда-то Питер был нормальным мальчиком.

Он помнит то время – многие события сохранились в памяти очень отчетливо. «Я клянусь верности флагу», и «Робин Бобин Барабек скушал сорок человек», и «Как хорошо уметь читать…», и «Когда мне будет шестьдесят четыре», и…

Он помнит дом с большими деревьями у дороги, помнит, как ездил на самокате по тротуару, отталкиваясь одной ногой. Личинку в банке – цикаду – и как она вылупилась, и зеленые крылья. Свою маму и ее две косички. Хлопья в тарелке, как наливал в нее молоко. Своего отца на ковре, как забирался ему на спину: «Куча мала!»

Он не разучился читать. Буквы по-прежнему складываются в слова и рождают звуки в его голове. Когда мистер Бриз его попросил, Питер неожиданно для себя сумел вспомнить номер телефона, и адрес, и имена своих родителей.

– Марк и Ребекка Рэббит, – сказал он, – дом 2134 по Оверлук-Бульвар, Саут-Бенд, Индиана, 46601.

– Отлично, – обрадовался мистер Бриз. – Великолепно!

А потом спросил:

– А где они сейчас, Питер? Ты знаешь, где твои родители?

Мистер Бриз разворачивает машину от баррикад Ларами и газует, выбрасывая из-под задних колес дорожный гравий. В зеркале заднего вида Питер видит, как в клубах пыли, подсвеченных красными габаритами, исчезают те двое с винтовками.

– Черт! – выплевывает мистер Бриз, хлопая ладонью по приборной панели. – Черт! Знал же, что нужно спрятать тебя в багажник!

Питер молчит. Он никогда не видел мистера Бриза таким сердитым, и это его пугает – красные пятна на коже мистера Бриза, запах взрослой ярости. Хотя он рад убраться подальше от ярких галогенных фонарей. Сложив руки на коленях, он смотрит на дорогу, пережидает молчаливое раздражение мистера Бриза, слушает, как шуршит шоссе под колесами и наблюдает, как под машиной исчезает бесконечный желтый пунктир дорожной разметки.

Он представляет себе, что машина пожирает эти желтые линии.

Со временем мистер Бриз, кажется, успокаивается.

– Питер, – говорит он. – Два плюс два.

– Четыре, – тихо отвечает Питер.

– Четыре плюс четыре.

– Восемь.

– Восемь плюс восемь.

– Шестнадцать, – отвечает Питер.

Холодное синеватое свечение спидометра освещает лицо мистера Бриза. Его холодный профиль похож на портреты людей на деньгах. Тихо шелестят покрышки – это звук скорости.

– Знаешь, – произносит, в конце концов, мистер Бриз, – я не верю, что ты не человек.

– Хм… – отвечает Питер.

Он обдумывает услышанное. Это сложно, сложнее, чем математика, и он не уверен, что правильно понял смысл сказанного. Его руки лежат на коленях, и он чувствует, как саднят его бедные состриженные ногти, словно они все еще на месте. Мистер Бриз говорит, что через какое-то время Питер о них забудет, но это вряд ли.

– Когда у нас рождаются дети, – говорит мистер Бриз, – они не похожи на нас. Они похожи на тебя, Питер, и некоторые из них отличаются от нас намного сильнее тебя. Такое творится уже несколько лет. Но я хочу верить, что эти дети – хотя бы некоторые из них – на самом деле не настолько чужды нам, ведь они часть нас, не так ли? Они чувствуют. Переживают эмоции. Они способны учиться и думать.

– Наверное, – отвечает Питер, не зная, что еще сказать.

У взрослых есть такой особый взгляд, которым они смотрят на тебя, когда хотят, чтобы ты с ними согласился, – это как ошейник, только для глаз, ты буквально чувствуешь заклепки, из которых потечет электричество. Конечно, он не такой, как мистер Бриз, не такой, как те вооруженные мужчины у ворот Ларами; глупо было бы делать вид, что это так, но мистер Бриз хочет именно этого.