Лилиан спрыгнула на пол. Любопытство взыграло настолько, что она позабыла обо всех своих прежних тревогах. Клэрмонт-коттедж находился в собственности ее семьи на протяжении восьми поколений, так что в тайнике могло быть все, что угодно. А вдруг здесь какие-то бумаги ее отца? Одна только мысль об этом заставила ее сердце затрепетать. У нее почти ничего от него не осталось – только несколько научных статей и листки с закодированными посланиями, которые она должна была расшифровать (такая игра у них была в последние месяцы его жизни). Он ушел из жизни неожиданно, совсем молодым – пал жертвой разбойного нападения. Человек в самом расцвете сил редко задумывается о том, что он оставит детям.

Она протерла стол, села и положила перед собой сверток. Ткань, в которую он был завернут, слегка пожелтела от времени, но не выглядела очень уж старой, так что спрятать его в тайник вполне мог отец. Лилиан потребовалось все ее самообладание, чтобы медленно и аккуратно развернуть ткань, а не сорвать одним рывком. Под тканью оказалось две стопки писем, перевязанных красными ленточками. Любовные письма? Быть может, это переписка между мамой и папой? Это было бы чудесно! Ведь она совсем не помнила свою мать.

Лилиан взяла одну из стопок и развязала ленту. Узел поддался легко, и она развернула первый лист:

«26 мая 1803 года. Весна в этом году волшебная. От мрачного зимнего уныния не осталось и следа. Нам повезло продать на ярмарке в Шропшире больше овец, чем когда-либо раньше».

Проклятье! Она с шумом выдохнула и откинулась на спинку кресла. Это вовсе не любовные письма. По крайней мере, не письма ее родителей. Ее мать к тому времени уже семь лет была на том свете – умерла, когда Лилиан было три года.

Она заглянула на последнюю страницу письма и обнаружила, что оно не подписано. Девушка быстро просмотрела остальные. Все они были написаны одним почерком в период с мая по декабрь 1803 года, но в них не было и намека на автора. Письма оказались совершенно неинтересными. В них шла речь о погоде, сельском хозяйстве и прочих скучных вещах. Какое разочарование!

Лилиан взяла вторую стопку и развязала ленточку. Эти письма были написаны по-французски размашистым мужским почерком. Нахмурившись, девушка пробежала глазами страницу, потом просмотрела еще несколько. В этих письмах было не больше смысла, чем в их английских аналогах. Зачем хранить такую чепуху? И с какой стати прятать в тайнике?

Встряхнув ткань, она обнаружила в складках еще один листок с остатками сломанной красной сургучной печати и развернула, ожидая найти еще что-нибудь интересное – ну, скажем, соображения о применении конского навоза в качестве органического удобрения.

«19 декабря 1803 года. Мы в опасности! Встретимся через два дня в то же время, в том же месте».

Лилиан тихонько ахнула: 19 декабря? За два дня до убийства ее отца?

«Встретимся через два дня».

Отец встречался с кем-то в ночь, когда на него напали.

На Лилиан нахлынули воспоминания…

Папе обязательно понравится ее рождественский подарок. Возможно, он даже не станет ее ругать за то, что играла в лаборатории. Все-таки непонятно, почему ей не позволено заходить туда в его отсутствие, ведь ей уже десять лет. Не маленькая.

Лилиан взяла пипетку, чтобы добавить несколько капель хлорида кобальта в приготовленную смесь химикатов. Подумать только – ее собственные невидимые чернила! Она не знала, что тревожило отца в последнее время, но определенно не лабораторные опыты. Он все время куда-то уходил, напряженно о чем-то думал, но всегда находил время поиграть с ней. В последнее время его излюбленной игрой стали закодированные сообщения, которые ей приходилось разгадывать. Именно поэтому она решила изобрести невидимые чернила, чтобы перевести их игру на другой уровень. Теперь она сможет оставлять отцу невидимые сообщения, а ему придется определить, какое химическое вещество сделает их видимыми. Лилиан очень хотелось как можно скорее испробовать свое изобретение.

Над головой раздались тяжелые шаги. Лилиан подняла глаза на потолок. Послышался громкий голос, но слов она не разобрала – пол верхнего этажа, сделанный из прочного дерева и камня, покрывал толстый ковер. Быстренько убрав с глаз долой химикаты, она отправилась наверх.

