— Замысел их ясен, — заговорил Шелестов, — внести хоть какую-то панику в наши войска, деморализовать их в самую решительную минуту и ударить. Но все это чепуха! Самое главное в этой листовке — направление отхода.

— Вот именно, — резко взмахнул рукой Алтаев, — направление отхода.

— Расчищают пути для своей ударной группировки, — сказал Дубравенко и усмехнулся, — глупо, но внимания заслуживает. «Отходите на Бичке и Торбадь». Это как раз наш правый фланг. Значит, они думают расчистить себе дорогу на нашем левом фланге.

— Безусловно, — подтвердил Алтаев, — безусловно. Между Дунаем и озером Веленце. И главным образом по основной магистрали от озера Веленце на Будапешт. Весь шум перед правым флангом и центром армии — это демонстрация, попытка обмануть нас, сковать наши силы и ослабить наш левый фланг. Только ничего из этого у них не выйдет, ничего!

Алтаев отошел от Шелестова, присел на стул и взглянул на карту.

— Все танки и самоходные орудия с правого фланга и центра снять, — тихим, спокойным голосом продолжал он, — снять и подтянуть к левому флангу. Вторые эшелоны и резервы правофланговых и центральных дивизий подготовить к переброске на левый фланг. Сюда же собрать всю армейскую артиллерийскую группу и все истребительно-противотанковые артиллерийские полки. Мы оголим свой правый фланг и центр, но зато разгромим противника на главном направлении.

— Без риска ничего не бывает, — поддержал Шелестов, — а этот риск вполне разумный и крайне необходимый.

— Только быстрее, быстрее перебрасывать все. Противник вот-вот перейдет в наступление.

— Прорвать оборону сразу ему не удастся, — возразил Дубравенко, — пусть даже на очень узком участке сосредоточит все силы и средства. Для преодоления нашей обороны потребуется время.

— Это верно, — согласился Алтаев, — только всегда нужно рассчитывать на худшее. Это не перестраховка, а здравый смысл и бальзам от зазнайства, от самодовольства и самоуспокоенности.

Алтаев вызвал к себе начальников родов войск армии, посоветовался с ними, что целесообразнее перебросить на левый фланг, и приказал отдавать распоряжения войскам.

Через полчаса из штабов корпусов и дивизий потекли доклады о начале движения танков, самоходных орудий, пехоты и артиллерии в сторону левого фланга армии. Для встречи их выехали офицеры управления армии.

Был уже второй час ночи. Движение и шум в расположении противника не прекращались, но вражеская артиллерия попрежнему молчала. По всему фронту взлетали в воздух осветительные ракеты, трещали автоматные и пулеметные очереди, отбивая попытки разведчиков проникнуть к вражескому переднему краю. Главные силы и той и другой стороны огня не вели.

Теперь Алтаев только ждал, где обозначится главный удар противника. Член Военного совета и начальник штаба армии ушли к себе. Генерал армии остался один. Он снял китель, достал из чемодана новый, с орденами и медалями, и надел его. В кабинете сразу стало торжественно и нарядно. Только на столе в беспорядке лежали карандаши и рассыпанные листки бумаги. Алтаев собрал их и положил в папку. На столе осталась карта оперативной обстановки и один-единственный красно-синий карандаш.

«Откроют фашисты огонь или начнут без артиллерийской подготовки? — раздумывал Алтаев. — Если будет артподготовка, то это даже лучше. В темноте большого вреда не наделает. Зато это нас предупредит и можно будет разгадать, где главный удар».

— Начали, — поспешно войдя в кабинет, проговорил Дубравенко.

— Где? — неторопливо спросил Алтаев.

— По шоссейной магистрали восточнее озера Веленце, на очень узком участке, всего около четырех километров.

— Ясно! Какое сейчас положение?

— Пока идет бой за передний край. Артиллерия противника большую часть огня сосредоточила по району Барачка, Мартон-Вашар, Пазманд, Вереб. Бьют термитными снарядами, поджигают села.

— Понятно. Освещают дорогу своим танкам и пехоте, пытаются дезорганизовать наши войска.

