А впереди, всего в нескольких шагах, должен быть противник. Васильков сейчас ни о чем не думал. Его охватило то состояние, когда все силы человека сосредоточены в одном стремлении — защитить себя и убить врага. Он стрелял в темноту и вдруг увидел едва различимое полукружье. Это, видимо, была амбразура, и там должны сидеть фашисты. Он не успел подскочить к ней, как замелькали розовые отблески и горячий ветер прошелся над головой. Васильков метнул гранату и, падая на кучу камней, крикнул:

— Ложись!

Взрыва не было. Он уже схватил вторую гранату, но впереди с треском ахнуло и осколки засвистели над головой.

Васильков бросился к амбразуре. Около нее стояла пушка и лежали трупы. Увлекая солдат, он рванулся дальше. По всему зданию трещали автоматные очереди, рвались гранаты, раздавались беспорядочные крики.

Пройдя несколько шагов, Васильков натолкнулся на поперечную стену. За ней, видимо, была вторая комната и вторая амбразура.

— Гранатами! — крикнул Васильков и, дав очередь из автомата, прыгнул через стену. В бледном свете навстречу ему встали две темные фигуры с поднятыми руками.

— Прекратить огонь, — перекрыл шум звонкий голос капитана Бахарева.

Васильков остановился и только теперь понял, что все было кончено. У амбразуры стояла еще одна пушка. Федоров и Карпенко обезоружили пленных и о чем-то разговаривали с ними.

— Как у вас? — подбежал лейтенант Махов.

— В порядке, — стараясь успокоить дыхание, ответил Васильков, — захвачено две пушки и двое пленных.

— Хорошо. Пленных — к командиру роты, а отделению оборонять захваченные амбразуры.

— Пошли наши, пошли! — закричал Иванчук, рукой показывая на амбразуру.

Васильков прилег на кирпичи и всмотрелся в белесую равнину. По ней за танками бежали цепи стрелков.

— Наша дивизия пошла, — над ухом проговорил Бахарев.

Васильков пытался вскочить, но Бахарев остановил его.

— Лежите, лежите. Отдыхайте.

Он постоял немного, всматриваясь в пролом в стене, и пошел в другие отделения. Всего за несколько минут рота захватила четырнадцать пушек, девять пулеметов и взяла в плен восемьдесят шесть гитлеровцев. Силы противника в этих развалинах превышали все предположения и командира батальона и Бахарева.

— Начальство, — с испугом проговорил Анашкин, показывая в ту сторону, где всего час назад лежала рота.

По пригорку к захваченному зданию шла большая группа людей. Впереди всех шагал невысокий, полный человек в генеральской бекеше и папахе. Позади него — высокий, широкоплечий не то генерал, не то полковник.

Бахарев узнал командующего армией и пошел навстречу ему. Он сейчас видел только лицо генерала — полнощекое, строгое, с внимательными глазами — и, сам не понимая почему, вдруг почувствовал удивительную легкость.

— Здравствуйте, товарищ Бахарев, — подал руку Алтаев. — Покажите результаты своей работы.

Генерал армии шагал легко, пролезая через проломы и обходя кучи щебня. Лежавшие у бойниц солдаты поднимались, отдавали честь командующему и смотрели на генералов.

У стены, где в проломе Бахарев приказал оборудовать наблюдательный пункт, генерал армии остановился.

В неуверенном свете раннего утра открывалась равнина, плавно спускавшаяся далеко вниз. По ней двигались стрелковые подразделения, танки, пушки, пулеметы. То и дело в воздухе появлялись синеватые дымки выстрелов.

— Дайте списки всех, кто отличился в этом бою, — приказал Алтаев: — своей роты, танкистов, артиллеристов, саперов.

— Слушаюсь, — ответил Бахарев, недоумевая, почему все наступают, а его рота осталась здесь, почти в тылу, и командующий приказывает готовить списки для награждения. Неужели все кончено и Будапешт окружен?

— Смотрите, Дмитрий Тимофеевич, — указывая вперед, сказал Алтаев Шелестову, — все-таки карты наши очень точные. Молодцы топографы! Карта абсолютно соответствует местности.

— Да. Это действительно последний естественный рубеж, — ответил Шелестов, — а дальше долина и слева горы.