Завернув за угол, она застыла, а сердце почему-то забилось в горле. Папа вернулся? Да… Но почему он лежит на полу? И почему Карсон, склонившись над ним, кричит, чтобы позвали доктора? Она спросила, почему папе нужен доктор, но на нее никто не обратил внимания. Лилиан подошла ближе, и от увиденного упала на колени, у нее перехватило дыхание. Лицо и шея папы представляли собой кровавое месиво, из носа, рта и ушей тоже текла кровь.

– Что случилось, сэр? Это грабители? – выкрикнул Карсон.

Голова раненого дернулась.

– Пре… – Он судорожно вздохнул, из груди его вырвался странный клокочущий звук, заставивший Лилиан похолодеть, и прохрипел: – …дали.

Она понятия не имела, что сказать, что сделать, как помочь, и только рыдала:

– Папа! Папа!..

Отец нашарил ее руку и так сильно стиснул запястье, что Лилиан застонала. По ее щеке текли обжигающе горячие слезы. Отец устремил на нее пристальный взгляд одного глаза, который еще мог открыть.

– Найди их… У лета.

Лето? Испуганная и сбитая с толку девочка ничего не понимала.

– Что?

– У лета… – Его рука ослабела и бессильно соскользнула на пол. Отец провалился в беспамятство и в себя так больше и не пришел.

– Пре, – пробормотала Лилиан. – …дали. – В то время все это не имело никакого смысла. Но теперь… Она опустил глаза на письмо, которое держала в руке. «Мы в опасности! Встретимся через два дня в то же время, в том же месте». – Пре…дали. – Она почувствовала, как к глазам подступили слезы. Смерть ее отца не была случайностью. Его заманили в ловушку. Этой самой запиской.

Она еще несколько секунд смотрела на записку, потом схватила английское письмо и положила рядом. Почерк явно один и тот же. Письма не подписаны, но на последней записке сохранилась часть печати. Писал аристократ.

Лилиан бросилась к книжным полкам и стала жадно всматриваться в корешки. Где же? Где? Наконец-то! Вот он! Генеалогический справочник английской аристократии нашелся в дальнем углу. В этом доме он не пользовался популярностью. Судя по покрывавшему его толстому слою пыли, справочник никто не брал в руки уже лет пятнадцать. Но информация из него никуда не делась! Лилиан положила толстый том на стол и принялась быстро листать, сравнивая изображенные там печати аристократических родов с той, что имелась у нее в руке.

Сегодня она узнает, кто предал ее отца. И позаботится, чтобы предатель получил по заслугам.

Джеффри Уэнтуорт никогда не хотел быть графом, но, став таковым, твердо усвоил одно: граф может выйти сухим из воды практически в любом случае, – и теперь искренне надеялся, что в случае убийства собственной матери – тоже.

– Я, наверное, чего-то не понимаю, мама, – из последних сил сдерживаясь, чтобы не стряхнуть дорожную грязь с одежды прямо на девственно-чистый пол гостиной, едва не прорычал Джеффри. – Ты вызвала меня с заседания парламента под предлогом срочной необходимости. – Пытаясь сдержать гнев, он замолчал и судорожно сглотнул, чувствуя, что еще немного, и он перейдет на крик. Видит Бог, он едва не загнал коня, стараясь добраться сюда как можно быстрее, и разбередил старую рану, которая теперь болела нещадно. – И все потому, что тебе захотелось пригласить на несколько дней гостей?

Женевьева Уэнтуорт, графиня Стратфорд, спокойно сидела у камина на низком диванчике, обитом яркой тканью с цветочным рисунком, словно перед ней был заглянувший на чай гость, а не сын, проделавший долгий путь верхом, повинуясь ее срочному вызову. Джеффри подозрительно разглядывал мать. Да, она всегда славилась невозмутимостью, но ведь и он уже давно не мальчик. Всем известно, что он мог одним взглядом заставить нервничать и суетиться даже самых опытных, прошедших огонь и воду солдат. Но мать, столкнувшись с его гневом, даже бровью не повела. Странно, но, похоже… она выглядит довольной, даже торжествующей. У Джеффри внутри что-то екнуло. Она явно задумала какую-то гадость, а это значит, что всем мужчинам из ее окружения следует быть начеку.