— Товарищ командующий, — войдя без доклада, заговорил Воронков, — две группы танков противника прорвались через шоссе, обошли господский двор Петтенд и устремились в направлении Вереб и Валь. В господском дворе в окружении ведет бой один наш батальон мотопехоты. С ним восемь танков, шесть самоходок и артиллерийский дивизион. Мои офицеры держат связь с командиром батальона по радио. Он докладывает, что правее от него прошло семьдесят шесть танков и сорок три бронетранспортера, левее скрылись в темноте тридцать девять танков и более девяноста крытых автомашин с пехотой и пушками на прицепе. За этими колоннами беспрерывно идут танки, бронетранспортеры, автомашины.

— Так! Прорвался! — выслушав доклад, сердито проговорил Алтаев. — Прорвался все-таки! Теперь он устремится на север. Нужно преградить ему дорогу. Один батальон, два танка и артиллерийскую батарею выдвинуть и занять высоты и поселок. Полк из второго эшелона дивизии Панченко выдвинуть в Пазманд. Усилить его тремя танками. Две батареи ИПТАПа расположить вот здесь.

Он отрывисто диктовал, кого и куда поставить. Генералы Дубравенко и Воронков торопливо записывали. Это было совсем необычное решение командующего. Командующий армией, в руках которого находились крупные массы войск и боевой техники, всегда в своих решениях оперировал корпусами, дивизиями, бригадами и в редких случаях полками. Сейчас Алтаев со всего своего фронта собирал по одному танку, пушке, по роте и батальону, учитывая отдельную боевую единицу и стягивая все к участку прорыва. На узком фронте прорвались большие массы живой силы и боевой техники противника. Они распространялись к северу по равнине, явно намереваясь по кратчайшему направлению окружить главные силы гвардейской армии и затем рвануться на Будапешт. И со всех сторон, откуда только можно, Алтаев сосредоточивал к участку вражеского прорыва танки, самоходки, стрелковые роты и батальоны, артиллерийские батареи. Странная картина в эту ночь вырисовывалась на его карте. Синие стрелы колонн прорвавшегося противника жирными змеями неудержимо ползли на север. С запада, с северо-запада, с севера, с северо-востока и с востока к ним маленькими красными значками торопились советские танки, самоходки, пехота, артиллерия. Вот по шоссе на северном берегу озера Веленце движутся одна стрелковая рота и два танка. Они подошли к узкоколейной железной дороге и развернулись фронтом на восток. Перед ними появились синие значки противника. Он остановился. Сейчас там вспыхнул бой.

А на равнине в пяти километрах восточнее, на берегу реки Валь развернулся стрелковый батальон. И перед ним остановился противник. Эти два небольших подразделения образовали ворота коридора, по которому идут и идут войска противника. Левее роты по высотам у насыпей узкоколейной железной дороги занимают позиции две самоходки, стрелковая рота, четыре пушки, еще одна стрелковая рота, три танка, артиллерийский дивизион, стрелковый батальон. Западная стена коридора растет все время к северу, отрезая пути противника в тылы армии. Напротив нее, восточнее, по берегу узенькой речушки Валь, ширится живая стена коридора, преграждая путь противнику на Будапешт.

А с запада, с севера и с востока спешат новые подразделения, танки, артиллерия. У села Вереб развернулись два дивизиона тяжелых гаубиц и открыли огонь. Под их прикрытием к окраинам села спешит стрелковый батальон майора Бахарева. На берег реки Валь выходят два истребительно-противотанковых артиллерийских полка, дивизионы реактивных минометов, минометный полк, батареи дальнобойных пушек. Узкий коридор вытянулся на девять километров в длину. Внутри него противник продолжает еще двигаться на север, но теперь он уже вынужден отвлекать силы и вправо, против восточной стены гвардейцев, и влево, против западной стены. Его наступление все время замедляется. Со всех сторон бьют советские пушки, танки и минометы. Хоть и жиденькие стены прикрывают стороны коридора, но разберись-ка в ночной темноте… Куда ни сунься — везде стреляют. Тишина только на севере, между селами Валь и Вереб. Но и здесь, едва успели передовые части противника подойти к дороге и двум маленьким рощам, заговорили советские пушки. Это стали на огневые позиции два полка из резерва командующего гвардейской армией. Теперь замкнута и вершина коридора.