— Ну что ж, вводим танковую группу, как раз время, — обернулся Алтаев к стоявшим позади него генералам. — Давайте команду танкистам — вперед! Артиллерии обеспечить ввод. Подымайте авиацию для сопровождения танков.

Он присел на край пролома в стене и взял бинокль.

Солнце еще не взошло. Промерзший воздух был чист и прозрачен. В окулярах бинокля рисовались наступающие войска. Они спускались в низину, где виднелись реденькие группы отступающего противника. По тому, как шло наступление, Алтаев понял, что противник деморализован и не скоро может оправиться от поражения. За сутки советского наступления противник свои резервы израсходовал, понес огромные потери, и немецкое командование, видимо, потеряло управление на этом участке фронта. Это было заметно по тому, как беспорядочно отступали гитлеровцы.

— Орлов, — подозвал летчика Алтаев, — нацеливайте штурмовиков на дороги. Парализовать движение, не дать отвести тылы, поставить их под удар наших танков.

Высоко в небе показались первые пары советских истребителей. Их уже освещали лучи солнца, и серебристые машины ослепительно сверкали, проходя над наступающими войсками.

Вслед за истребителями с ревом пронеслись эскадрильи штурмовиков. Распластав крылья, они шли низко над землей, устремляясь к дорогам, где в суматохе отступали вражеские войска и обозы.

Из-за города, из-за высот, которые только сейчас преодолели войска гвардейской армии, донесся едва слышный многотонный гул. Этот гул все нарастал и нарастал. И теперь казалось, будто надвигается могучая штормовая волна, всплескивая, разбрызгиваясь и переливая тысячи тонн воды. Гул растекался в стороны, захватывал все больше и больше пространства и вбирал в себя все звуки огромного поля битвы. Не стало слышно ни людских голосов, ни стрельбы, ни рокота авиационных моторов.

Из-за высоты, из садов и окраин города на полной скорости мчались тридцатьчетверки, за ними — самоходные пушки, а еще дальше — бронетранспортеры, грузовики с мотопехотой, тягачи, вездеходы. Первые танки обогнали пехоту и устремились на север.

В небе появилась новая партия штурмовиков и пошла дальше на север, в тылы противника, к городам Бичке и Естергом.

Все сейчас устремилось по широкой долине на север. Справа начинались небольшие высоты, за которыми километрах в двадцати лежал город Будапешт. Западнее в лучах солнца синели горы Вертешхедьшэг, скрывая равнины западной Венгрии и австро-венгерскую границу.

Над горами показались первые группы вражеских бомбардировщиков. Навстречу им устремились эскадрильи советских истребителей.

От гор по долине могучим разливом нарастало советское наступление. Головные танки прошли вперед и скрылись в реденьком тумане. За ними шли танковые колонны, пехота, артиллерия, обозы. Во вражеской обороне была пробита огромная брешь. Будапешт был обойден с запада. Теперь оставалось только преодолеть расстояние до города Естергом и, соединившись с войсками Второго Украинского фронта, замкнуть кольцо окружения вокруг будапештской группировки немецко-фашистских войск.

— Воронков, — позвал Алтаев начальника оперативного отдела, — новый командный пункт вон на той высоте, — Алтаев показал в сторону холма, к которому только еще подходили передовые танки, — организуйте перемещение. Как списки отличившихся?

— Вот они, — Шелестов подал тетрадь, — я просмотрел и приказал построить подразделения перед этим зданием.

— Где кадровик? — спросил Алтаев, перелистывая тетрадь.

— Здесь, товарищ командующий, — подбежал худощавый майор с интендантскими погонами и большим портфелем в руках.

— Ордена и медали привезли, товарищ Пиляев?

— Так точно, товарищ командующий, — бодро ответил майор Пиляев.

— Хорошо. Пойдемте к подразделениям.

Алтаев, Шелестов, а за ними майор Пиляев пошли к стрелкам, пулеметчикам, танкистам, артиллеристам, саперам.

Гвардейцы стояли шеренгами возле почерневших полуразрушенных стен.

Алтаев всматривался в взволнованные лица и невольно начал волноваться сам. Он помолчал немного, раздумывая, что бы сказать этим замечательным людям. А они стояли строгие, молчаливые, глядя на него и, видимо, ожидая каких-то особых слов. В эти короткие мгновения перед Алтаевым промелькнуло все, что передумал и перечувствовал он в дни подготовки и проведения этой операции.